class="p1">Неудивительно поэтому, что снабжение новых судов портретами императора считалось крайне важным. Бюджет Министерства юстиции на открытие Казанского окружного суда был исчерпан к лету 1870 года, поэтому губернатору напомнили, чтобы он не расходовал более 7500 рублей, выделенных на меблировку и отделку657. Стремясь сократить расходы и подготовить все необходимое к ноябрю, министерство попросило губернатора изготовить мебель на месте, «без излишеств», и по возможности использовать мебель из упраздненных уездных судов658. Когда в сентябре 1870 года губернатор попросил дополнительную ссуду в размере 3000 рублей, он также сообщил министерству о невозможности заказать портреты императора в Казани659. Ответ из Санкт-Петербурга пришел через месяц: просьба о займе была проигнорирована, а губернатору было сообщено, что министерство уже «озаботилось покупкой портретов здесь, в С. Петербурге, и отсылкой их в Казань»660. В кратчайшие сроки министерство заказало четыре портрета за дополнительные 380 рублей. Несмотря на финансовые трудности министерства, вопрос о покупке картин не обсуждался.
По словам тех, кто работал в новой судебной системе, изображения царя производили большое впечатление на тех, кто находился в зале суда. Дьяченко вспоминал разговор со своим бывшим наставником Ильяшенко:
Я передал ему свое наблюдение, что одно напоминание о том, что суд творится по воле Государя Императора и его священным именем, вызывает в присяжных необыкновенное старание доискаться до истины, вызывает в них гордость и самое серьезное отношение к делу…661
Возможно, этот ярый сторонник судов присяжных лишь выдавал желаемое за действительное. Известно множество случаев, когда подданные отзывались о царе не слишком лестно. Как правило, люди были прагматичны в своем отношении к государю. Когда члены императорской семьи совершали поездки по губерниям, их обычно встречали с большим энтузиазмом, и помимо просьб о поддержке и прошений они получали подарки и другие знаки признательности662. Но, как правило, государь находился далеко, и упоминание его имени не обязательно способствовало повышению значимости того или иного нового закона. Например, в 1879 году русские и татарские крестьяне одной из волостей близ города Мамадыша Казанской губернии столкнулись с дерзким требованием волостной администрации: по приказу царя им было предложено оплачивать работу сельских полицейских («урядников») наличными, а также предоставлять им бесплатное жилье663. Крестьяне выступили против, настаивая на том, что им не нужны никакие урядники и что царь должен сам предоставить им жилье, если они ему так нужны.
В провинции «царь», очевидно, был неким абстрактным понятием, не имевшим большого символического веса. Однако в зале суда его присутствие ощущалось более непосредственно. В суде монарх играл роль некоего ориентира, который находился перед глазами присутствующих и упоминался в речах. А поскольку новые суды в гораздо большей степени, чем дореформенные, полагались на участие населения (в качестве зрителей, присяжных и юристов), многим довелось испытать подобное присутствие государя.
Как и публичные судебные процессы, здания судов тоже должны были производить должное впечатление. В дореформенной России средства на строительство здания суда выделялись редко. Когда суды открывались, их, как правило, размещали в административных зданиях, особенно в небольших городах. Расходы оставались главной проблемой, и во время судебной реформы Министерство юстиции в таких губернских городах, как Симферополь и Казань, все еще предпочитало перепланировку существующих объектов строительству новых. Суды больше не проходили на задворках — теперь суды размещались в больших и красивых зданиях, расположенных на главном бульваре в Казани или у соборной площади в Симферополе. Большое количество людей ежедневно проходило мимо этих зданий, останавливаясь, чтобы на них посмотреть.
Если здание в Казани оказалось подходящим, то помещение Симферопольского окружного суда с самого начала было чересчур маленьким. Министерство юстиции сначала не решалось что-либо предпринять, но к концу XIX века стало ясно, что Симферополю необходимо новое здание суда664. Переписка о строительстве нового здания, которое было открыто в 1909 году, позволяет судить о представлениях современников о том, как должен выглядеть новый суд. Во-первых, обычные финансовые проблемы мешали обсуждению проекта, а во-вторых, собственный специалист министерства по архитектурным вопросам вступил в спор с симферопольскими проектировщиками из‐за разногласий по поводу эстетических деталей. В октябре 1901 года он отметил, что все предложенные фасады выполнены в «новогреческом стиле» с «массой выступов, пилястр и колонн с капителями», но подверг критике то, что «на главном фасаде главный вход недостаточно богат», на боковых фасадах же «выступающие части [были] недостаточно выработаны»665. Кроме того, он настаивал, что местные проектировщики выбрали неправильную символику: имперский орел, предложенный для украшения основного парапета, «не подходил по характеру» для суда; «целесообразнее» было бы использовать Сенатский чекан (столп закона), как и на эмблеме Министерства юстиции. Неизменный акцент на величественных неоклассических фасадах сочетался с особой ролью судов в системе институционального устройства империи.
При первом знакомстве с новыми судами люди могли испытывать беспокойство. Один казанский присяжный заседатель так описывал свои впечатления в местной газете:
Недели за две до начала сессии мы с одним из своих знакомых получили повестки, призывающие нас в окружной суд 1‐го числа в качестве присяжных заседателей ровно к 10 ч. утра. <…> Признаемся: не без некоторой робости входили мы тогда в здание суда, сознавая всю важность новой для нас обязанности. Нам указали комнату, где мы могли оставить верхнее платье: это был присутственный зал гражданского отделения суда, свободный от занятий, в котором мы почти во всю сессию и собирались в ожидании начала заседаний. <…> Комната мало по малу наполнялась. Представители разных сословий являлись на службу: приходили купцы в длиннополых кафтанах и сюртуках, с бородами и без оных, мастеровые и немастеровые — граждане нашего города; были и дубленые полушубки крестьян666.
То, что люди испытывали волнение, вполне объяснимо, учитывая шквал новых впечатлений: великолепные здания, чувство важности и ответственности, экзотическое разнообразие других членов коллегии присяжных, с которыми предстояло провести следующие две или три недели. Хотя данный автор принадлежал к образованной публике, те же впечатления, вероятно, с еще большей силой обрушивались на представителей низших сословий. Возможно, суд и столкнулся с трудностями по оплате расходов до своего открытия, но результат, похоже, окупился сполна:
Красиво убранный портрет Государя, помещенный на переднем фасе залы, над самым судом, раззолоченное зерцало, аналой с лежащими на нем евангелием и крестом, столы покрытые красным сукном, за которыми в вышитых золотом мундирах заседают члены суда, прокурор и секретарь; присутствие священника, муллы, наконец, жандармы — все это действует на непривычный глаз очень сильно, а на крестьян— даже подавляющим образом, заставляя
