сводя с них внимательных глаз. – Через пару дней мы снимем лагерь и отправимся на север.
В горле Мэри-Роуз встал ком, дыхание пресеклось. Супруги ошеломленно смотрели друг на друга и видели лишь охватившую их обоих неуверенность. Тот же самый взгляд они не раз наблюдали у девочки, когда та не могла понять ответа на свой вопрос.
– На север? – пробормотал Гарольд, будто эти слова не укладывались у него в голове.
– В это время года припай у берегов начинает таять. Через несколько месяцев здесь повсюду будет вода, – объяснил Амак, указывая на пол чума. – Нам приходится двигаться на север, где лед еще крепкий и где лагерь будет в безопасности.
Пока Гарольд и Мэри-Роуз пытались переварить услышанное, Амак повернулся к Аге, словно прося о помощи. Женщина продолжала сидеть с невозмутимым видом, так что Амак вздохнул и стал рассказывать дальше.
– Есть два пути на север. Первый идет через горы, где мы обычно проводим эти месяцы. Второй же ведет к Большой Бреши.
Гарольд и Мэри-Роуз озабоченно нахмурились: их беспокоило то, что пытался сказать Амак. Мэри-Роуз почувствовала, что ее сердце начинает учащенно колотиться.
– Во время таяния снегов, – продолжил Амак, – к северу от нашего ледового припая образуется огромная брешь, в ширину до нескольких километров, – мы зовем ее Большой Брешью. Этот водный коридор открыт лишь пару месяцев в году, но он соединяет два моря, которые в остальное время разделены ледовой преградой. – Амак сделал паузу и посмотрел на огонь. – Он превращается в морской путь, каждый день по нему проходят тысячи судов, и все они направляются… к городам.
Услышав эти слова, Гарольд и Мэри-Роуз наконец поняли, что им пытался объяснить Амак. Их сердца забились быстрее, но мысли по какой-то неведомой причине, напротив, замедлились.
– Оба пути долгие и тяжелые, поэтому я и должен задать вам этот вопрос… – Амак набрал в грудь воздуха и пристально посмотрел супругам в глаза: – Хотите ли вы остаться с нами в горах или же предпочтете пойти к Большой Бреши и вернуться домой?
Когда он договорил, воцарилась такая глубокая тишина, словно чум придавило каменной плитой. Грейпсы провели долгие месяцы в страданиях – плывя по морю, с надеждой глядя в небо, преодолевая километры воды, снега и льда, а теперь Амак предлагал им шанс на спасение, счастливый случай вернуться в Сан-Ремо, на свой остров; наверняка это единственная возможность попасть домой в обозримом будущем. Но тут Кирима нарушила общее молчание.
– Но папа, ведь их дом здесь! Мы его видели с берега! – воскликнула она, словно пытаясь призвать отца к здравому смыслу.
Все обернулись и посмотрели на малышку, не придавая особого значения ее словам. По раскрасневшимся щекам Мэри-Роуз побежали слезы, вызванные на этот раз не болью, а радостью. Гарольд так крепко сжал ее в объятиях, что у нее занялся дух. Они дрожали, но уже не от холода и не от слабости. После стольких месяцев борьбы за выживание и бесплодных надежд настало, наконец, время вернуться домой. Кирима вскочила на ноги и с ликующим смехом начала прыгать вокруг Грейпсов, заразившись общим весельем, причин которого она не понимала; недолго думая, она подскочила к супругам со спины и обняла их обоих. Внезапно они почувствовали, что уже скучают по этой семье.
Когда Гарольд и Мэри-Роуз вышли из шатра Амака и Аги, уже смеркалось. Тонкая пелена снега укрывала обтянутые кожей и мехом чумы, но впервые за все это время супруги не обращали внимания на холодные снежинки, оседающие на их улыбающихся лицах. Во всем лагере было тихо, слышались только скрип снега под сапогами и их собственное дыхание, вырывавшееся струйками пара из покрасневших носов. Все обитатели этой стоянки кочевников укрылись в жилищах, сидя у очага. Над одной из хижин в последнем ряду, на границе лагеря, плыл ленивый дымок, из другой сквозь прорехи в шкуре пробивалось слабое мерцание свечи. Вскоре показалось и их пристанище, обещавшее тепло, покой и уют, о которых они давно успели позабыть.
Почти перед самым входом в чум Гарольд замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Солнце успело скрыться за плотными тучами, сулящими новый снегопад, но слабый отблеск заката еще позволял отчетливо рассмотреть окружающий пейзаж. Туман на горизонте рассеялся, подхваченный ветром, который задувал с нарастающей силой. Мэри-Роуз крепко сжала руку Гарольда и положила голову ему на плечо, ощущая тепло его тела сквозь толстый мех шубы.
Перед ними простиралось бескрайнее море льдин и торосов, громоздящихся на краю припая. В конце концов, настало время покинуть этот укромный уголок. Гарольд сильнее сжал руку жены, наблюдая за медленным безостановочным ходом льдин, торжественно плывущих в неведомое море. Но в действительности супруги Грейпс смотрели не на мерзлый простор и не на море, а на далекую точку – она появилась из тумана и теперь находилась прямо на границе прихотливо изрезанной линии берегового льда. Точка была желтоватого цвета – такая бледная, что почти сливалась с окружающей белизной. Это из ледяной мглы показался их дом, бросивший якорь среди миллионов тонн снега и льда; перед ним открывалась целая бескрайняя вселенная возможностей, о которых буквально через пару дней супругам предстояло забыть навсегда. Гарольд и Мэри-Роуз обнялись; последние лучи заката постепенно угасали, укутывая желтый контур темной пеленой ночи, и стало ясно, что пришла пора прощаться с домом и со всем тем, что он для них значил. Супруги вспомнили тот день, когда переехали в новое жилище, вновь услышали эхо своих шагов в пустых комнатах. Ими овладела странная печаль, подобная той, которая опускалась на них всякий раз, когда они узнавали части корабля в деталях прекрасного домика на вершине утеса. Порыв ветра ударил им в лицо, и Гарольд понял, что, как ни прискорбно, эта постройка – уже не дом, а просто мертвая скорлупка, промерзшая, пустая. И скорее всего, долго она не протянет. Его мысленному взору представилось, как береговой окаменелый лед гигантским кулаком медленно сжимает каркас, сминая его неторопливо и бесстрастно. Он словно видел, как под чудовищным давлением со стоном рушится скала, разваливаясь на хрупкие, как куски сахара, обломки; как под весом снега трещат и проваливаются доски, будто хворостинки; и как рано или поздно все превращается в пыль – ветром ее унесет в море, и она поплывет, как корабль, которым была когда-то…
Перед походом
В то утро Гарольд и Мэри-Роуз в первый раз за все это время проснулись не от веселого голоса Киримы, звенящего у входа в чум. В темноте Гарольд нашарил
