– Ну ты и накрутила, подруга, – услышала голос Вероники.- Не занимайся чрезмерным самокопательством. Михел действительно хороший парень. В нем столько искреннего оптимизма, желания творить, идей и, скажу, идей замечательных, и он очень талантлив, поверь мне. Я все-таки жила в этом мире и знаю цену некоторым вещам. И еще он симпатичный, сама бы в него влюбилась, но, увы, я старше его на целую жизнь, и у меня нет тела, а то бы сейчас пыталась привлечь его внимание, такой он притягательный. А эти его глаза цвета горячего шоколада – обалдеть.
– Вероника, ты чего, эмоции твои аж мое сознание пробивают?
– Ах, оставь, Лотта, у меня нет тела, но сознание и эмоции-то есть, так почему бы не помечтать о несбыточном? Немного завидно стало. Господи, старая дура, что удумала! Все, молчу. Просто забыла, каково это, когда на тебя так смотрят – я же вижу, как он поедает тебя глазами.
Я поперхнулась, закашлялась и решила сменить тему.
– Тебе этот мир больше нравится, чем наш? Да, Михел?
– Он другой, в нем много совершенно ужасного и отвратительного, но я стараюсь уйти от этого, жить творчеством, хотя Лилит смеется и называет меня страусом. Но кроме творчества мне ничто не интересно. Я пытаюсь, может быть, тщетно, уходить от интриг, не вникаю в политику, не смакую истории межнациональных распрей, не обращаю внимания на всевозможные сексуальные извраты, которых тут невероятно много и, конечно, не хочу участвовать и даже думать о войнах. Будет хорошо, если ты тоже не будешь в это вникать, надеюсь, получится. Если мне не нравится кто-то, я по возможности ухожу от общения с таким человеком. Я не пытаюсь исправить его, не мое это призвание, и я почему-то уверен, что кошку не научишь гавкать по-собачьи, как не научишь искренности политика или не сделаешь ягненком акулу бизнеса или, хуже того, толерантным религиозного фанатика.
Услышала голос Вероники:
– Оказывается, Михел – приверженец чистого искусства. Искусство ради искусства – это уже было, и немногим удалось не запачкать крыльев своих Пегасов. Уход от негатива даже понятен, не люблю идею полезности существования. От этой идеи кислой капустой попахивает: она полезнее, чем апельсины, а апельсинов хочется все равно.
А в это время Ха продолжил свой монолог:
– Но в этом мире есть то, чего еще нет или, может, никогда не будет в нашем мире. Этой невероятной техники, которая дает такие возможности выразить свои идеи и поделиться этими идеями с людьми, которым это тоже интересно и понятно. Здесь есть профессионалы, у которых я могу научиться, как выразить то, что живет внутри меня. Как ни странно, я понял – этот мир для меня. Это ощущение сугубо личное, другим нужно иное – природа, тишина, дороги или книги и раздумья. Ты удивлена, да, Лотта? Тебе здесь не нравится.
– Михел, это точно не мое, мне трудно здесь дышать и думать, трудно чувствовать этот мир. Давай пока об этом не будем. У нас есть то, что мы должны выполнить, и мы будем стараться. И я рада за тебя, ты найдешь еще человека, который будет с тобой рядом.
– Я на это не надеюсь, Лотта, просто я услышал такое слово: «запечатление», и твой образ – он запечатлен в моем сознании, и мне от него не уйти. Я знаю, что это так, это не надуманные фантазии. У некоторых людей такое бывает – у поэтов, например, таких, как Петрарка, был образ любимой, он не жил с ней и только мечтал о ней, но это был смысл его жизни и творчества. Так и у меня, но почему-то мне хочется не только мечтать о тебе, но реально прижать тебя к себе и целовать тебя, а не образ. Очень хочется. Наверно, я не поэт.
– Прости, Ха, у меня в конце следующей недели свадьба, и ты там будешь. Карен надеется тебя увидеть, и родители тоже волнуются. Мы в воскресенье улетим с тобой на нашу Землю, у нас там тоже много работы, ты будешь снимать, а я искать место для поселения. И давай оставим разговоры про чувства, это не принесет никому облегчения, ты знаешь. Мы такие разные, я и не думала, когда мы были в путешествиях, что все так изменится.
– Все, замолкаю, только несколько снимков. Сядь вон туда.
И началось. Михел мучил меня так и сяк, крутил в разные стороны, да еще крылья заставил расправить.
– Невероятно красиво, – все время повторял он, – невероятно.
Он бы мучил меня еще долго, но я сползла на пол и сказала твердо:
– С этим все. Идем, куда собирались.
Если бы я знала, что будет дальше, то выбрала бы мучение с фотографированием, потому что то, что было потом, не передать словами. Сначала мы ездили на этой невероятно красивой машине. Так быстро – казалось, что это быстрее, чем летать с Ветром. Я вжалась в кресло и дрожала, а потом эти огромные магазины на Родео Стрит, торговый комплекс «Родео Коллекшн» – голова кружилась от невероятного количества вещей. Зачем человеку столько? Ну зачем? Михел выбирал, ко мне прикладывали, на меня надевали и надевали, что-то мерили, что-то покупали. Мои руки нашли неподобающими для девушки и целый час отмачивали в каком-то растворе и красили ногти. Нет, этот мир ужасен. Хорошо, хоть спокойно поели в каком-то милом ресторанчике, на открытой террасе.
– Здесь вкусно готовят морепродукты, – сказал Михел
Запомнила название Il Cielo. Попробовала эти необычные, но действительно вкусные блюда. Ресторан был очень уютным, ели мы на террасе, а прямо перед нами открывался вид на огромный город. Потом немного погуляли в парке. Мне стало легче, но все равно попросилась домой и, добравшись до какого-то дивана, рухнула на него и заснула. Какой это ужас – город и столько людей, а еще надо пережить вечерний прием.
Вечером на меня надели элегантный брючный костюм с блузоном с открытой спиной. Хорошо, что у меня волосы длинные и можно было голое тело прикрыть, а еще грела мысль, что меня здесь никто не знает. Лилит оставила невероятно красивое украшение, Михел застегнул все это на мне, и я посмотрела в зеркало. Да, там была красивая девушка. Но я почему-то этому была не рада. Чувство было такое, что меня ведут, как овцу на заклание или как кобылу на ярмарку.
Вероника возмутилась.
– Ты не придумывай лишнего, твое дело улыбаться, еще раз улыбаться и не брать дурного в голову. То бишь не прислушиваться к ощущениям. Думаю, главная нагрузка возляжет на Кощея и Лилит.
– Будем надеяться, – буркнула я.
Мы подъехали к чудесному парку и по освещенной дорожке вошли в роскошное здание. Я шла под руку с Михелом, а Лилит с Кощеем. Играла музыка, все было невероятно изыскано, вокруг сновали и предлагали бокалы с вином официанты. Дамы сверкали бриллиантами и улыбались в 360 зубов или даже больше. Впрочем, у мужчин зубов было не меньше. Очень скоро мне поплохело. Я чувствовала фальшь, исходящую от большинства людей: мало кто улыбался просто так и чувствовал себя расковано. Все, казалось, хотели продать себя – и подороже. Мне становилось все хуже и хуже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
