Командир выразительно взглянул на оставшегося бойца и показал ему сюрикен. Спецназовец кивнул, как бы сообщая, что узнал оружие, и принятым в отряде жестом обозначил владельца: «Наемник». Командир так же кивком выразил согласие, но затем покачал головой, дав понять, что кое в чем сомневается. Он указал сначала в ту сторону, куда ушла группа и преследующий ее наемник, затем развернулся и указал в противоположную сторону. Именно оттуда был брошен сюрикен. Закончил пантомиму командир жестом, обозначающим обходной маневр. И снова покачал головой.
Боец немного подумал и выразил согласие с сомнениями командира. Наемник не мог совершить обходной маневр так быстро, ведь по прямой он ушел километра на два, а значит, должен был сделать крюк длиной во все три, в сумме — пять. За прошедшие двадцать минут заложить такой вираж было нереально.
Командир снял с тела погибшего бойца подсумки, распределил боеприпасы, поднялся и жестами проиллюстрировал свое видение ситуации и следующие из него оргвыводы.
Скорее всего, спецназовца подкараулил, оглушил пси-ударом, а после убил не наемник, а все тот же саблист. Сюрикен он подобрал на месте расправы с мародерами и теперь использовал, чтобы натравить спецназ на наемника. Таким образом, завалить этого маньяка с саблей становилось не просто делом чести, но и вопросом выживания. Но на всякий случай, поскольку это лишь умозаключения, а не доказанные факты, в черный список, вторым после саблиста, следовало занести и наемника.
Боец показал три пальца и вопросительно поднял брови. Командир немного подумал, в сомнении побарабанил пальцами по прикладу автомата, а затем в очередной раз кивнул, как бы добавляя: «Да, огнеметчика тоже».
Глава 9
Зона, 15 часов 11 минут до часа «Ч»
Пиво «Корона Империи» после водки «Казаки» было лишним. Это стало ясно еще до отбоя, когда Скаут вернулся в казарму. Когда же около четырех утра его растолкал зевающий Бибик, Скаут совершенно отчетливо понял, что не в форме. «Казаки» служить «Короне» категорически отказывались и норовили поднять бунт, грозивший выплеснуться за пределы «Империи».
Пара таблеток шипучего аспирина, растворенного в «нон-стопе», привели Скаута в чувство за каких-нибудь пятнадцать минут, как раз пока сталкер умывался, одевался и практически на автопилоте паковал рюкзак, но чувство — это не форма. В нее Скаут смог бы прийти чуть позже, часов через десять, выспавшись и промочив горло рюмкой-другой «опохмелятора». Собственно, надираясь вчера в Зоринском баре «Сом», он на этот сценарий и рассчитывал. Ведь приближался Выброс, и в ближайшие двое суток никто из военных сталкеров не собирался уходить в Зону. Но судьба в лице полковника Казакевича решила поиздеваться над проводником, отправив его с больной головой в суточный рейд. Непруха, иначе не скажешь.
Впрочем, недосып и срыв опохмелки не испортили Скауту настроения. Он вообще редко унывал. В Зоне было интересно и опасно, что для сталкера являлось двумя непременными условиями существования. Скука забодала еще дома, что же касается опасности, тут ситуация была сложнее, но в целом именно эти два условия привели Скаута в Зону и удерживали в ней уже три года кряду.
Здесь ему было более чем интересно, он чувствовал себя в своей тарелке, а еще тут никто не знал, да и не особенно хотел знать, кем был Скаут в «прошлой жизни». Здесь он был просто Скаутом. Тем самым.
Для многих новичков эта кличка уже звучала как имя нарицательное, вроде ловеласа. В их представлении полулегендарный Скаут был раздолбаем, неунывающим балагуром и неутомимым ходоком хоть в центр Зоны, хоть к черту на рога. Они считали его острым на язык и дерзким задирой, что раздражало начальство, зато ценилось друзьями, расчетливым смельчаком, который запросто может войти в «горящую» избу, но пробудет там ровно столько, сколько позволяет защита скафандра или набор артефактов, большим бабником и надежным боевым товарищем. В общем, ни дать ни взять — портрет лихого пирата на госслужбе. Друзья романтический ореол вокруг Скаута не развеивали, только посмеивались на приватных вечеринках в том же «Соме» или другом «баре для опытных ходоков» и слегка подтрунивали. А сам Скаут тем более не возражал против придуманной ему характеристики, хотя в глубине души… боялся разоблачения.
Ведь на самом деле все обстояло не совсем так, как казалось друзьям, и уж на сто процентов не так, как считали молодые проводники. Если копнуть глубже, никакого Скаута вообще не существовало. То есть человек с такой кличкой имелся, но его личность была чистой воды легендой, выдумкой, сначала собственной, а затем, в угоду окружающим, еще и обросшей деталями чужого сочинения.
Насчет раздолбая и балагура все было верно. Только это была не настоящая натура Скаута, а плотно прикипевшая маска. Настолько плотно, что он и сам не всегда понимал, где маска, а где его личность.
А кто бы знал, сколько сил отнимала эта проклятая «неутомимость»! Бывало, Скаут едва доползал до койки, причем, чтобы не порушить имидж, ползти приходилось бодро, чуть ли не вприпрыжку, будто снорк какой-то. Выбрал себе бестолковый имидж — имидж крепи делами своими… ж. Вот уж верно сказано.
Да и дерзким Скаут был, только когда точно знал, что не получит за свои выходки кулаком в нос. А бабником он был и вовсе «платоническим», на словах, и спасало в этой ситуации лишь то, что в байках о любовных похождениях фигурировали дамочки из палаточного лагеря (пойди, найди их там, проверь), а еще то, что никто из новичков не подозревал, какой Скаут принципиальный враль.
И, наконец, насчет походов к центру и так далее: Скаут забредал дальше «смотровой» всего однажды, но не посмел заглянуть даже за ворота мертвой станции, а не то что сунуться в саркофаг, где дозиметры свистели, как чайники. И дело тут не в «расчетливой смелости», а в безрасчетной трусости!
Вот в этом и заключалась суть самого большого опасения Скаута. Опасения, что кто-нибудь узнает, какой в действительности он трус, причем во всех вопросах, от баб до боя. Да какое там опасение, это был натуральный страх. Отчаянный страх, что кто-нибудь поймет, зачем Скаут явился в Зону. Поймет, что явился он не в надежде заработать на машину, а чтобы избавиться от трусости!
За три года сталкерства у Скаута вроде бы поубавилось проклятой трусости, все-таки побродил нормально. Пересек Зону от Андреевки до Усова и от Ильинцов до Чапаевки раз двадцать, и столько же раз обошел по кругу. И хоть сунулся непосредственно в Припять только трижды, зато побывал в таких местах, где трус не выживет. Но все же, если честно, держался до сих пор на плаву Скаут лишь потому, что ему постоянно удавалось выкружить для себя роль полегче да с напарником поопытнее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
