«Они все об этом думали, — мысленно напомнил себе Финни. — И ничего у них из этого не вышло».
Он еще раз обошел комнату и вновь оказался перед телефоном. Стал внимательно изучать его. Глазами проследил за тонким черным проводом, прибитым к белой штукатурке. Провод поднимался вверх примерно на фут и заканчивался букетиком истертых медных нитей. Финни сам не заметил, как взял в руки трубку. Он не осознал, как прижал ее к уху… От этого невольного проявления безысходной и безумной надежды он весь сжался. Зачем устанавливать в подвале телефон? Да, здесь был и унитаз. Может быть — ужасная мысль! — раньше здесь кто-то жил?
Потом он очутился на матрасе, лежал и сквозь нефритовый полумрак смотрел на потолок. Он впервые понял, что за все это время ни разу не заплакал и вроде бы не собирался. В данный момент он совершенно сознательно отдыхал, набирался сил перед следующим раундом исследований и мыслей. До прихода Ала он будет бродить по комнате и выискивать то, что можно использовать. Будь у него хоть какая-то вещь, пригодная в качестве оружия, он сумел бы противостоять Алу. Осколок стекла, ржавая пружина. А нет ли пружин в матрасе? Когда он накопит достаточно сил, он попытается что-нибудь придумать.
Должно быть, родители уже догадались, что с ним что-то случилось. Они наверняка страшно волнуются. Он задумался о том, что сейчас его ищут, но в воображении не возникла ни заплаканная мать, отвечающая на вопросы следователя на домашней кухне, ни отец, отводящий глаза от полицейского, который поднимает с крыльца магазина Пула и кладет в полиэтиленовый пакет пустую банку из-под виноградного лимонада.
Вместо этого Финни представил себе Сюзанну. Она поднялась на педалях велосипеда и скользит по широким улицам их квартала. Воротник ее джинсовой куртки поднят, она прячет лицо от порывов ледяного ветра. Сюзанна на три года старше Финни, но родились они в один день — двадцать первого июня. Этому факту она придавала мистическое значение. Она вообще очень увлекалась оккультизмом, гадала на картах таро, читала книги о связи Стоунхенджа с пришельцами из космоса. Несколькими годами раньше ей подарили игрушечный стетоскоп, и она частенько прижимала его к голове Финни, пытаясь услышать его мысли. Однажды он наугад вытащил пять карт из колоды, и она угадала все до одной, не отпуская руку с зажатым в ней стетоскопом от середины его лба: пятерка пик, шестерка крестей, десятка и валет бубен, червовый туз. Ничего подобного больше не случалось.
Финни видел, как старшая сестра ищет его на улицах, которые в его воображении представлялись пустыми, без пешеходов и машин. Ветер завывает в кронах деревьев, мотает из стороны в сторону голые ветви, и кажется, будто они тщетно царапают низкое небо. Иногда Сюзанна прикрывает глаза на пару секунд, словно хочет лучше сконцентрироваться на каком-то далеком голосе, зовущем ее. Это к его голосу, к его немому крику она прислушивается в надежде найти брата с помощью неизведанных телепатических сил.
Она поворачивает налево, затем направо, она двигается автоматически, не думая, и обнаруживает улицу, доселе ей неизвестную, что заканчивается тупиком. По обе стороны стоят пустые на вид дома с заросшими газонами. На подъездных дорожках валяются детские игрушки. При виде этой улицы ее сердце забилось быстрее. У нее возникает уверенность, что похититель Финни живет именно здесь. Она едет медленнее, поворачивает голову, тщательно и с опаской осматривая дом за домом. Вся улица погружена в невероятную тишину, словно ее обитателей эвакуировали много дней назад вместе с домашними животными. Все двери заперты, свет везде выключен.
«Не здесь, — думает она. — И не здесь».
И направляется дальше, в тупиковый конец дороги, к последнему дому.
Она останавливается, поставив одну ногу на асфальт. Она еще не потеряла надежды, но пока она стоит там, кусая губы и оглядываясь, в ее голове формируется мысль: она не найдет брата, его никто не найдет. Это ужасная улица, и Сюзанне становится очень холодно. Ей кажется, что она чувствует холод даже внутри себя, чувствует его ледяную щекотку под ребрами.
И вдруг она слышит какое-то металлическое позвякивание. Она вертит головой, пытаясь найти источник звука, пока не догадывается посмотреть вверх, на последний телефонный столб на улице. Между проводами запуталась связка черных воздушных шаров. Ветер хотел освободить их, изо всех сил трепал и дергал, а они подскакивали и метались, помогая ему. Однако неумолимые провода не отпускали связку. Сюзанна отшатнулась при виде шаров. Они внушали ей отвращение. Почему-то они внушали ей отвращение. Мертвое пятно на небе. Ветер перебирал провода как струны, и они звенели.
Когда зазвонил телефон, Финни открыл глаза. Придуманная история о себе и о Сюзанне растаяла. Это всего лишь история, даже не видение; история о призраке, где призраком был он сам. Или он скоро им станет.
Он оторвал голову от матраса, с удивлением обнаружив, что уже почти стемнело… и его взгляд упал на черный телефон. Ему показалось, что воздух вокруг телефона вибрирует от оглушительного бренчания стального молоточка о ржавые колокольчики.
Финни сполз с матраса и привстал на коленях. Он знал, что телефон не может звонить. То, что он слышал, было лишь фокусом спящего мозга. Тем не менее он почти ожидал, когда телефон зазвонит снова. Глупо было валяться столько времени и мечтать до самого вечера. Ему нужно оружие — гнутый гвоздь, камень. Вот-вот совсем стемнеет, и он не сможет продолжать поиски в темноте. Он поднялся на ноги. Он чувствовал себя отупевшим, сильно кружилась голова. В подвале стоял жуткий холод. Он подошел к телефону и приложил трубку к уху.
— Алло? — спросил он.
За окном пел ветер. Финни прислушивался к мертвой линии. Он уже собирался повесить трубку, когда услышал на другом конце провода щелчок.
— Алло? — повторил он.
6
Когда темнота сгустилась и накрыла его с головой, он свернулся на матрасе калачиком и обхватил поджатые к груди колени руками. Он не спал. И почти не моргал. Он ждал, когда откроется дверь и толстяк войдет, закроет за собой дверь и они останутся вдвоем. Но Ал не приходил. У Финни не осталось ни единой мысли, все его внимание переключилось на сухой стук пульса и далекий шум ветра за высокими окнами. Он не боялся. То, что он чувствовал, было больше, чем страх: некий наркотический ужас, сковавший его таким оцепенением, что сама идея движения казалась нелепой.
Он не спал и не бодрствовал. Минуты не шли и не сливались в часы. Думать о времени, как раньше, не имело смысла. Существовал один момент, а потом — другой момент, и они тянулись мимо беспощадной немой процессией. От этого паралича без сновидений Финни очнулся, только когда в темноте замаячил водянисто-серый прямоугольник ближайшего к нему окна. Финни знал (не давая себе отчета, откуда взялось такое знание), что он не должен был дожить до рассвета. Эта мысль не была обнадеживающей, но она побудила его начать шевелиться. С огромным трудом он сел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
