Трудней было с порохом. Но всё равно во всех уголках Новой Англии толкли селитру, серу и уголь, растирали в порошок, изготовляя порох. Скоро понадобится!
Каждый боец народного ополчения отливал для себя пули сам и делал патроны, пригоняя их для своего оружия.
Порох и пуля скатывались и ссыпались в бумажные пакетики-патроны. Дядюшка Лорн предложил было пустить на бумагу для пыжей переплетённые экземпляры проповедей, но они оказались слишком жёсткими. Солдату приходилось откусывать конец патрона, прежде чем заряжать им ружьё. Часть пороха высыпалась на полку. Остальная вместе с пулей, завёрнутой в бумагу, никак не забивалась в ствол. Проповеди были так жёстки, что часто даже острые зубы Рэба не могли их одолеть. Зато почтовая бумага была помягче. Цилла собрала целую корзину записок, которые офицеры писали мисс Лавинии. Пули Рэба были обёрнуты приглашениями на бал, заверениями в вечном обожании и неуклюжими сонетами, где мисс Лавиния сравнивалась с Дианой и Афродитой! На одной из бумажек Джонни однажды узнал мальчишеский почерк Стрейнджера.
Отныне, когда Рэб тренировался с другими бойцами в Лексингтоне, у него бывал полный ящик патронов и, как он говорил, «слава богу, приличное оружие в руках».
4
Но вот прошёл март и прошёл апрель. Напряжение в Бостоне всё возрастало. Все знали, что с наступлением весны генерал Гейдж покинет своё бостонское убежище и, согласно повелению короля, поведёт в глубь страны войска, на этот раз немалые. Выступить с небольшой горсточкой солдат он не отважится. Он знал, что население провинции вооружается, готовясь к встрече с ним. Король Георг[22]1 уже гневался на медлительность осторожного генерала. Мятеж, несмотря на королевский приказ, не был подавлен, напротив — с каждым днём всё выше поднимал голову. Складов с оружием было захвачена мало. Всё мужское население Новой Англии проходило военную подготовку. Между тем его величество приказал распустить ополчение. До Бостона докатился слух, будто из Англии выехали три генерала, гораздо более свирепые, чем этот мямля Гейдж, которого они должны были сместить: генералы Гау, Клинтон и Бергойн. По всей вероятности, может даже, вопреки здравому смыслу, генерал Гейдж захочет произвести свою вылазку до того, как причалит «Церебус» с тремя генералами.
Джонни продолжал следить за каждым движением полковника Смита в «Чёрной королеве». Он вслушивался в каждое слово, невзначай обронённое Давом. Он продолжал ездить каждый день на выгон, хотя и побаивался встречи с недобритым офицером в камзоле, который приказал выпороть Джонни плетьми. Иногда он прогуливал коней полковника Смита, сидя на Сэнди и держа Нэн в поводу. Пока он не сел впервые на Сэнди, он и представления не имел, что верховая езда может быть таким пресным занятием. Он думал, что езда верхом всегда сопряжена с риском свернуть себе шею. После Гоблина все лошади казались ему смирными, Джонни прошёл суровую школу верховой езды, зато ездить научился по-настоящему.
5
Верхом на Сэнди и с Нэн в поводу Джонни проехал по Лягушачьей аллее, окаймляющей выгон. Теперь он был осмотрительней и старался не ездить через английские бивуаки. Водить лошадей полковника Смита входило в обязанности Дава, но Джонни всегда выполнял эту работу за него, а Дав в это время спал.
На выгоне граф Перси муштровал свою бригаду — все три полка. Впрочем, Перси этим занимался всегда. Он не оставлял солдат в покое ни на минуту, обучая и муштруя их всё время. Никто из бостонских командиров не мог с ним равняться. Это был примерный офицер.
Хотя по всему выгону маршировали и строились войска, Джонни решил оставить лошадей пастись на берегу Чарлз-ривер, а самому пробраться на выгон, прячась за плетнями. Джонни знал, что для коней свежая травка столь же заманчива, как для него конфеты — если б они были! День выдался тёплый, и Джонни ехал в одном камзоле. Апрель походил больше на май в тот год. Какая-то лень и чувство покоя овладели всем существом мальчика. Повернув на тропинку на нижнем конце выгона, он думал только о том, как будут наслаждаться лошади свежей зелёной травой и с каким бы удовольствием сам он сейчас съел бы конфету.
Он не обратил внимания на небольшую группу солдат в алых мундирах, которые зачем-то копошились в солончаках. Наверное, ужей ловят, а впрочем, не всё ли равно? Лошади опустили головы, чуть расставили ноги и жадно принялись рвать молодую травку.
Джонни вдруг услышал зловещую дробь барабана. Это была не обычная, рассыпчатая дробь. Казалось, вся бригада Перси шла на Джонни походом. Единственное место, которого они не наводнили собой, был клочок утрамбованной земли, где стояли плетни и где сейчас находились Джонни с Сэнди и Нэн. Взвод за взводом подходили всё ближе. Сэнди, старый боевой конь, заслышав барабан и топот ног, поднял голову, выгнул шею, задрал хвост — словом, принял боевую позицию. Нэн, которая относилась неодобрительно ко всему, что было связано с армией, продолжала щипать траву.
Джонни поглядел кругом себя. Только теперь он понял, чем были заняты люди в алых мундирах, копошащиеся в солончаках. Он увидел капеллана с открытым молитвенником в руках, деревянный гроб и наскоро вырытую могилу. Восемь солдат и офицер с ними вовсе не ужей ловили (как следовало бы в такой ленивый, жаркий день): они готовились к расстрелу. А тот, связанный по рукам и ногам человек с повязкой на глазах, — дезертир. Перси вывел всю бригаду в надежде, что после этого зрелища другим будет неповадно дезертировать.
Голубая блуза, рыжий хохолок. Значит, бедняга Пампкин попался в конце концов! Ему предстояло умереть не в красивом мундире его королевского величества полка, а в крестьянской одежде, которую Джонни для него раздобыл.
Мальчик стиснул зубы. Окружённый плетнями, он был как в западне. Уйти некуда. Напротив него, в позе «смирно», с глазами, устремлёнными вперёд, стояли солдаты в количестве тысячи, а может быть, двух тысяч человек; позади — карательный отряд. Дальше — река. Барабанщики в своих медвежьих шапках окаменели с палками на весу. По застывшим глазам, по бледным, взмокшим лицам Джонни догадывался о том, что делается у него за спиной. Какой-то молодой офицер весь позеленел. Один Сэнди, казалось, радовался. Услышав барабанную дробь и пальбу, он поднял голову ещё выше. Нэн взвилась на дыбы — полковник Смит наверняка скатился бы с неё.
Джонни закрыл лицо руками. Лицо его было мокро, руки дрожали. Он думал о голубой блузе, которую сшила для него мать, теперь разорванной пулями в клочки.
Пампкин так мало требовал от жизни. Ферма. Коровы. Рэб получил свой долгожданный мушкет, это верно, но Пампкин не заведёт уже собственного хозяйства. Несколько футов в длину, несколько в ширину в конце бостонского выгона — вот и вся американская земля, какою он будет владеть отныне и навеки.
— Не отставать! Шагом марш!
Это шёл отряд, который расстрелял Пампкина. Они были совсем близко, за его спиной. Джонни не повернул головы. Вот они прошли мимо него, и в его поле зрения попали их спины. Это были гренадеры в медвежьих папахах, с отвёрнутыми фалдами, из-под которых виднелись белые рейтузы. Квадратные алые плечи, и на каждом плече — мушкет. На конце каждого мушкета — круглый злобный глазок, и каждый глазок, казалось, устремлён на него. Восемь беспощадных глаз. Казалось, что смотришь в лицо самой смерти.
Джонни был мальчик храбрый и предприимчивый, от драк не увиливал никогда, а драк на пристанях хватало. Ни разу ещё ему не приходилось усомниться в собственной отваге. А сейчас усомнился.
Он не мог себе представить, чтобы кто-нибудь имел мужество устоять против этих кровожадных маленьких глаз. Сам он ни за что бы не устоял.
А Рэб, неужели и он когда-нибудь испытывал такое? Глядя на него, невозможно себе это представить. Если у него когда и были колебания, он ими ни с кем не делился. Джонни решил и сам держаться так. Смерть Пампкина, однако, потрясла его.
X. «Мятежники, разойдись!»
1
Четырнадцатое апреля, 1775 год.
Агенты генерала Гейджа — они выдавали себя за безработных янки — выполнили задание и вернулись. Все полковники собрались в губернаторском доме, чтобы вместе с генералом Гейджем послушать отчёты этих агентов. Об этом узнали и Джозеф Уоррен и Поль Ревир. Джонни Тремейн и тот знал. Впрочем, узнать, что агенты вернулись и отчитываются перед главнокомандующим, было нетрудно, а вот что же они рассказали — этого не знал никто.
Пятнадцатое апреля.
Это число пришлось на субботу. Все полки получили приказ за подписью самого Гейджа. Гренадерские и стрелковые соединения снимались с дежурства вплоть до особого распоряжения. Должно быть, предстояли какие-то манёвры.
Джонни своими глазами видел приказ, вывешенный в нижнем коридоре «Чёрной королевы».
