Выяснилось и то странное обстоятельство, что если у одного из братьев эта кровь проявляла себя во всей красе, то у другого текла много медленнее, кипела много реже и вообще едва ли напоминала истинную костровскую кровь. Так было с отважным Федором и его безвестным братом, ничем себя не проявившим, то же самое случилось с храбрецом Петром и вполне заурядным Тимофеем, и вот, наконец, эту особенность Маша во всей полноте лицезрела у своих сыновей, впрочем, истинным сыном был лишь Иван, а вот Виктор формально оказывался братом, что ее премного удивляло…
Действительно, Витя мало того, что был нелюбим, он и по природе своей, по своему существу был замкнутым, нелюдимым, временами робким и тихим, но иногда злым и мстительным. Ваня же был открыт, смел, решителен и, несмотря ни на что, любил брата, относился к нему хотя и свысока, но при случае всегда стоял за того горой, а со временем стал даже бороться с его дискриминацией со стороны матери… Тем не менее, Витя продолжал чувствовать себя чужаком, пасынком, байстрюком, продолжал спрашивать себя, почему все лучшее, вся полнота материнской любви, все тепло ее сердца достается Ване, а ему — только жалкие крохи, и, не находя ответа, скупо плакал по ночам…
Но слезами горю не поможешь, и однажды, в поисках истины, руки двенадцатилетнего мальчугана раскрыли метрику, в которой к своему удивлению в графе «мать» он прочитал неведомые ему имя и отчество — Анфиса Спиридовна! Сначала он подумал, что мать могла сменить имя, потом решил, что это ошибка, но когда, наконец, нашел свидетельство о рождении брата, где матерью значилась Мария Еремеевна, понял, почему к нему так относились, почему отравили неприязнью все его детство, единственное и навеки омраченное дефицитом любви!
Маша не стала ничего скрывать и на вопрос сына о различии в метриках откровенно пояснила, что его мать умерла во время родов и что она, Маша, ее дочь, а он, Витя, приходится ей, Маше, родным братом, пусть и сводным, и таковым же он приходится и Ване, но не по матери, а по отцу. На следующий день после такого шокирующего признания Витя не вернулся из школы, но он не сгинул, просто пропал… Как выяснилось позже, он сел на поезд и отправился в ближайший крупный город, где бесцельно бродил по улицам несколько дней, ночуя неизвестно где, питаясь непонятно чем, пока не был схвачен с поличным во время кражи на рынке и только после этого в сопровождении милиционера вернулся под крышу родного дома.
Закончив семь классов, Витя поступил в политехнический техникум в соседнем Святогорске и с тех пор появлялся в Мамонове только раз в несколько месяцев, обычно по праздникам. Внешне он, казалось, простил свою мать-сестру, стал более весел, более общителен и терпим, но внутри, как ни старался, простить не мог. Мало-помалу в голову его стали приходить крамольные, но близкие к правде мысли о том, уж не поспособствовала ли Мария Еремеевна кончине его матери, уж не из-за любви ли к его отцу случилось то, что он остался сиротой, пусть формально и имел мать? И чем больше он об этом думал, тем сильнее уверял себя, что именно так и есть, и желание справедливой мести все глубже вонзалось в его сердце, все плотнее окутывало его душу… Скоро желание стало страстью, стало требованием его самости, и, уступив его напору, Виктор сказал себе, что как только появится момент, он накажет тех, кто отравил его единственное детство…
Но годы шли, а подходящего случая все не представлялось. Вот уже и завершилась его учеба в техникуме, в тот же год брат Ваня закончил школу и поступил в летное училище, а у него, Вити, начались трудовые серые будни в должности мастера на вагоноремонтном заводе… Через год он встретил девушку, но она почему-то оставила его уже через два месяца… Работа нравилась все меньше, а водка все больше… Но однажды в дверь его комнаты постучали… Открыв дверь, Витя увидел своего брата Ивана! Тот был в синем парадном офицерском мундире, на плечах горели золотом лейтенантские погоны, а рядом с ним скромно стояла ухоженная и красивая девушка… И оба просто сияли счастьем! От похотливых глаз Виктора не укрылась и та пикантная подробность, что девушка была уже на сносях, и срок беременности, судя по плавному овалу живота, заметно проступащему под простеньким платьем, похоже, был приличным. И в тот самый момент, когда Витя увидел все это, кто-то из глубин подсознания сказал ему: «Час мести пробил! Действуй, Витёк!»
Иван же пожаловал в общагу, где жил Виктор не просто так, а для того, чтобы пригласить брата на свою свадьбу, справлять которую молодые решили в родном доме Марии Еремеевны, в недалеком Мамонове! А через две недели после торжества они уже должны были отправиться к месту службы молодого офицера — в далекую Латвию, на берега холодной Балтики…
Глава 18. Преступление
Вопреки ожиданиям Виктора свадьба его брата оказалась довольно малолюдной. Вместо полусотни гостей — всего 15 человек: молодые, он с матерью, три однокашника Ивана, три его же друга детства, пара подружек невесты, да три соседки-приятельницы Марии Еремеевны. Как и ожидалось, стол был скромненьким, а подарки и того проще — блестящий серебром электрический чайник, полутораспальное байковое одеяло, набор постельного белья и даже миксер! Самым дорогим презентом, купленным вскладчину сокурсниками Ивана, оказался новенький пылесос «Уран» — двусоставная стальная машина серо-серебристого цвета, в верхней части которой располагался мотор, а в нижней — мешок для мусора.
Но Виктора менее всего заботили подарки, а больше всего — миловидная русоволосая невеста брата. И пусть сейчас она едва ли замечает его, пусть его пламенные взоры остаются без всякого ответа, он знает, точно и доподлинно знает: она не просто станет его, но и навсегда его запомнит! А пока… пока Виктор старался быть как можно более общительным и веселым, перебарывая изо всех сил собственную замкнутость и зажатость с помощью изрядных доз «Русской водки» — пожалуй, самой популярной марки тех лет. К удивлению матери он не только сумел выжать из себя короткий, но вполне приличный тост, но также успел затанцевать всех подруг невесты, сойтись с одним из однокашников Ивана и даже сделать комплимент самой невесте, точнее, ее густым и ровно-красиво уложенным волосам.
Всё было именно так, как всегда бывает в таких случаях: сначала тихое и спокойное начало, потом бурное веселье с танцами, переходящими в залихватскую пляску и всеобщее братание, после чего наступил спад, связанный с чаепитием и усмирением одного из внезапно заявившихся соседей-алкашей, а к полуночи все уже заснули — большей частью непонятно где и с кем, разумеется, кроме невесты и жениха, которым была выделена отдельная комната и лучший диванчик.
Наутро праздник продолжился — мужской половине надо было опохмелиться — но после обеда гости стали собираться домой: местные жители — к себе в хаты, ведь в понедельник всем надо было спозаранку отправляться на труды праведные во славу социалистической родины, а сокурсники Ивана и подруги его невесты — теперь уже, конечно, жены, — в Святогорск. Только Виктор никуда не торопился, к радости матери сегодня он почти не пил, отчего выглядел мрачноватым, что, в общем-то, никого не удивило — похмельный синдром.
По ходу обеда выяснилось, что не только однокашникам Ивана, но и ему самому завтра надо быть в училище для получения какого-то важного и таинственного документа, имени которого никто не называл, но, как понял Виктор, имеющего непосредственное отношение к предстоящему месту службы каждого из них. Засобиралась было в город вместе с мужем и русоволосая красавица Надя, жена-невеста Ивана, но внезапно девушка почувствовала себя неважно, что никого не удивило — ведь она была уже на шестом месяце, о чем всех оповещал ее выпуклый животик. Надю стало мутить, тошнить, что все приняли скорее за симптом токсикоза, чем за признак отравления. В итоге то ли еще будущая, то ли уже настоящая свекровь уговорила ее остаться — все равно молодые собирались погостить-пожить в Мамонове еще недельку, а Ванечка завтра к вечеру уже будет здесь.
Эх, если бы рано созревшая и выросшая, много перенесшая и пережившая Мария Еремеевна Клюшева наряду с жизненной мудростью обладала бы еще и психологическими познаниями! Тогда бы, возможно, она разглядела, опознала бы у своего старшего сына шизоидную акцентуацию, а опознав, поняла бы, что шутки с ним плохи! Плохи потому, что обладатели оного характера отличаются не только эмоциональной холодностью, замкнутостью, погруженностью в себя, но также и мстительностью, нередко доходящей до беспощадной жестокости! Если бы она знала, что шизоиды способны помнить обиды сквозь десятилетия, что они не склонны прощать, но склонны мстить всем тем, кто где-то и когда-то перешел им дорогу, не говоря уж про тех, кто лишил их счастья, кто отравил им существование. И не просто мстить, а мстить жестоко, мстить злобно, мстить коварно, но не сразу, а спустя годы, и не абы как, а хладнокровно и расчетливо, планируя каждое действие заранее!
