мешок денег, и я на ваших глазах обрадуюсь, потому как откроются возможности. Или, скажем, если мои родные проживут до ста лет, я точно буду благодарить, как и многие из вас, судьбу за её доброту. Но что же во всём этом будет внутри меня? Почему этот зародыш останется без впечатления? Почему его беспристрастие расстроит, когда я посмотрю на его лицо в кромешной тьме?
Я очень хочу, чтобы скептический зритель оказался прав. Я хочу проснуться в один из обычных дней и понять, что я люблю эту жизнь; Что я хочу искренне смеяться. Искренне желать продвижения по службе. Искренне мечтать о бессмертии для всех достойных людей. Искренне… быть. Возможно, так оно и будет. И я забуду о себе вот таком, какой я сейчас. Тот человек уйдёт, оставив тело моё и дух в радости и покое. Всё это покажет время, но сейчас я искренне улыбаюсь только тому, что жизнь не длится вечно. И эта конечность меня успокаивает, только иногда пугая загробным продолжением.
* * *
Сейчас я иду по самым людным улицами и ухмыляюсь. Да. Ироничная лёгкая улыбочка, никто и не заметит. Все эти попытки объяснить себя — смешны. Но почему? Может виною тому исключительное сосредоточение на темах, которые кажутся чем-то выходящими за норму поведения, но разве сама норма не говорит о коллективном безумии? Каждый раз я буду заходить в тупик, ведь каждая дорога только и ведёт к этому самому тупику.
Что же остаётся? Что я получил, проделав такой долгий путь в надежде объясниться? Эта череда предложений — одна лишь маленькая неуклюжая попытка, но что я получил? Я спрашиваю.
Сказать «облегчение» — значит соврать. Лишний раз напомнить себе «кто ты?» — уже ближе к условной правде. Моя бесконечность. Мой век. Моё истерзанное тело. Моя душа.
Кто во всей этой нескладной истории «вы» и эти постыдные воспоминания? Можно без преувеличения сказать, что я набрался наглости сделать вас соучастниками.
Я хотел. Даже точнее: я желал, чтобы вы вскрыли собственный замо́к, посмотрев на себя теми самыми не заспанными глазами, которые поначалу ужаснулись собственному отражению, и только со временем научились бы чуть более снисходительно относиться к естественному уродству. Не пытайтесь сказать мне, будто вы не такие. Не врите хотя бы себе.
Опыт познания реальности — тот самый аргумент, позволяющий мне со всей наглостью тянуть вас за собой. Простите, но вы люди. А даже те единицы, которые умудрились не запятнать себя поисками, вы ещё страшнее нас, вечно неспокойно ищущих ответы. Статуи, которых выковал «неизвестный» для декора богатых господ.
Грязный асфальт под ногами. Сотни и тысячи оттенков разной ткани. Формы обуви отличаются. Причёски. Шапки. Кепки. Разные походки. Где-то идут па́рами. Где-то толпой, что и не сосчитать… Да. И шум. Постоянные комбинации.
Вот в голову влетают звуки деревянного соловья. Отдельные слова с обсуждениями. Проблемы. Новинки моды. Пятничные планы. Смешки. Нескрываемая агрессия. Вопросы.
Поворот направо приносит долгий светофор. Мы ждём, когда же можно будет перейти в другую параллель. Девушка на другой стороне будто бы с интересом посмотрела в мою сторону, но затем пропала. Толпа съедает её. Мы все идём. Глазами ищу лицо, но тщетно. Кофе по скидке после четырех дня или вечера?
Гнилостный запах у люков. Калеки попрошайничают на узком проходе, с хитрецой посматривая прямо в глаза. Задумчивые листья по ветру скользят, попадая прямо в объектив. И каждый здесь чувствует себя особенным. Да. Это правда, но это ложь. Не сложно вот так сорваться с урбанистической мантры.
Редкие деревья. Они успели покрыться той самой безжизненной коркой для сна. Падающие люди где-то рядом, от переизбытка внутренних страданий. Счастливые дети. Школьники. Влюблённые подростки, которые пока сами стесняются первых чувств после жаркого и беззаботного лета. Деловые маленькие собачки. Постоянная рекламная пауза, что вызывает мигрень, а у некоторых и душевную эпилепсию. Допустим меня… осталось только вспомнить, кто этот «меня». А, нет, пока помню. Безразличие вокруг съедает. Но если и есть кому-то дело, то это тоже своего рода перекус. Пищевая цепочка, как любое другое понятие всегда пронизывает насквозь аспекты существования. Вот да, ещё одна тема, на которой можно сфокусироваться.
Допустим, еда. Как уже было сказано выше, мы её употребляем. Она нас употребляет. Пища бывает для ума, для настроения и с пылу, с жару. Еда — основа. По такой логике и космос ведь чем-то питается, правильно? Скорее всего энергией (ведь именно её дарит еда), а раз так, то любой наш приём пищи — это кормление космоса. Как вам такое? Замкнутая цепочка, образующая монументальную идею об одержимости высших физических (и выходящих за грани этого понимания) сил накормить всех вусмерть. И ведь каждый считает себя главным. А вот ещё. Забавно так.
Девочка идёт с мамой и пытается ударить родителя маленькими кулачками, приговаривая: «Ну купи, купи, купи!»
Меня умиляет это не только с точки зрения наивности, но и с точки искренности настоящей трагедии, сравнимой с потерей чего-то действительно дорогого. Приоритеты меняются. Последний штрих: молодая мама игнорирует ребёнка, пытаясь внутренне собраться в другую структурную идею. Делегирование в пустоту. Ребёнок должен превратиться в уроборос.
Я понимаю, последние строки не должны были быть такими размазанными и «ни о чём». Простите. Честное слово.
Хотелось бы закончить на действительно сильной ноте, словно я смог сделать какие-то выводы. Или, допустим, мне что-то открылось такое (даже пусть и почти неуловимое), что смогло бы изменить меня и вас. Где прожитые годы стали бы тем самым опытом, который принёс пользу и дал будущему хороший запал. Но, увы, записывая свои последние бесцельные шатания по чужому городу, я не хочу врать.
А все эти несвязанные предложения — всего лишь попытка не расплакаться за себя и за всех вас. Таких же ранимых, как и я. Таких же потерянных. Заблудших. Не понимающих ровным счётом ничего. Теряющих каждый день по чуть-чуть себя. Медленно гаснущих под натиском, и замешанных событиями, где, казалось бы, уже ничего нельзя исправить, но мы всё пробуем и пробуем обмануться и поверить в новую сказку.
Свет дня
уступает ночи
забирая жару,
забирая солнца лучи
Фонари
Редкие их лучи,
монотонно освещают куски,
в промежутках своих —
скромны
Темнота
Женщина в чёрном
заполняет собою пространство,
а фонари, как сверчки —
разбавляют её в
