Ожесточенные бои с численно превосходящим противником… И наши побеждали. Значит, почти что два года войны чему-то научили наших маршалов и генералов. Все-таки можно бить и побеждать немца… Война идет. Артема душила досада оттого, что он не может принять в ней участие.
Война шла не только на фронте. Немцев громили на оккупированной ими территории.
– …Партизанский отряд, действующий в одном из районов Калининской области, в начале марта совершил налет на гарнизон немецко-фашистских захватчиков и истребил тридцать гитлеровцев. Партизаны захватили трофеи, а также вернули жителям лошадей и коров, отобранных немцами. Партизаны другого отряда взорвали железнодорожный мост. Движение поездов на этом участке железной дороги прекращено…
И в других странах тоже идет война. Информбюро не забыло упомянуть и об этом:
– …Несмотря на свирепый террор гитлеровцев, борьба голландских патриотов против немецких оккупантов не прекращается ни на один день. В Роттердаме группа вооруженных голландцев совершила нападение на немецкий пост противовоздушной обороны, истребила девять гитлеровцев и вывела из строя зенитное орудие. Днем выстрелом из револьвера на улице убит немецкий морской офицер. В Гааге патриоты бросили бомбу в штаб немецкой части…
Вот так, даже голландцы воюют. И Артем будет воевать. Надо скорее поправляться, а то война без него закончится… Он вернулся в койку. Лег. Надо соблюдать постельный режим. Никакой самодеятельности. Надо делать все для того, чтобы приблизить день окончательного выздоровления…
Отворилась дверь, и в палату кто-то вошел. Артем повернул голову на звук. И увидел знакомое лицо. Улыбаясь, к нему шел Иван Максимович Белкин, командир его авиадивизии. Белый халат соскользнул с его плеч – обнажились погоны. Два красных просвета, три большие звезды. Полковник… В армии нововведение – петлицы уступили место погонам. Артему эта замена нравилась. Но сам-то он по-прежнему рядовой. И судьба его совершенно не определена. Куда после госпиталя, в летную часть или снова в штрафную роту?
Он с надеждой смотрел на комдива. Вдруг он принес радостную весть.
– Ну здорово, подполковник! – широко улыбнулся Иван Максимович.
Сначала он выложил на тумбочку бумажный пакет с фруктами. Затем подал ему руку. Артем хотел крепко пожать ее. Не получилось. А ведь радость должна была придать ему сил. Ему все-таки вернули прежнее звание…
– Могу тебя обрадовать, Артем Савельевич. Твоя рота выполнила поставленную перед ней задачу. К тому же ты был ранен… В общем, ты считаешься теперь отбывшим наказание… Вот, это твое…
Он протянул Артему коробку, в которой лежали его боевые награды с удостоверениями к ним.
– Наград тебя не лишали, а в праве носить их тебя восстановили, – пояснил Белкин.
Что-то не понравилось Артему в его взгляде.
– А звание?.. – встревоженно посмотрел он на командира. – В звании меня восстановили?
– Видишь ли… – уныло вздохнул Иван Максимович. – Есть приказы, регламентирующие восстановление в правах. А там сумбур какой-то. Сентябрьский приказ разрешает восстанавливать в звании. А октябрьский… Тебя бы восстановили в прежнем звании, если бы ты не был его лишен по приговору военного трибунала. А такой приговор был… Можно было бы обойти этот приказ, но ты на особом контроле у наших особистов…
– Так что, я по-прежнему рядовой? – грустно спросил Артем.
– Ну нет, не рядовой. Тебе присвоено первичное офицерское звание… В общем, ты теперь младший лейтенант. Не подполковник, но и не рядовой… Да ты не расстраивайся. Жизнь продолжается. Ты жив, скоро поправишься. Война не скоро закончится, еще до полковника дослужишься. Я дал тебе отличную характеристику. Отличный летчик, превосходный командир, блестяще справлялся с обязанностями командира полка… Там, где ты будешь служить, к тебе отнесутся с должным пониманием…
– Где «там»? – настороженно посмотрел на Белкина Артем.
– Мой тебе совет, от нашей армии на комиссии отказывайся. Мы-то тебя рады видеть. А вот Дибров на тебя зуб имеет. А с тебя судимость еще не снята. Или штрафная рота ходатайство представляет, или часть, куда ты должен попасть для дальнейшего прохождения. Как бы Дибров это ходатайство не запорол… Ты меня понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Артем.
Он понимал, что командир желает ему только добра. А где служить после госпиталя, ему самому все равно. Лишь бы не в тылу или в прифронтовом запасном полку.
– Как там Хоботов? – спросил он.
– Хоботов был разжалован до капитана, – мрачно усмехнулся полковник. – Сейчас он снова майор. Его командиром отдельного батальона аэродромного обслуживания назначили. А теперь ко мне сватают. Главным инженером дивизии… Я отбиваюсь. Но…
– Да, как технарь, он еще более-менее. А летчик из него никудышный…
– Да ну его к черту! Даже говорить о нем не хочу. Давай о тебе… Да, кстати, тебе форму офицерскую нужно пошить. Чтоб нового образца… Я же сам родом отсюда, из Куйбышева. К тебе вот напросился. Заодно и дома чтобы побывать. У меня друг здесь заместитель начальника гарнизона. Он тебе с формой поможет… И еще…
Белкин привез ему все документы, необходимые для дальнейшего прохождения службы. Денежный, вещевой и продовольственный аттестаты, выписку из приказа части о представлении к денежному вознаграждению за сбитые самолеты и боевые вылеты. Неоплаченных побед у него накопилось достаточно. А деньги платили не плохие. За бомбардировщик – две тысячи рублей, за транспортный самолет – полторы, за истребитель – тысячу. За десять успешных боевых вылетов – две тысячи рублей. Это были очень большие деньги. Так что Артем мог считать себя богачом. Но уж лучше бы ему вручили погоны с двумя просветами и две звезды на каждый…
Глава тринадцатая
Лето 1943 год. Курская дуга.
Артем стремительно выздоравливал. И уже двадцать девятого апреля был представлен на военно-медицинскую комиссию. Правда, его не хотели признавать годным к прохождению службы в действующих истребительно-авиационных частях. Хотели направить в штурмовую авиацию. Пришлось изворачиваться в самом буквальном смысле. Артем ходил перед врачами на руках, делал сальто. Готов был танцевать перед ними. В конце концов он добился своего и был направлен в распоряжение командующего шестнадцатой воздушной армией. Эта армия находилась в составе до боли известного ему Донского фронта. После Сталинградской битвы Донской фронт был преобразован в Центральный. Шестнадцатая воздушная армия осталась при нем. И чтобы попасть в штаб армии, Артем должен был отправляться в район Курска.
Он рвался на фронт. Поэтому от отпуска по ранению отказался. Но все же взял три дня, чтобы заехать домой повидаться с матерью.
Было до боли обидно возвращаться домой в звании младшего лейтенанта. Совершенно не радовала новенькая, точно по размеру шинель, скрипучие хромовые сапоги и портупея. На вокзале он нашел машину, договорился с водителем, и тот подвез его прямо к дому. Через Тушино пешком идти он не хотел. Плевать ему на Владу, но все равно будет неприятно, если она его увидит…
Матери же было все равно, в каком звании сын вернулся домой. Ее печалило только то, что уже послезавтра он должен был отправиться на фронт. При всех успехах Советской армии враг до сих пор находился на подступах к Москве. Впереди летняя кампания. И еще не известно, как будут развиваться события. Возможно, столица вновь окажется под угрозой захвата. Поэтому Тушинские авиационные заводы оставались на Урале. И отец там же, и сестра. Жаль, что Артем не мог с ним свидеться с ними. Брат воевал на Балтике, в морской пехоте, защищал Ленинград. Тяжело там, но слава Богу, что жив. Даже повышение получил. Был старшиной второй статьи, а стал младшим лейтенантом…
Артем прочитал последнее письмо Павла, грустно посмотрел на мать.
– Вот так, два сына и оба младшие лейтенанты…
На душе тоскливо. Но тоску на мать нагонять он не хотел. Ей-то какая разница, сделает он карьеру или нет. Ее только одно волнует, чтобы сыновья живыми с войны вернулись.
Еще в Куйбышеве он получил все премиальные. Привез деньги домой, оставил себе немного, остальное отдал матери. По прибытии к месту перешлет денежный аттестат, как делал он это прежде. Лишь бы до места службы поскорей добраться. И знать бы, какой она будет, эта служба. Ведь он всего лишь младший лейтенант. Хоть бы звено доверили, и то хорошо…
Мать деньгам обрадовалась. Взяла несколько тысяч, собралась было на тушинскую барахолку. Немного подумала, просительно посмотрела на Артема.
– Шальных людей нынче много стало. Отымут ведь все, пока до дому донесу. Да и нести тяжело…
Пришлось ему идти вместе с ней. Май, а на дворе холодно. Пришлось надевать шинель.
Цены на стихийном рынке были астрономическими. Килограмм картофеля – пятьдесят рублей, мяса – пятьсот, сахара – столько же, сливочного масла – тысячу. И это при средней зарплате рабочего – семьсот-восемьсот рублей в месяц… И летчикам премиальные давались нелегко. Гибли летчики, сбивая немецкие самолеты. Да и не за деньги они воевали…
