Мои слова его явно не удовлетворили, но он нехотя согласился.
Алексей пребывал в приподнятом настроении. А причину его оживления, скорее всего, объяснял слегка измученный вид флейтистки. Трио придворных кустарей демонстрировало императору свое новейшее изобретение — музыкальный ящик, издающий разнообразные мелодии благодаря многочисленным золотым колокольчикам, серебряным тарелочкам, молоточкам из красного дерева и даже струнам, закрепленным на раме, как у арфы. Весь этот сложный механизм приводился в действие посредством приделанной на одном конце бронзовой рукоятки, вращение которой таинственным образом порождало забавные звуки. Император, прихрамывая, обошел вокруг этого ящика, разглядывая его с детским изумлением, и так обрадовался легкости извлечения звуков, что начал воодушевлено вращать рукоятку, все больше удивляясь мелодическому разнообразию. Его воодушевление переросло в такую страсть, что изобретатели явно встревожились, выдержит ли их изобретение столько страсти. Флейтистка, безусловно, могла бы им посочувствовать.
— Послушай, шут, — обратился ко мне Алексей. — Один этот ящик способен заменить множество музыкантов. Разве это не чудо?
— Чудесней не бывает, мой повелитель, — ответил я. — И мне остается лишь благодарить мою шутовскую судьбу за то, что он не умеет петь и рассказывать истории, иначе я потерял бы всякую возможность подзаработать.
— Ну а вы что скажете, друзья мои? — спросил он. — Сумеете ли вы сделать копию Фесте?
— На такое способен только Создатель, — смиренно ответил один из мастеров. — Мы смогли скопировать музыку, поскольку ее изобрел человек.
— Однако я не являюсь натуральным дураком, — уточнил я, — и преуспел в шутовском ремесле благодаря собственным усилиям. Несомненно, и ваши умы способны воспроизвести подобные усилия.
— Это вне наших способностей, — продолжал упорствовать изобретатель.
— Тогда, ваше величество, я утверждаю, что эти парни не так уж умны. Ибо любой простак вроде меня способен сделать из себя шута, а ваши гении не способны изобрести нечто подобное.
— Я благодарен Господу за то, что многое в этом мире невозможно заменить механизмами, — подытожил император и нежно взглянул на флейтистку.
Та выдавила слабую улыбку.
— Итак, Фесте, я хочу сообщить тебе одну новость, — продолжил Алексей.
— Я весь внимание, мой повелитель.
— Возможно, и ты получишь удовольствие для разнообразия.
— Я всегда готов к разнообразным удовольствиям.
Он откинулся на спинку трона и широко ухмыльнулся.
— Тебя вызвали на поединок, — заявил он.
ГЛАВА 16
То, что есть, есть.
Двенадцатая ночь. Акт IV, сцена 2.
В комплекс Влахернского дворца входил и ипподром, не такой большой, конечно, как общегородской, но зато крытый, что позволяло императору устраивать игрища в любую погоду. Там хватало места для множества его ближайших приверженцев, наряду с армией их слуг и настоящей армией, следившей за всеми и каждым. Скачки на дворцовом ипподроме устраивались редко: овал арены был недостаточно велик для того, чтобы лошади успели разогнаться, зато повороты были чрезвычайно опасны из-за крутизны. Не знаю, приходилось ли лошадям испытывать головокружение, но здесь им определенно удалось бы испытать его.
Императорская ложа всегда содержалась в боевой готовности, поскольку Алексей частенько устраивал там бои, следуя своим внезапным капризам. Сегодня императорская чета воссоединилась по такому случаю, и супруги так оживленно беседовали, словно не виделись долгие месяцы.
Известие о моей своеобразной судебной ордалии[26] мгновенно разнеслось по Влахернскому дворцу, и на трибунах собрались все ближайшие и даже самые дальние родственники, а также уже знакомые мне многочисленные советники и чиновники. Тогда я впервые увидел трех императорских дочерей, занявших места позади своих родителей. Анна и Ирина весело болтали с мужьями, а сидевшая рядом с ними грустная Евдокия стреляла глазами в ближайших соседей, подыскивая потенциальных женихов.
Охрану императрицы обеспечивал все тот же возничий, и он одарил стоящего в другом конце ложи Станислава такой самодовольной ухмылкой, которая сошла ему с рук только благодаря великолепному атлетическому телосложению и рельефным мускулам. Капитан приветливо кивнул ему, продолжая, однако, пристально следить за публикой и выискивая малейшие признаки подозрительного поведения.
Протрубили фанфары, и меня вытолкнули на арену. Разумеется, я тут же начал спотыкаться и падать, исполняя смешные кувырки и сальто. Врезавшись на последнем «колесе» в перегородку ложи прямо перед императором и императрицей, я ловко оттолкнулся и кубарем покатился обратно. Наконец я выпрямился, отряхнулся и раскланялся с самым что ни на есть важным видом.
После очередного сигнала фанфар на сцену, приплясывая, выбежала моя соперница, в совершенстве исполнив все акробатические трюки, которые мы с ней изучили, и добавив к ним несколько собственных изобретений. Аглая поклонилась перед императорской ложей, а потом, повернувшись ко мне, повторила поклон. Когда она выпрямилась, я ответил ей тем же. Она, увидев мой более смешной поклон, ответила на него еще более вычурным, сопроводив его затейливой жестикуляцией. Я попытался повторить его, но в результате запутался в собственных руках и ногах настолько, что стал похож на человека, завязанного в узел.
Аглая насмешливо поглядывала на меня, пока я пытался распутать свои конечности. Если Талия славилась гибкостью кошки, то Аглая, используя преимущество своего невысокого роста, изображала скорее мышку. Ее мимика и жесты постоянно менялись, и если Талия выступала с кошачьей грацией, то Аглая резво скакала. Она вдруг подскочила ко мне сзади и дала хороший и крепкий пинок; а когда я, наконец распутавшись, обернулся, она уже с невинным видом прохаживалась на безопасном расстоянии.
Я зарычал на нее, словно медведь на мышку, и начал, прихрамывая, гоняться за ней, неуклюже пытаясь поймать обидчицу. Но она подныривала под моими руками и носилась вокруг, ловко награждая меня легкими пинками. Так мы дурачились какое-то время, потом я остановился, тяжело дыша и вытирая пот со лба. Аглая же, насмехаясь, приплясывала в сторонке.
Доковыляв до своей сумки, я вытащил дубинку. Ее смех тут же растаял, и она настороженно уставилась на меня. Я угрожающе замахнулся дубинкой, якобы намереваясь проучить ее, но она отчаянно замахала руками и, бросившись к своей сумке, достала две дубинки и нарочито погрозила ими. Изобразив задумчивость, я тоже достал еще две. Она вооружилась третьей, и мы начали жонглировать.
— Есть ли уже ставки на этот поединок, мой повелитель? — крикнул я императору.
— Мнения разделились почти поровну, — сообщил он. — Она на редкость ловка.
— А что скажет моя повелительница? — спросила Аглая.
— Я ставлю на то, что мы выиграем, — заявила Евфросиния. — Но этот парень способный шут. Вы отлично смотритесь вместе.
— И на то есть причина, — заявила Аглая. — Императрица, позвольте мне представить вам моего мужа, Фесте.
А я подхватил:
— О император из императоров, позвольте представить вам мою жену, Аглаю.
Алексей посмотрел на Евфросинию, и они оба расхохотались.
— Ты знала об этом, моя дорогая? — всхлипывая, спросил он.
— Даже представить не могла, — задыхаясь от смеха, выдавила она. — Надо же, как замечательно!
— О, поверьте мне, — воскликнул я, — чертовски выгодно заиметь дурочку в качестве жены.
— И дурачка в качестве мужа, — не замедлила ответить Аглая.
— Тем более что многие неудачные брачные отношения объясняются тем, что один из супругов подозревает другого в глупости, — заметил я.
— Но мы-то уж знаем это наверняка, — сказала Аглая. — Так что нам не о чем беспокоиться. А если у нас возникают споры…
— Которых у нас никогда не бывает, — встрял я.
— Нет, бывает.
— Нет, не бывает! — крикнул я. — А если у нас возникают споры… — повторила она, смерив меня обжигающим взглядом.
— Мы никогда…
— Или кто-то перебивает кого-то, — разъярившись, крикнула Аглая, — то, будучи дураками, мы с легкостью делаем то, что и в голову не придет умным людям.
— Что же вы делаете? — спросила императрица.
— К примеру, швыряем друг в друга дубинки, — сказала она, и наш поединок начался.
— И ножи, — добавил я, подключая их к номеру.
— И мечи!
— И топоры!
Арена заполнилась летающими над нами острыми предметами, а мы с сияющими улыбками смотрели друг на друга, став наконец мужем и женой.
Акробатические номера перемежались стихотворными импровизациями, песнями, игрой на музыкальных инструментах и легкими смешными перебранками. В общем, мы развлекали публику более двух часов. Аглая вновь стала неукротимой Виолой, остались позади как эфемерные общественные ограничения, так и явно обеднявшая ее натуру роль Клавдия. Весь ипподром непрерывно хохотал, и трудно было сказать, чьим шуткам и каламбурам больше хлопали.
