— У меня нет своей одежды, — тихим голосом проговорила она.
Хит, казалось, удивился.
— Простите?
— Я заметила, что вы разглядываете, во что я одета. Это платье одолжила мне миссис Хокер. Своей одежды у меня немного — я оставила все в Берре. — Ей было неловко признаваться, что все ее пожитки наверняка растащили, как только она оставила землянку на Речной улице. — Однако в ближайшее же время я собираюсь в Клэр, там и прикуплю себе что-нибудь. — Эбби тут же пришло в голову, что она могла бы спокойно вернуться в Берру в любой момент. Но слишком уж тягостные воспоминания были связаны у нее с этим местом, да и потом, без отца и Нила ей там нечего было делать.
Хит думал о том, что по закону Эбби так богата, что даже себе не представляет, но при этом ему была противна сама мысль, что она могла наложить свои руки на то, что по праву принадлежит ему. Он допускал возможность, что ей ничего не нужно от Эбенезера, поскольку она презирала его всей душой, но поди найди того, кто из принципа откажется от целого состояния, тем более если ему всю жизнь приходилось горе мыкать. Хит хотел все прояснить, и он решил задать ей несколько отвлеченных вопросов в надежде узнать, что бы она почувствовала, будь ей известно, что она унаследовала деньги Эбенезера, но спросить нужно было так, чтобы она никоим образом не догадалась, к чему он клонит. Ее ответы должны подсказать ему, как действовать дальше. У него был только один месяц на то, чтобы исправить положение в свою пользу, — именно это он и собирался сделать.
— Вы из тех девушек, что обожают красивые тряпки? — как бы невзначай спросил он.
— Я всю жизнь была бедна и даже не представляю себе, что значит иметь красивые платья.
— А если б вы невзначай… унаследовали целую кучу денег, стали бы тратить их налево и направо?
Эбби задумалась.
— Может, и стала бы, — сказала она, испугав Хита. — Да только этому никогда не бывать, ведь родственников у меня в Ирландии раз-два и обчелся, и уж поверьте, ни у кого из них нет лишнего гроша за душой. И мои шансы получить в наследство деньги хоть когда-нибудь столь же велики, сколь и вероятность того, что в ближайший же час на нас обрушится снегопад. Но это даже хорошо. У кого ничего нет, тому и терять нечего. — В ее голове эхом отозвались слова отца: ведь это была одна из любимых его поговорок.
— Разумеется, — задумчиво проговорил Хит. Как же ему хотелось, чтобы все так было и впредь!
— А вы сами всегда были богаты? — полюбопытствовала Эбби. Ей не верилось, что когда-то Эбенезер, по уверениям ее отца, трудился не покладая рук на золотых приисках.
Не ожидавший такого вопроса, Хит какое-то время пристально наблюдал за нею.
— Собственно говоря, не всегда. Когда я был совсем маленький, мы тоже горе мыкали. — Ему снова предстояло это испытать, обернись все не так, как ему бы хотелось. Эта мысль была столь невыносима, что Хиту даже стало физически больно.
Эбби уловила гримасу боли, исказившую его лицо, и решила, что ему неприятно вспоминать былое.
— Простите мое удивление, но мне верится в это с трудом, — усомнилась она. На самом деле она и вовсе не могла представить себе такое.
— Это правда, — сказал Хит, не в силах скрыть горечь при мысли о том, что жизнь его может снова стать такой, какой была когда-то. — До того, как отец напал на золотую жилу на викторианских приисках, мы буквально прозябали в нищете. — Хиту было противно вспоминать то время. Как они с матерью прятались от нескончаемого летнего зноя в палатке, разбитой там же, посреди золотых приисков, где вечно пыль стояла столбом. И как холодной зимой их палатка насквозь промокала под дождем или как ее временами срывало ветром. И как злился отец, ненавидевший физический труд, а копать золото была еще та работенка, не приведи Господи. Иной раз отец требовал, чтобы Хит трудился с ним на пару: хоть у него в компаньонах и были два чужеземца, едва говорившие по-английски. К тому же они беспробудно пьянствовали и часто ссорились, и нередко дело у них доходило до драк. То было ужасное время, сущий кошмар, и Хит не мог это забыть до сих пор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Эбби не хотелось говорить об Эбенезере Мэйсоне, но если все, что сказал Хит, правда, она не могла не спросить его о том, что не давало ей покоя.
— Но если ваш отец на себе испытал, почем фунт лиха, почему же он не питал сострадания к тем, кто беднее его? — возмутилась она.
— Не знаю, но постараюсь быть искренним. Отец мой всегда был заносчив, — признался Хит. — Даже в бедности. Такая уж у него была натура. — И это была истинная правда.
Эбби поразилась его искренности, тем более что они были едва знакомы. Ей стало очень жалко Хита.
— И потому вы с ним разошлись?
— Да, главным образом поэтому, — сказал он, а про себя прибавил: «А еще из-за его ненасытной молодки женушки». — С ним было очень тяжело, да и отец он был так себе. Когда я стал постарше, то делал все возможное, чтобы не быть таким. Надеюсь, мне удалось. Знаю, люди считают, что я мало чем от него отличаюсь, и это меня сильно огорчает.
И это тоже была чистая правда. Хиту совсем не хотелось походить на отца, и он действительно полагал, что ни в чем на него не похож. Свою же лживую, безжалостную натуру он при этом не замечал или не хотел признавать. Он думал только о себе и делал все лишь ради себя.
Эбби была искренне рада слышать такое — и на сердце у нее стало очень светло. Теперь ей с ним было легко.
Между тем Хит обдумывал другие свои вопросы, прикидывая, как бы лучше подступиться к теме, интересовавшей его больше всего.
— У меня есть дядюшка, так вот он такой же, как отец, а то и похлеще, — сказал он. Это была неправда. — Он живет в Виктории.
— Вот как! — удивилась Эбби.
— Он очень богат и одинок, ни жены, ни детей. Думаю, когда он умрет, его состояние отойдет ко мне.
Эбби решила, что Хит обмолвился об этом случайно, хотя чувствовала, что он определенно к чему-то клонит.
— На самом деле его деньги мне без надобности, — немного помолчав, сказал Хит. — По-моему, было бы несправедливо прибирать их к рукам с учетом того, как я к нему отношусь. Иначе это было бы лицемерием.
— Но вы и своего отца не очень-то любили, — заметила Эбби. — И тем не менее вы единственный его наследник, разве нет?
— Это совсем другое, — поспешил с ответом Хит. — Тут мое право по рождению.
— Не сомневаюсь, — согласилась Эбби. — К тому же кто-то ведь должен управлять имением и Громадой-рудником в Берре.
Хит кивнул, довольный, что Эбби с ним согласна.
— Вы могли бы отписать дядюшкины деньги на какое-нибудь благое дело, — предложила она.
— А вы сами пошли бы на такое? — спросил Хит. — Унаследуй вы состояние ненавистного вам человека? — Он затаил дыхание в ожидании ответа.
— Даже не знаю, — призналась Эбби.
— Даже если вы и в самом деле ненавидите своего благодетеля, неужели вы откажетесь от его денег?
— В вашем случае нет никакой разницы, откажетесь вы от наследства или нет, а вот я осталась без гроша за душой, и куча денег имела бы для меня совсем другое значение. Поэтому я бы сперва как следует подумала.
У Хита заныло сердце.
— И вас не мучила бы совесть? — спросил он, с трудом сохраняя спокойствие.
— Не знаю. Наверно, я постаралась бы найти деньгам достойное применение.
— Прекрасно! — отозвался Хит, силясь подавить вскипающую в нем ярость.
— Я, конечно, купила бы себе дом, так оно вернее, а часть денег пожертвовала бы на помощь обездоленным. Хотя прежде хорошенько подумала бы, как лучше это сделать.
«Господи! — подумал Хит. — Она стала бы швырять деньги на ветер. Мои деньги!» Что же делать?
— Что с вами, Хит? — спросила Эбби. — Вы побледнели как полотно.
— Что-то мне нехорошо, — честно признался Хит. — Поеду я, пожалуй, домой, если не возражаете.
— Но почему бы вам не передохнуть какое-то время здесь, в доме? — Она знала, что Джек был бы не против, учитывая возникшие обстоятельства. — Сегодня уж больно жарко, вот вам и стало не по себе.
