Подхватив девочку, я вышла из комнаты. Пошла коридором, завернула в кабинет забрать свою сумку, поставила Дашу на пол у входной двери. Навороченный замок не открывался.
— Открой дверь, козел! — приказала я Антону.
— А и пошла ты! Катись! Вот пусть тебя ментура ночью-то и примет! И бай-бай твой бизнесменишка, и ты сама подохнешь где-нибудь в здешней тюряге! Так тебе и надо! За весь твой гонор! Ни фига не изменилась с тех лет! Все самой умной себя мнишь! Людей ни во что не ставишь! А люди такого не любят! Не забывают! — Поковырявшись с замком, распахнул передо мной дверь. — Давай! Вали отсюда! И больше мне не звони! И я, идиот, еще думал заняться твоим делом, в такое говно из-за тебя полезть, справки завтра собирался наводить!..
Даже не вызвав лифт и зажимая Дашу под мышкой, я понеслась вниз по лестнице. В глазах двоилось от слез, и лестница предательски расплывалась.
* * *
Урод! Какой урод! И я с ним?! Два длинных года?! И еще переживала, когда мы расстались! Хотела позвонить, извиниться, утешить, что дело не в нем, а просто я, мол, была не готова к замужеству! Какая вонючая, нестерпимая мелочность и злость! Откуда только такие люди вообще берутся, и как их свет носит?!
Ступени путались под ногами, но остановиться и вызвать лифт не приходило мне в голову.
В конце концов, я все-таки споткнулась, и меня кинуло вперед. Вцепившись изо всех сил в Дашу, другой рукой я еле поймала ускользающие перила. Остановилась. Слезы тотчас хлынули из глаз рекой.
Сволочь, какая все-таки сволочь! И с этим человеком я провела два года своей жизни!
Больше всего сейчас мне было обидно за те два года! Выкинутые на помойку! С таким ублюдком! Какая же я была неразборчивая раньше! А сейчас я разборчивая?
Даша смотрела на меня с жалостью.
— Я сама пойду. Поставь меня, — сказала она.
Я поставила ее на пол.
Девочка подняла на меня глаза.
— Не плачь. Чего ты плачешь? Пойдем.
Я глубоко вздохнула. Действительно, из-за каждого вот так рыдать?
Достала зеркальце из сумки, подтерла черные разводы туши под глазами. Взяла Дашу за руку и, спустившись еще на два пролета, толкнула подъездную дверь.
На улице была ночь. Такая же тихая и теплая, как и вчера. И опять я была на улице, над головой простиралось огромное черное небо, с виднеющимися кое-где серебряными точечками мелких московских звезд, и в моих глазах опять стояли подсыхающие слезы. Только вместо молчаливой рыжей собаки со мной была сегодня девочка. И, в отличие от вчера, сегодня мне уже по-настоящему некуда вернуться на ночлег.
На всякий случай отойдя подальше от чертова дома (вдруг Антону придет в голову насладиться из окна зрелищем, как мы с Дашей бомжуем на заброшенном ночном дворе), я в полном опустошении присела на лавочку и закурила.
Даша деловито пристроилась рядышком, положила голову мне на плечо и молча качала ногой.
— Дашулечка! Солнышко! Из меня говно выходит няня, — сказала я грустно. — Завтра мы найдем твою маму, и она меня уволит.
Я нашла в себе силы улыбнуться и потрепала ребенка по голове.
Завтрашний план казался мне более-менее ясным. Надо разыскать Дашину маму, отдать ей девочку и узнать все тропы, по которым ходит Макс. Возможно, его жена найдет его сама, а я просто посижу у нее дома. Действительно, я спасла ее дочку от бандитов, провела с ней несколько таких тяжелых дней, мы сдружились, почему бы Дашиной маме не пустить меня к себе на полдня или день… Сколько ей понадобится, чтобы разыскать бывшего мужа?
Деньги у меня теперь были. Так что завтрак, очередная пачка сигарет, деньги на такси и телефонную карточку меня не беспокоили.
Я еще раз подумала, что хоть деньги, конечно, сами по себе и не могут принести счастья, но они гарантированно избавляют тебя от огромного количества проблем. В частности, я решила завтра купить себе недорогие парик и темные очки побольше. Все-таки я теперь в розыске, и не вредно бы изменить внешность, насколько возможно. Менты ищут блондинку? Отлично. Значит, я стану брюнеткой.
Главная опознавательная примета — даже не мы с Дашей, а заяц. Мало ли по улицам Москвы ходит молодых мамаш с пятилетними дочками? Но вот огромный белый заяц в этой компании уж очень заметен. Но я успокоила себя, что вряд ли бандиты и их наниматель догадались, что у Даши с собой этот заяц, и приметы такой в розыск не подавали.
Надо бы на всякий случай попробовать уломать ребенка носить зайца в непрозрачном полиэтиленовом пакете, — решила я устало.
Решив таким образом все мелкие проблемы, я принялась раздумывать о главном. Нам опять негде было спать.
Я устало перебрала в голове наши предыдущие ночевки. Одна — в лесу, вторая — у Гриши, третья — на продавленном диване Селиверстовых. Четвертая?
Жалела ли я хоть минуту, что ушла из ампирного счастья антоновской квартиры? Нет, нет и еще раз нет!
Если мне не изменяла память, где-то неподалеку должен быть Белорусский вокзал. Раньше там всегда можно было встретить ночами тихих замусоленных бабушек, промышляющих тем, что сдавали свои лишние комнаты. Документов, надо полагать, таким бабушкам не требовалось, и брали они, как я надеялась, по-божески.
Я погасила бычок о землю и оглянулась в поисках помойной урны. Ее, разумеется, нигде не оказалось.
Ну и как они хотят поддерживать чистоту города, если сами не оставляют людям никакого выбора? — подумала я и бросила бычок на газон.
Выспавшаяся на антоновском диване Даша послушно шла рядом и не капризничала. Сама взяла меня вскоре за руку и дважды стиснула маленькими пальчиками мою кисть.
— Может быть, поменяемся? — предложила я. — Теперь ты побудешь моей няней?
Ребенку идея понравилась.
— А пусть Вася будет наша общая няня! — сказала она.
— Пусть!
Когда я была совсем молодая, у Антона уже появилась машина. А в нашей семье о ней никто и не мечтал. Мать выбивалась из сил, растила в одиночестве двух дочерей, от разведенного отца никогда не было ни малейшего хозяйственного толка, и каждый раз, когда у нас возникала бытовая проблема, решать ее приходилось мне.
В конце каждого мая годами традиционно вставал вопрос, кто в этом сезоне перевезет нас на дачу. Решать его тоже полагалось мне. Вернее, даже не полагалось, а просто было как-то понятно, что кроме меня некому. Небольшие вещи перевозились обычно в несколько ездок на электричке, но вот крупные тяжелые предметы всегда вызывали неразрешимые проблемы.
Помню, кто-то из знакомых отдал нам старый, но вполне еще пригодный для дачи холодильник. Бабушка с мамой с надеждой посмотрели в мою сторону.
— У Антона есть, конечно, машина… — с сомнением в голосе сказала я бабушке.
— Да? — не растерялась бабушка. — Ну и пусть тогда Антон отвезет холодильник на дачу!
— Пусть, — с иронией согласилась я.
«Пусть» — вообще было забавным словом. «Пусть Антон отвезет холодильник на дачу!» — «Угу, пусть!»
«Пусть Вася будет наша общая няня!» — «Пусть!»
Пусть Вася найдет нам старушку с милой опрятной комнаткой неподалеку от вокзала, пусть отыщет завтра твоих маму и папу, пусть позвонит на Петровку и скажет, что я никакой не наркодилер. И пусть еще накажет бандитов и вообще всех плохих и нечестных людей в этой стране, а лучше — в мире, и пусть еще не забудет переписать дырявые законы и вернет собственникам украденную у них собственность!
Я поняла, что, несмотря на внешнюю эмансипацию, которая второй кожей приросла ко мне в Голландии, в самой глубине души у меня сидит совершенно русская надежда на сильного мужчину, который придет и решит все проблемы.
Пусть Вася побудет тут главный! Пусть все разрулит. А я девочка, и я очень, просто жутко устала.
День девятый
Я шла по улице одна, и сзади дул сильный ветер, бросая мне волосы на лицо так, что я почти не видела, куда иду. Я торопилась и, отбрасывая то и дело волосы руками с лица, оглядывалась.
Мне было очень тревожно. Меня кто-то преследовал. Кто? Я не знала, но скоро поняла: их было много. Они выглядывали из-за углов домов, стояли, маскируясь под обычных горожан, в телефонных будках, прятались за фонарными столбами и выглядывали из припаркованных то тут, то там джипов с затемненными стеклами. Все они скрывались под масками. Их лица казались непроницаемы, как в фильме «Матрица». И так же, как в фильме, они были одинаково одеты в длинные черные пальто и черные пумовские кроссовки.
Я ускорила шаг и почти перешла на бег. Я считала свое дыхание на восемь. Я слышала его, такое громкое, что оно полностью вытесняло все другие звуки.
Неожиданно, сама не знаю как, я вдруг оказалась в подъезде старого сталинского дома, у открытой двери лифта. В лифте было темно, кто-то разбил лампочку. Осколки валялись здесь же, на коричневых плитках пола.
И тут откуда-то сверху, с лестничной клетки раздался голос Макса: «НИЧЕГО НЕ БОЙСЯ, СОЛНЫШКО! ИДИ КО МНЕ!»
