Весельчак по натуре, Василий Петров быстро завоевал уважение своих сослуживцев, любовь товарищей. Где Петров — там обязательно интересный разговор, смех, веселье. То Петров чтение вслух интересной книги затеет, то какую—либо спортивную игру устроит. Он и статью газетную растолкует, и клумбу во дворе разобьет, о своем депо расскажет. А то вдруг поведет острым с хитринкой глазом.
— Что приуныли, хлопцы? Споем?
— Споем!—дружно соглашались те.
— «Широка страна моя, родная»,— заводил тенорком Петров, и песня, как птица, взлетала в вышину, плавно неслась над рекой.
На границе беспрерывно ходят дозоры, внимательно смотрят часовые. Гляди, товарищ, в оба! Гитлеровцы, хозяйничавшие за Бугом, обнаглели, с каждым днем активизируя засылку в нашу страну агентов разведки. На какие только хитрости не шли лазутчики!
Однажды Михаил Каретников, назначенный старшиною заставы, и Василий Петров — командир расчета станкового пулемета, утвержденный заместителем политрука, поздним осенним вечером вышли на границу проверить службу нарядов.
— Чего они там потеряли? — заметил Петров вспышку фонарика в лесочке на том берегу. — Постой...
Через несколько минут снова вспыхнул и погас огонек.
— Обождем,— решил Василий.
— А как же! — согласился Каретников.— Здесь «ему» удобный брод — раку по колено...
Залегли в кустах метрах в двадцати от Буга. Тихо кругом. Только слышно, как ветерок играет побуревшими листьями. Прошло так минут пять, десять. Василий насторожился. Может, почудилось? Нет.
— Слышишь? — шепнул он товарищу.
— Слышу, — тихо ответил Каретников.
Всплески воды стали явственнее.
Василий выдвинулся вперед, раздвинул ветви. Так и есть! Бродом идут люди — человек десять. Донеслось приглушенное покашливание и грубый предостерегающий голос. «Нагло идут!» — разозлился Петров и обернулся к подползшему Каретникову:
— Приготовься.
— Многовато их... — промолвил Каретников,
— Ну и что ж? Не пропускать же их. Давай, гранаты к бою и пошли! Главное — внезапно.
— Ну, если внезапно, то пошли,— согласился Каретников. Он и тогда был таким же невозмутимым и рассудительным.
Петров пополз к берегу левее переправившейся группы нарушителей границы. Каретников заполз справа.
Люди вылезли из воды на берег, осмотрелись и пошли. Не успели они сделать и десяти шагов, как позади ночную тишь расколол грозный окрик:
— Стой! Ложись!
Бандиты огрызнулись несколькими выстрелами и нацелились бежать, но справа и слева от них метрах в тридцати разорвались две гранаты, и позади снова кто—то крикнул:
— Ложись, говорят! Бросай оружие!
— Ложись, гады! — прозвучал поблизости другой голос. Приказ раздался, когда в воздухе еще свистели гранатные осколки. Такое сочетание делало требование очень убедительным. И бандиты, как подкошенные, рухнули ниц. С заставы уже мчалась на поддержку группа пограничников.
Бандитов разоружили и отконвоировали на заставу.
А в ту же осень как—то Петров «святого ангела» привел на заставу. Товарищи терпеливо ждали, когда Петров выспится после ночного наряда, чтобы расспросить, как он сцапал «святого»?
Делая вид, что не замечает любопытства друзей, Петров неторопливо умывался, с аппетитом поел и лишь тогда, закурив, рассказал:
— Иду к Бугу, — начал Василий Петров. — Ночь лунная. Трава на лугу, что около реки, будто серебром полита. Особенно кочки. Ощупываю взглядом каждый бугорок, вижу, один из них движется. Вот, думаю, чудо! Я, конечно, оружие наизготовку и туда. Подобрался, вижу в траве мужик — в чем мать родила. Чес—слово! «А ну, — говорю, — подымайся. Поднялся. Гляжу — мать честная! — на груди у него здоровенный крест синий. Наколка. Мужик трясется весь не то от холода, не то от злости, а меня смех разбирает: «святые» через границу на брюхе ползать начали!.. «Это кто ж, бог тебя проштемпелевал? — спрашиваю. Молчит. Ну и черт с тобой.— Марш вперед, Каинова печать!»
Прикрыл он руками срам и понес свой крест на заставу. Вот и все, — под гром смеха друзей закончил свой рассказ Василий.
Весь день на заставе только и разговоров было, как замполитрука Петров поймал беспорточного лазутчика, решившего замаскироваться под цвет поблескивающей от лунного света росяной травы.
Шли дни за днями боевой жизни пограничной заставы, расположенной на Буге.
Немало задерживали здесь нарушителей границы. Ни один из них не прошел на том участке. Начальник заставы лейтенант Мирон Репенко, командиры отделении учили воинов метко стрелять и умело действовать на границе. Политрук Тимофей Мещеряков проводил политические занятия, воспитывал бойцов. Много помогал ему в этом замполитрука Петров. На заставе проходили тематические вечера, спортивные соревнования. Коммунисты, комсомольцы, воины—активисты часто ходили к местным жителям, освобожденным недавно от гнета польских панов. Каждый раз при таких встречах завязывались задушевные беседы. С затаенным дыханием слушали крестьяне рассказы Тимофея Мещерякова о Советской стране, о жизни рабочих и колхозников, которые сами управляют своим государством. Василий Петров, Михаил Каретников, Федор Козлов и другие подробно рассказывали каждый о своем городе, селе, о своем родном крае. Крепла дружба с населением, и местные жители — крестьяне—украинцы — встречали у себя пограничников, как дорогих гостей.
Настала весна 1941 года. Зазеленели прибугские поля, луга, пастбища. Белым нарядом украсились сады, И вот ветви фруктовых деревьев отягощаются плодами, Разлившийся во время весеннего паводка Буг вошел в свои берега и от знойного солнца мелел, образуя местами легко проходимые броды.
Каждый раз, выходя на границу, воины заставы наблюдали за Бугом необычные картины: там двигались танки, орудия, маршировала немецкая пехота. Доносился грохот машин, гул моторов. Потом движение военной техники прекратилось. А в последующую затем субботу за Бугом царила тревожная тишина. В этот предвоскресный день, как обычно, пограничники заставы вышли в наряды. Василий Петров, Федор Козлов освободилась к вечеру и пошли в село. Возвратились рано. Долго беседовали, сидя в скверике, разбитом под окнами казармы.
— Что—то Михаил давно к нам не заглядывал,— вспомнил Козлов о Каретникове.
— Да, забывает друзей,— промолвил Петров.
Каретников с полгода назад был назначен старшиной на соседнюю заставу, расположенную километрах в пяти отсюда. Раньше, бывало, нет—нет да и заскочит он к старым своим товарищам. Но вот уже больше месяца его ни разу здесь не видали.
