Признавая мир, независимый от языка, Дэвидсон тем самым стоит ближе к Куайну, чем к Стросону. Об этом говорит тот факт, что в его модели соотношения языка и реальности понятия истины и референции фиксируют связь между структурой языка и структурой этого объективного мира, а не являются, как у Стросона, аспектами употребления языковых выражений. Подобно Куайну, Дэвидсон считает истину фундаментальным, базовым отношением, а референцию трактует как «теоретическое» понятие, которое не обладает непосредственной эмпирической данностью («прозрачностью» или «постижимостью»), а вводится для объяснения определенных аспектов языка. Истина же, которую нельзя определить через какие-то другие понятия, интуитивно понятна, легко распознается и играет конституирующую роль в отношении языка и мышления. Усвоение понятия истины происходит одновременно с усвоением языка, ибо овладение языком включает в качестве важнейшей своей части приобретение способности распознавания условий истинности используемых предложений.
Но при этом Дэвидсон отвергает онтологическую относительность. Его вселенная монистична; она одна у всех людей. Однако это не означает, что она не может быть описана самыми разными способами в соответствии с разными нормативными принципами. Как раз наоборот — концептуальный плюрализм является неотъемлемой чертой человеческого опыта. Именно поэтому процессы интерпретации составляют, согласно Дэвидсону, основу и вербальной коммуникации, и познавательной деятельности людей. Интерпретацией пронизано все в человеческом мире.
Итак, мы рассмотрели наиболее важные идеи философии языка и метафизики Дэвидсона. Довольно скоро созданная им истинностно-условная семантика приобрела статус почти ортодоксального учения [Dummett, 1978, p. xi — xii], однако у нее нашлись и критики. Среди них наибольший интерес для нашего исследования представляют аргументы коллеги, друга и неизменного оппонента Дэвидсона — британского философа Майкла Даммита, который к тому же предложил свой вариант построения систематической теории значения.
4.5. Верификационистская семантика М. Даммита
Деятельность британского философа Майкла Даммита главным образом связана с Оксфордом, и, хотя его становление как философа приходится на период расцвета там философии обыденного языка, он ни в коей мере не является ее последователем. На него, безусловно, сильное влияние оказал Витгенштейн, в котором он видит «чрезвычайно богатый источник важных и порой проницательных идей», однако, по его глубокому убеждению, философский метод Витгенштейна не может служить «прочным фундаментом для будущих исследований в философии» [Dummett, 1978, p. 452]. Такой фундамент, с его точки зрения, образует философия языка Фреге, исследованию которой он посвятил свои наиболее важные труды. Интерес к идеям Фреге, а также интерес к интуиционистской философии и логике отчасти объясняют тот факт, что в отличие от философов обыденного языка, крайне негативно относящихся к тому направлению аналитической философии, которое возобладало в США и которое обязано своим появлением влиянию эмигрировавших из Европы логических эмпиристов во главе с Карнапом [110], Даммит с интересом и без предубеждения относился к исследованиям своих американских коллег, видя в них продолжателей «дела» Фреге. Он воспринял многие идеи у Куайна и Дэвидсона, но вместе с тем подверг их подход к изучению языка критическому переосмыслению.
Вслед за своими предшественниками, о которых шла речь выше, Даммит убежден в том, что язык служит ключом к онтологии, отражая в себе наиболее общую структуру реальности. По его словам, «теория значения лежит в основе метафизики» [Dummett, 1978, p. xl] и вопрос только в том, как нам следует строить семантическую теорию нашего языка и каким требованиям она должна удовлетворять, чтобы быть руководством в метафизических исследованиях. Отвечая на этот вопрос, Даммит постоянно полемизирует с Дэвидсоном: соглашаясь с ним по одним важным аспектам, он отстаивает прямо противоположную позицию по другим. Однако прежде чем приступать к рассмотрению того, в чем сходны и в чем различаются позиции Дэвидсона и Даммита в трактовке теории значения, нельзя не отметить одну трудность, связанную с изложением взглядов последнего. Хотя в критике своих оппонентов Даммит всегда последователен и безапелляционен, свою собственную позицию по многим вопросам он формулирует не столь определенно. Дж. Пассмор пишет по этому поводу: «…как только читатель начинает склоняться к тому, чтобы приписать Даммиту определенное учение, тут же неожиданно возникает поворот в его аргументации, появляются непредвиденные трудности, заявляют о себе новые альтернативы. Как критикам, так и сторонникам приходится придавать взглядам Даммита некоторую фиксированную форму, с тем чтобы начать их обсуждение» [Пассмор, 2002, с. 83]. Кроме того, Даммит не так уж редко меняет свою точку зрения по тем или иным вопросам. Отметить эти изменения при настоящем кратком изложении не представляется возможным, однако наиболее важные из них будут нами указаны. В целом же мы представим позицию Даммита в ее более или менее первоначальном виде, вызвавшем наибольший интерес и обсуждение у западных философов.
Даммит разделяет с Дэвидсоном убеждение в том, что ключевая задача философии — это построение систематической теории значения для языка, на котором мы говорим. Это составляет и главный пункт его расхождений с поздним Витгенштейном, настаивавшем, как известно, на невозможности создания каких-либо философских теорий, в том числе и теорий значения, и провозгласившем бессмысленными любые попытки это сделать. По мнению Даммита, философский метод Витгенштейна, ориентированный на анализ конкретного употребления языковых выражений в разнообразных языковых играх, будучи несомненным проявлением его философского гения, не может служить общей методологией философского исследования. Ярким свидетельством тому является бесславный конец философии обыденного языка, представители которой попытались реализовать этот подход Витгенштейна: когда эта философская школа, не без сарказма замечает Даммит, исчезла с философской арены, этого почти никто и не заметил [Dummett, 1978, p. 445]. Ну а если говорить по существу, то на необходимость систематической теории значения, по мнению Даммита, указывает тот факт, что человек, владеющий языком, способен понимать бесконечное число предложений этого языка, включая и те, которых он прежде никогда не слышал, ибо этот факт «вряд ли можно объяснить иначе, как предположив, что каждый говорящий неявным образом усваивает ряд общих принципов, которым подчиняется употребление слов этого языка в предложениях» [Dummett, 1978, p. 451]. Дать четкую и ясную формулировку этих общих принципов, управляющих построением из более простых более сложных выражений, и призвана систематическая теория значения.
Далее, вслед за Дэвидсоном, Даммит полагает, что теория значения должна быть теорией понимания языка. По его словам, «будет правильным согласиться с тем, что философские вопросы относительно значения лучше всего интерпретировать как вопросы о понимании» [Даммит, 1987, с. 129], поскольку понимать то или иное языковое выражение — это значит знать его значение. Таким образом, теория значения должна сообщать нам, что же именно знают говорящие, когда они понимают язык, на котором говорят; в такой трактовке она «не является описанием извне практики употребления языка, она считается предметом знания со стороны говорящих. Владение языком состоит, с этой точки зрения, в знании говорящим теории значения для этого языка: именно это знание придает произносимым высказываниям смыслы, которые они в себе несут, и именно потому, что два говорящих воспринимают язык как подчиняющийся одной и той же, или приблизительно одной и той же, теории значения, они могут общаться друг с другом при помощи этого языка» [Dummett, 1996, p. 100–101]. Истолковывая теорию значения как теорию понимания языка, Даммит вместе с тем подчеркивает, что понимание в данном случае не следует рассматривать как некий психологический акт или процесс, происходящий внутри человека одновременно с речью. Когда человек произносит или слышит слова, понимая выраженную в них мысль, за этим не стоит ничего большего, чем тот факт, что он знает язык и произносит или слышит данные слова. По мнению Даммита, именно это имел в виду Витгенштейн, когда писал, что «понимать предложение значит понимать язык». Некоторые американские философы усмотрели в этом тезисе защиту лингвистического холизма, однако, полагает Даммит, Витгенштейн хотел сказать нечто иное: «учитывая, что вы понимаете язык, что вы находитесь в этом состоянии понимания, не нужно, чтобы произошло что-то еще, в чем состояло бы ваше понимание этого предложения, не нужно никакого акта понимания, иного, чем то, что вы слышите определенные слова» [Dummett, 1996, p. 99].
