развернул ткань.
Твою мать… доллары, фунты, золотые монеты, кольца-подвески и прочие бранзулетки. И ладно Небош заныкал, но как же свежеиспеченный коммунист Глиша? А он, словно почуяв мое удивление, добавил:
— Большую часть мы сдали, а это как ты всегда делал, одна десятая на экстренные расходы.
Да-а… Если это десятая часть, то сколько же увез Славко? Широко жил поглавник Павелич, и страшно представить, сколько у него на счетах запрятано. Но что характерно, в сверточке ни рейхсмарок, ни лир, ни тем более хорватских кун. Знал, сучонок, чем все кончится!
— Надо Андрею малость отложить, — пришел я в себя от блеска украшений.
Небош только хмыкнул — надо так надо, а вот Глиша даже обрадовался, словно мое предложение решало не дававшую ему покоя задачу. Так и оказалось — содержимое свертка плохо делилось на четверых ввиду наличия нечетного количества драгоценностей неопределенной стоимости. А вот выделение пары висюлек еще одному бенефициару позволяло поделить остальное между нами и Ромео примерно поровну. Метода стандартная — один делит, второй садится спиной и говорит, кому кучка, на которую указал третий.
— Ну что, в порт и в Черногорию?
— Не так быстро, — остановил меня Небош, рассовывая свою долю по карманам. — Корабль из Бари забрал ребят, которых самолетом не вывезли, здоровых и выздоровевших.
— Ну так наймем другой!
— Славко сказал, чтобы мы через Бриндизи возвращались, — Глиша тоже сгреб свою часть.
Ну Бриндизи так Бриндизи, невелика разница. Тем более уже запустили нечто вроде пригородных поездов, три часа и мы на месте. Заехали к Андрею, передал ему незаконно нажитое, чему он порадовался, но посчитал и заявил, что слишком много.
— Бери, все ровно поделили!
— Не, вещи старинные, я в Америке за них куда больше выручу, — и насунул мне сдачу, долларов двести.
Хорошо живут сержанты, ничего не скажешь. А еще адрес в Нью-Джерси, куда писать и приезжать, где живут его родители. Я мог ответить только адресом до востребования — бог весть куда завтра судьба закинет.
На вокзале Ромео, пришедший под ручку с Луиджиной, перед самой посадкой обрадовал: он, оказывается, едет не с нами, а в статусе официального жениха помогает семье невесты переезжать в Рим.
— Понимаешь, она поступила в Институт искусств, а ее одну туда жить не отпустят.
Девушка, вырвавшая бойца из наших рядов, мило стеснялась и стреляла темно-карими глазками, не отпуская Ромео от себя ни на шаг. Так что только при прощальных объятиях он ухитрился шепнуть мне на ухо:
— Перебрасывают на север, начальство в курсе.
Если до Бриндизи мы доехали без помех, строго по расписанию, то дальше начались приключения. Зимнее море — не самое приятное место, разве что в Шарм-эль-Шейхе. А так — холодный ветер, брызги, волны и небольшой кораблик, от киля до клотика пропахший рыбой, плюс экипаж такого вида, что «Пиратов Адриатического моря» можно снимать без грима. На пароль, правда, ответили точно и без запинки.
От Бари до черногорской Будвы — двести верст, мы приготовились потерпеть сутки до твердой земли, но волнение все усиливалось и усиливалось, а когда шхуна или как ее там, сделала две трети пути, начался настоящий шторм. Глиша с Небошем без того лежали пластом, а теперь выблевали все до зеленой желчи и слабо уговаривали меня пристрелить, чтобы больше не мучатся.
Цепляясь за леера, я вскарабкался в будку, где капитан крутил туда-сюда штурвал, направляя нос поперек волн.
— Чего приперся, иди воду качай! — недружелюбно посоветовал помощник.
— Узнать, сколько нам еще.
— Спроси у Святого Петра и Святого Эразма Формийского! Шторм усиливается, нас сносит на юг.
— Не пугай зря, — процедил капитан, — сносит и сносит, придем в Бар вместо Котора.
Прогноз оказался чрезмерно оптимистичным — у нас встала машина, всех, кого можно, поставили отчерпывать воду, а Глишу, невзирая на состояние, мобилизовали в помощь механику. Торчать в воняющем селедкой или сардиной трюме, когда лишенный хода корабль мотает, как пьяного, попросту страшно, но полчаса тупых и размеренных движений ведром или помпой вышибли из головы все панические мысли и мы автоматически наклонялись, черпали, выливали, наклонялись, черпали, выливали и так до бесконечности.
Сколько там ковырялись в машине не знаю, но чинить движок в качку не просто. Часов десять, не меньше, прошло, прежде чем внизу чихнуло, застучало и вышло на ровные обороты.
И заработала мотопомпа.
«Ну и ладно, не очень-то и хотелось» сказал шторм и умчался дальше, оставив нас болтаться на смешных волнах в два метра. Капитан, все время не отпускавший штурвала, передал его помощнику, сел в угол рубки и отключился.
Борьба за живучесть вымотала меня, как недельный марш по горам. Состояние будто опять заболел тифом — перед глазами пелена, мышцы ноют, и единственное желание сдохнуть.
— Хрен нам Бар, ребята, — порадовал помощник. — Сильно снесло, идем в Дуррес.
Голова понемногу восстановила способность мыслить и я усмехнулся — надо же, считал, что на историю воздействую, а на деле судьба несет меня, как скорлупку.
Берег показался через два часа, а еще через полтора город встретил нас оголтелой пальбой в воздух.
— Что происходит? — спросил капитан на итальянском у парней, принявших концы.
— Капитуляция! — ответил местный понятным без перевода словом. — Гитлери!
Так-то отсюда оккупантов вышибли уже давно, но город все равно загулял — конец войне!
В голову вместо радости и облегчения почему-то пришла мысль, что январь в России XXI века будет выходным месяцем — с Новым годом, Рождеством, Старым Новым годом и Днем Победы.
Победы лучшей, чем та, что я помнил. Почти на четыре месяца раньше. Да еще Красная армия заняла всю Австрию до Зальцбурга. В самой Германии расклады прежние — встреча на Эльбе, уж больно союзники ломились вперед, к Берлину, любой ценой! А цену они заплатили немалую — коммунисты получили все шансы прибрать Грецию и как минимум Северную Италию, освобожденную в сильной степени партизанами. На юге, где стоял фронт и все контролировали союзники, консервативное крестьянское население за короля-батюшку, а вот промышленный север красный от Милана до Венеции. И как бы это не вылилось в гражданскую войну. И в свару из-за хотелок югославского руководства: Триест они, похоже, откусят, но как бы не возжелали большего, а ссора красной Югославии с красной Италией нафиг не нужна.
После ознакомления с политическим положением в мире и состоянием движка, капитан распорядился:
— Ремонтируемся до утра, утром идем
