— Я не знаю, — ответил я.
У меня в мозгу постепенно формировалась пока еще смутная идея, и я был очень рад тому, что он уезжает.
— Тогда я буду ждать вашего звонка. Все, что будет в моих силах…
— Да, я вам позвоню, — снова оборвал его я и начал спускаться по лестнице, ведущей к входной двери.
На улице я в нерешительности остановился. Потом, вместо того чтобы повернуть налево, туда, где находилась пристань, я повернул направо и медленно пошел к церкви.
Она в полном одиночестве стояла на небольшом возвышении в некотором удалении от отеля. Выкрашенные белой краской стены блестели в косых лучах вечернего солнца. Яркая и веселая церквушка казалась сказочной на мрачном фоне узкого и извилистого фьорда. Над длинной, усеянной валунами долиной громоздились холодные и неприступные горы, укрытые сверкающим белым снежным покрывалом. За кладбищем шумел ручей, стремительно несущийся с гор к фьорду.
Я открыл ворота и по дорожке пошел к церкви, по пути осматривая могилы. Над некоторыми стояли каменные памятники, но многие захоронения были отмечены простыми деревянными крестами, на которых черной краской были написаны имена усопших. Тень от церкви протянулась через кладбище до самого берега фьорда. То, что я искал, оказалось ярко освещено солнцем, поскольку находилось на самом краю. Это был свежевыкрашенный крест с именем Бернт Ольсен. Он выглядел в точности как в той газетной вырезке — маленький белый крест на фоне белой церквушки. Что не попало в кадр, так это вздымающиеся за церковью горы. Не передавал снимок и холодной отчужденности этого места.
Я вспомнил, каким Фарнелл был в Родезии. Он часто говорил о таких местах, как это. Он мог часами рассказывать о снегах, расположенных высоко в горах ледниках и разрезающих эти горы узких фьордах, пока чад от лампы наполнял нашу хижину, а уровень виски в бутылке неуклонно понижался. Тогда эти места практически невозможно было себе представить, потому что там, где мы находились, стояла неимоверная сушь и земля рассыпалась в пыль под палящим солнцем. Но теперь я понял, о чем он тогда мне говорил. И я был рад тому, что его похоронили здесь, в земле, которую он любил и ради богатств которой пожертвовал всем, что у него было.
Как будто я произнес свои мысли вслух, чей-то голос тихо откликнулся за моей спиной:
— Именно здесь он и хотел бы, чтобы его похоронили.
Я обернулся. Это была Джилл. Ее лицо было очень бледным, а губы дрожали. Мне показалось, что она плакала, но наверняка утверждать это я не мог.
— Я как раз об этом думал, — ответил я, обводя взглядом фьорд и горы. — Ради всего этого он и жил.
Я снова посмотрел на маленький крест над холмиком земли, еще совсем свежим и не успевшим порасти травой. Умер ли Фарнелл естественной смертью, или его и в самом деле убили? Кто и почему заблокировал ходатайство об эксгумации? Ответ лежал прямо передо мной. Необходимо было только снять вот эти куски дерна и докопаться до гроба… Я покосился на Джилл. Она была готова к тому, что тело Фарнелла подвергнется официальной эксгумации. Разницы, в общем-то, не было никакой. Но все же…
— Он будет здесь счастлив, — быстро произнес я, опасаясь, что она прочтет мои мысли.
— Да, — прошептала она. — Спасибо вам, Билл, за то, что вы меня сюда привезли. — Ее губы снова начали дрожать, и она, отвернувшись, пошла по дорожке к воротам. Я пошел за ней, и, когда мы вышли на дорогу, она спросила:
— Когда эксгумация?
— Эксгумации не будет, — ответил я. — Наше ходатайство отклонили.
Она вздохнула, как мне показалось, с облегчением.
— Я рада, — пробормотала она. — Не вижу смысла тревожить его здесь.
Я посмотрел на нее.
— Разве вы не хотите узнать, была его смерть случайной или нет?
— Нет, — ответила она. — Что бы мы ни делали, к жизни его это не вернет.
Мне нечего было ей ответить, и мы молча прошли по доскам пристани. На борту яхты Дик, Кертис и Санде ожидали нашего возвращения.
— Ну что? — поинтересовался Кертис.
— Ничего хорошего, — вздохнул я. — Ходатайство отклонили на самом верху. Кто-то очень не хочет этого вскрытия.
— Йоргенсен?
— Возможно, — ответил я и дал распоряжение отдать швартовы.
— Погоди, — встрепенулся Дик. — Дахлер на берегу. Он кому-то звонит из отеля.
— Кому? — спросил я.
Но Дик этого не знал. И когда Дахлер вернулся на яхту, он не стал ничего объяснять.
— Кажется, я вас задержал, Билл. Прошу прощения, — извинился он.
— Ничего страшного, — отозвался я. — Я всего лишь хочу немного спуститься по фьорду.
Я снова приказал Уилсону отдать швартовы, и вскоре заработал двигатель.
Солнце уже садилось, когда мы покидали Фьерланд. На мгновение снежная шапка Йостедала, как будто парящая над поселком, окрасилась в розовый цвет. Но тут же свет померк и фьорд превратился в темный и холодный разрез в горах. Из зеленой его вода стала чернильно-черной. Сумерки сгущались очень быстро, и в деревянных домиках, столпившихся вокруг пристани, начали вспыхивать огни.
Мы обогнули мыс, и я направил яхту к деревянным мосткам небольшой пристани. От поселка нас отделяло менее мили. Чуть выше по склону виднелась одинокая рыбацкая хижина, которая, казалось, балансирует на поросшем зеленой травой уступе утеса. Мы пришвартовались к прелым сваям, и я приказал спустить на воду лодку.
— Что вы задумали? — поинтересовался Кертис.
Я огляделся. Джилл наблюдала за нами, стоя возле кокпита.
— Я не хотел ночевать во Фьерланде, потому что там остановился мой представитель, — ответил я. — Мы с ним немного повздорили. Джилл, берите в помощники Уилсона и готовьте ужин.
Когда она скрылась в люке, Кертис спросил:
— Ваш представитель — это такой коротышка в черном костюме? С круглой пухлой физиономией?
— Да, — кивнул я.
— Ну так он ушел на рыбацком судне за десять минут до того, как вы с Джилл вернулись на борт, — сообщил мне Кертис и испытующе посмотрел на меня. — Что вы задумали, Билл? — Не дождавшись моего ответа, он продолжил: — Вы собираетесь откопать тело Фарнелла, верно?
— Да, — кивнул я. — Церковь находится в очень уединенном месте. Луна встает сразу после полуночи. В нашем распоряжении будет четыре часа.
Он схватил меня за руку. В его глазах неожиданно вспыхнул гнев.
— Вы не можете этого сделать, — заявил он.
— Не могу этого сделать? — рассмеялся я. — Не будьте идиотом. Это совершенно безопасно. Там не будет ни души. И даже если нас заметят, никто не будет знать, кто мы. Поэтому я и не захотел оставаться во Фьерланде.
— Я беспокоюсь не о том, что вас поймают, а о Джилл, — ответил он.
