— А что он будет делать с тобой? Если придет.
— Все, что пожелает, конечно. Тебе не стоит задавать глупые вопросы, тем более что в целом ты не глупец.
Он перевел свое внимание на Дженни, которая улыбнулась ему и сказала:
— Привет, Мойе, как дела?
Он оставил это без внимания и снова заговорил с Кукси:
— Огненноволосая кажется более счастливой, чем раньше. Я вижу, она выпила много твоего писко с воздухом, но есть и что-то другое. Думаю, она нашла то, что было потеряно.
— Да, можно сказать и так.
— Да, и я вижу тень ее смерти, почти так же, как если бы она была живым человеком. Она хочет заняться с тобой пувис, Кукси.
— Нет, что ты!
— Да, потому что я видел это в ее снах. И в твоих снах тоже. Ты заберешь ее в свой гамак?
— Это не наш обычай, Мойе.
— Я верю тебе, потому что вижу, как женщины приходят, чтобы забрать своих детей из-под моего дерева, и у всех у них только один ребенок, иногда два. А ведь у вас так много еды. У каждой должно быть десять, и все толстые. Наверное, уай'ичуранан разучились это делать.
— Нет, они только об этом и думают. Уверяю тебя, очень многие уай'ичуранан только и занимаются, что пувис.
— Нет, я хотел сказать, что они разучились вызывать духов детей из солнца в тела их женщин. В общем, затащи ее в свой гамак, а может быть, она затащит тебя в свой, я слышал, это делается среди вас. У нее широкие бедра и тяжелая грудь, и она выносит много здоровых сыновей для клана Кукси. Но я пришел спросить тебя, не слышал ли ты чего-нибудь о Паксто, прекратили ли там вырубку и строительство дороги.
— Они не прекратили, Мойе. И боюсь, что не прекратят.
Мойе помолчал некоторое время, потом сделал характерный жест, похожий на пожатие плечами, и понурился.
— Плохо дело, — сказал он на кечуа, а потом спросил о чем-то на собственном языке, которого Кукси не знал, и, не дожидаясь ответа, направился к двери.
Кукси и Дженнифер последовали за ним в сад. Мойе закинул голову, уставившись на полную луну, сейчас запутавшуюся среди верхних ветвей одного из высоких дубов, окаймлявших усадьбу.
— Что ты будешь делать теперь, Мойе? — спросил Кукси.
— Вернусь на свое дерево и буду ждать, — сказал индеец. Повернувшись, он собрался уйти, но задержался и снова обратился к Кукси: — Послушай, я тут кое-что обнаружил. Оказывается, есть уай'ичуранан, которые умеют вызывать тичири. Ты знал об этом?
— Я не знаю, что такое тичири, Мойе.
— Я объясню. Есть мир под луной и мир над луной. Под луной проживаем наши жизни мы, люди, а над луной — мертвые, духи и демоны и так далее. Мы, йампирина, умеем путешествовать между этими мирами, а также айсири, кудесники и ведьмы: когда ты спишь, тропы открыты, и оттуда приходят сны. Все это знают. Но только немногие знают, что стража проходов можно вызвать, связать и заточить в т'наису, — тут он коснулся маленького свертка, который свисал у него с шеи, — так что в сны того, кто это носит, нельзя проникнуть, во всяком случае без усилий. Этот страж называется тичири.
— И ты нашел такого стража, охраняющего одного из нас?
— Нашел. Маленькую девочку. Казалось бы, пустая трата сил, зачем так старательно охранять маленькую девочку? Кому какое дело до снов девочки? Но я думаю, это необычная девочка. По какой-то причине она привлекла внимание Ягуара. Скажи мне, можешь ты призвать тичири или изготовить т'наису?
— Я не могу, — ответил Кукси. — Но многие родители молятся, чтобы у их детей были хорошие сны. Может быть, дело именно в этом.
— Молятся? Ты хочешь сказать, просят Йан'ичупитаолик? Нет, это было что-то другое. Надо будет подумать об этом побольше.
После этих слов индеец исчез в тени.
— О чем это он, а? — спросила Дженни.
— Да так, трепотня, — беззаботно ответил Кукси.
— Это не было похоже на трепотню, — возразила Дженнифер, которой шампанское придало смелости. — Больше было похоже на серьезный разговор. А где он живет, с тех пор как убежал?
— На дереве. Похоже, он доволен. Да, он говорил серьезно. Думаю, сегодня ночью он собирается кого-то убить.
— Господи! И кого?
— Наверное, одного из тех людей, которых он считает ответственными за вырубку его леса.
— Ты можешь его остановить?
— Я — нет. Да и в любом случае он не думает, что делает это сам. По его убеждению, это делает человек на луне, или Ягуар, как он называет своего бога.
Кукси поднял глаза на небо, к звездам.
— А что, если подумать, то там вполне можно увидеть ягуара. А можно и что-нибудь другое. Некоторые люди говорят, будто это старая женщина с мешком на спине. В некоторых частях Европы — это груженый воз, сокровище Шарлеманя.
— Но ведь это просто игра воображения. Разве нет?
— Это зависит от того, что понимать под воображением. Или фантазией. Мы с тобой только что говорили о разуме, и вот пожалуйста — хороший пример. Наше воображение в кооперации с некоторыми особенностями нашего разума позволило создать телевидение и ядерные бомбы. А в его представлении существует возможность проникать в сны людей и манипулировать массой и энергией совершенно иначе, чем это делаем мы. Ты помнишь отпечаток его ступни? Моя мать клялась, что собственными глазами видела, как шаман поднимался по вертикальному стволу дерева, вышагивая, словно по улице, а она, смею тебя заверить, не тот человек, которого было легко обдурить. Мойе, так сказать, воображает, что может превратиться в ягуара, но для него это вполне реально, и, честно говоря, я не исключаю, что каким-то странным образом он и правда умеет это делать.
Дженни почувствовала, как из ее горла вырвался булькающий смешок.
— Да это же дурдом, — пробормотала она, но осеклась, вдруг вспомнив эпизод в зоопарке, в клетке с ягуаром.
— Кажется, в бутылке еще чуть-чуть осталось, — заметил Кукси, осушив свой бокал. — Хочешь?
— Нет, спасибо. У меня уже и так кружится голова.
Он кивнул.
— Ну что ж, тогда спокойной ночи. Я и сам малость перебрал, а хочу еще почитать перед сном. Пойду. Я оставлю для тебя в рабочей комнате свет.
Когда он ушел, Дженнифер спустилась по дорожке к пруду и села на низкую каменную скамью, стоявшую у воды. Луна, оседлавшая верхушку дерева, одновременно ярко подрагивала на поверхности темной воды и обращала маленький водопад в поток серебра. Девушка уставилась на лунную рябь, чувствуя себя странно, и не только от вина. Она поискала объяснение и поняла, что у нее нет слов, но почему-то ей не удавалось и просто отдаться течению, и погрузиться в лишенные мысли глубины, как она делала всю свою жизнь. Слишком уж много всего вдруг собралось в ее голове: и эта оса, и история с присвоением насекомому ее имени, и рассказ Кукси о его жене, и вообще все, что относилось к жизни, о которой она не подозревала. То есть нет, конечно, она видела что-то в этом роде по телику и в кино, но все это не имело к ней никакого отношения, а тут вдруг оказалось, что она причастна к этому в Настоящей Жизни. Дженни поймала себя на мысли, что она стоит на пороге жизни, осознала, что после сегодняшнего дня цветов и рыбок будет уже недостаточно. Ее терзала тоска по тому, какой она была, и смешанное со страхом томление по другой жизни, от которой было уже не спрятаться в ставшее вдруг слишком тесным убежище уверенности в том, что она для этого слишком тупая.
И тогда она заплакала, молча, как научилась делать давным-давно в чужих домах, где не любили плаксивых детей. Ее лицо исказилось, уподобившись трагической маске, она обхватила себя за плечи, раскачиваясь взад-вперед на гладком камне, а из горла вышел приглушенный хнычущий звук, как у потерявшегося котенка. Ей было непривычно плакать на открытом воздухе. Раньше она это делала только во время припадка в какой-нибудь запертой кладовке. Или в кабинке школьного туалета для девочек, где она пряталась от дразнивших ее детей.
Однако о том, что это необычно, она подумала, уже отплакавшись, и тут поняла: ведь это новый для нее тип мышления — рассмотрение отражения жизни. Кукси сейчас продемонстрировал ей, как это делать: нужно посмотреть на жизнь со стороны, словно это кино. Но пока она плакала, она вообще ни на что не смотрела и ни о чем не думала.
Она закашлялась, ибо ее горло всегда болело после рыданий, да и лицо тоже. Опустившись на колени возле пруда, она плеснула себе в лицо воды, поднялась, утерлась подолом и услышала, как хлопнула дверь. Гравий заскрипел под ногами, и появился Кевин.
— Что, решила искупаться под луной? — спросил он, окидывая ее взглядом.
Говорил Кевин заторможенно, чуть заплетающимся языком, и она учуяла запах марихуаны. От воздействия наркотика его лицевые мышцы расслабились, и лицо обмякло, чего раньше она как-то не замечала.
— Нет, просто сижу.
Он вручил ей свою бандану. После недолгого колебания она взяла ее и вытерла себе лицо.
