15 сентября, в день, по совпадению ставший решающим днем Битвы за Англию, Черчилль посетил штаб II группы британских ВВС.
Отсюда он наблюдал за тем, как разворачивалось это важнейшее сражение, и наблюдал победу королевских ВВС. Успех, одержанный в тот день, означал, что угроза вторжения миновала. 17 сентября Гитлер принял решение отложить операцию «Морской лев» на неопределенный срок, хотя приказ об отмене вторжения, по крайней мере до следующей весны, был отдан только 12 октября. В июле 1941 г. операция снова была отложена Гитлером до весны 1942 г., «к тому времени Русская кампания будет завершена». Вместо этого 13 февраля 1942 г. адмирал Рёдер провел последнее совещание, касавшееся операции «Морской лев», и получил у Гитлера согласие на ее полную «отмену». Тем не менее, Черчилль сознавал, что поддерживать в людях решимость и готовность работать на победу легче перед лицом ощутимой угрозы, поэтому даже после того, как из Блетчли-парк было получено сообщение, что непосредственная угроза миновала, он продолжал предостерегать о возможном вторжении, поскольку понимал, что это отличный способ держать нацию собранной и сплоченной.
Если бы в 1940 г. немцы осуществили вторжение и долгая история независимости Британской империи подошла к концу, это случилось бы в районе Нисден, на севере Лондона. Там располагался бункер, в котором Черчилль и другие члены правительства должны были укрыться в случае захвата немцами центральной части Лондона и где он сражался бы до самого конца. Говоря его собственными словами: «Если долгой истории нашего острова суждено наконец закончиться, пусть она закончится тогда, когда последний из нас упадет на землю, захлебнувшись собственной кровью». Как он писал в «Савроле» в сцене смерти смелого президента Молары: «Часто случается так, что, когда мужчины уверены, что им суждено умереть, желание вести себя благородно и уйти со сцены жизни с достоинством одерживает верх над всеми остальными чувствами»[78]. Так могло случиться и с Черчиллем. Хотя королевская семья, золотой запас и королевский флот были эвакуированы, чтобы продолжать борьбу из Оттавы, Черчилль принял решение оставаться в столице до конца, каким бы он ни был. (Конечно, позволили бы ему это на самом деле – другой вопрос, ведь ситуацию в случае реального вторжения невозможно было предсказать, и живой премьер-министр в Канаде был бы гораздо полезнее мертвого в Нисдене.) Королевская семья имела несколько поместий – включая Мадресфилд-корт в Вустершире, куда они собирались эвакуироваться, продвигаясь все дальше на север, прежде чем сесть на корабль, отплывающий из Шотландии. И трудно поверить, что Черчилль не позволил бы убедить себя в необходимости продолжать борьбу, особенно если бы ему приказал сам король. Конечно, все подобные планы держались в строгом секрете, поскольку летом 1940 г. главной целью правительства было пресекать любые проявления пораженческих настроений, которые лишили бы силы союзников на континенте воли продолжать борьбу.
Борьба с пораженчеством
В мае 1940 г., в разгар эвакуации из Дюнкерка, Черчилль направил всем членам кабинета и высокопоставленным должностным лицам меморандум, в котором говорилось: «В эти темные дни премьер-министр был бы признателен, если бы все его коллеги в правительстве, а также высокие должностные лица поддерживали высокий моральный дух в своем окружении; не приуменьшая серьезности положения, но демонстрируя уверенность в нашей стойкости и несгибаемую решимость продолжать войну до тех пор, пока мы не сломим желание врага подмять под себя всю Европу».
В 1940 г. подавление пораженческих настроений, или, еще хуже, коричневой «пятой колонны», предположительно действовавшей внутри Англии, являлось для Черчилля, как руководителя государства, главной задачей. Выступая 4 июня после Дюнкерка, он сказал: «Парламент наделил нас правом железной рукой пресекать любую активность какой-либо «пятой колонны» в Британии, и мы будем пользоваться этим правом без тени сомнения до тех пор, пока не будем убеждены, и даже более чем убеждены в том, что это зло среди нас успешно уничтожено». Одним из мест, где это происходило, являлся район Хэм в Ричмонде, где на секретной базе MI5 в 1940–1941 гг. содержались сорок особо ценных вражеских агентов, которых допрашивали с применением методов, запрещенных Женевской конвенцией. Хотя об этом мрачном месте мало что известно – поскольку материалы секретной службы, касающиеся его, все еще хранятся под грифом «секретно», – мы знаем, что именно там MI5 впервые, и почти с полным успехом, удалось расколоть и затем «перевербовать» тех, кто, как считалось, работал на немцев.
Борьба с пораженческими настроениями в некоторых частях страны иногда доходила до абсурда, когда простых людей арестовывали только за то, что они жаловались на очереди за хлебом. Подобное преступное рвение со стороны местных властей даже подрывало веру людей в победу[79]. В 1940 г. литературный критик Сирил Коннолли был арестован военной полицией в гостинице в Оксфорде, потому что «казалось, что он проявляет чрезмерный интерес» к беседе английских офицеров. Его венский паспорт и должность редактора литературного журнала изучали по меньшей мере восемь полицейских, и он был отпущен только после того, как ему удалось доказать, что он посещал Итон и Бейллиол-Колледж в Оксфорде[80]. Один житель Лестершира получил два года тюрьмы за то, что сказал в пабе, что «не понимает, как нам удастся выиграть войну». На самом деле не понимал этого и сам премьер-министр, в отчаянии утверждавший в 1940 году, что народ Германии поднимется на восстание, если зима окажется слишком тяжелой.
В середине июня 1940 г., во время Битвы за Францию, обернувшуюся ее поражением, Черчилль обратился к народу по радио со словами: «Мы верим, что в конце концов все будет хорошо». Учитывая, что Гитлер властвовал на европейском континенте от Варшавы до Бреста и от Нарвика до Неаполя, что пакт о ненападении между Германией и Россией все еще действовал, что Италия находилась в состоянии войны с Англией и что нацисты проглотили одиннадцать независимых государств за два года, Черчилль был подобен мистеру Микоберу из романа Чарльза Диккенса «Дэвид Копперфилд», который вопреки всему надеялся, что «все как-нибудь образуется». 18 июня 1940 г., выступая с речью, которая стала известна, как «Звездный час», Черчилль попытался заложить основу для, как он их назвал, «обоснованных надежд на конечную победу».
Но кроме заверений, что премьер-министры доминионов поддержали решение продолжать борьбу и что французы могут продолжить сопротивление – чего они, в общем-то, не сделали, у него не было никаких убедительных доводов в пользу победы, несмотря на всю пылкость его речи. Он утверждал, что в воздушном бою британские летчики превосходят немцев и что США скоро пришлют значительные запасы техники и боеприпасов; но все это, в лучшем случае, гарантировало, что Британии удастся уцелеть, но никак не объясняло, как армия сможет высадиться на континенте, чтобы захватить Берлин, свергнуть Гитлера и победить в войне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
