Френк пристально посмотрел на старика, казалось, ощутив малую толику того, что чувствовал Томми, пожал плечами и, держа перед собой черный фонарь, направился к тому месту, где его отец выбирал тыквы для большой вечеринки, намеченной на завтра.
Томми хотелось броситься вслед за Френком, убедить его вернуть черную тыкву, получив взамен пятицентовик.
– Послушай, – остановил его голос резчика, который вновь принялся за тыкву, что лежала у него на коленях.
Старик был такой костлявый, что Томми буквально слышал, как при каждом движении кости трутся друг о друга.
– Послушай меня, мальчик...
"Нет, – думал Томми. – Я не буду слушать. Я убегу. Убегу".
Однако неведомая сила, исходившая от старика, пригвоздила Томми к земле. Он просто не мог пошевелиться.
– Ночью, – янтарные глаза старика потемнели, – фонарь, который купил твой брат, превратится во что-то иное. Его челюсти смогут двигаться. Зубы станут острыми, как бритвы. Когда все уснут, он пройдется по твоему дому... и воздаст каждому по заслугам. К тебе он придет последнему. Как, по-твоему, чего ты заслуживаешь, Томми? Видишь, я знаю твое имя, хотя твой брат ни разу его не произнес. Что должна сделать с тобой черная тыква, Томми? А? Чего ты заслуживаешь?
– Кто вы? – еле выдавил из себя мальчик.
Но резчик только молча усмехнулся.
Внезапно ноги Томми отклеились от земли и он побежал.
Догнав Френка, попытался убедить его вернуть черную тыкву, но слова о том, что она таит в себе опасность, вызвали у брата лишь смех. Томми попытался выбить фонарь из рук Френка, но тот держал его крепко да еще так двинул Томми, что тот повалился на пирамиду тыкв. Френк вновь рассмеялся, больно наступил брату на ногу, когда тот попытался встать, и ушел.
Сквозь слезы, брызнувшие из глаз, Томми посмотрел на дальний угол пустыря и увидел, что резчик наблюдает за ним.
Старик помахал ему рукой.
С гулко бьющимся сердцем Томми захромал к выходу с пустыря, пытаясь найти способ убедить Френка в исходящей от тыквы опасности. Но Френк уже укладывал свою покупку на заднее сиденье "Кадиллака". Их отец заплатил и за фонарь, и за остальные выбранные тыквы. Томми опоздал.
Глава 2
Дома Френк отнес черную тыкву в свою спальню и поставил на стол в углу под постером Майкла Берримана в роли безумного убийцы в фильме "У холмов есть глаза".
Томми наблюдал, стоя у открытой двери.
В кладовке Френк нашел толстую ароматическую декоративную свечку и вставил ее в тыкву. Судя по размеру, свеча могла гореть как минимум двое суток. Страшась света, вспыхнувшего в глазах фонаря, Томми, однако, понаблюдал, как Френк ставит на место вырезанную "крышку" фонаря-тыквы. Мерцание света на зубах тыквы создавало иллюзию, что толстый язык непрерывно облизывает губы. А дыру-нос, прямо-таки как у прокаженного, словно заполнял желтоватый гной.
– Невероятно! – воскликнул Френк, отойдя на полшага и любуясь своим приобретением. – Старый пердун в своем деле гений!
Ароматическая свеча насыщала воздух ароматом роз.
И хотя Томми не помнил, где читал об этом, внезапно в голову пришла мысль о том, что аромат роз свидетельствует о присутствии душ умерших. Так что причина появления этого аромата не стала для него загадкой.
– Какого черта? – Френк поморщился. Поднял крышку фонаря, заглянул внутрь. Мерцающий оранжевый свет забегал по его лицу, искажая черты. – Свеча должна пахнуть лимоном. Никаких роз, ничего девчачьего.
В большой просторной кухне Лу и Кайл Сацман, мать и отец Томми, сидели за столом с мистером Хаузером, менеджером фирмы, которая специализировалась на обслуживании праздничных мероприятий. Они составляли меню для завтрашней хэллоуинской вечеринки, постоянно напоминая мистеру Хаузеру, что еду должно готовить из продуктов высшего качества.
Томми прошел за их спинами, надеясь остаться невидимым. Взял из холодильника банку "коки".
Теперь его отец и мать убеждали менеджера, что все должно "выглядеть впечатляюще": закуски, цветы, бар, униформа официантов, приготовленные блюда – все-все, все, дабы каждый гость понял, что находится в аристократическом доме.
Присутствия детей на вечеринке не предполагалось. Более того, Томми и Френку наказали не выходить из своих комнат и сидеть тихо: ни телевизора, ни стерео, никаких занятий, которыми они могли бы привлечь к себе внимание гостей.
И приглашенные состояли исключительно из спонсоров и партийных боссов, от благоволения которых зависела политическая карьера Кайла Сацмана. Он уже заседал в сенате штата Калифорния, но на выборах, до которых оставалась неделя, баллотировался в палату представителей Конгресса США. Так что этой вечеринкой он выражал свою признательность денежным мешкам и партийным чиновникам, которые обеспечили его номинацию прошлой весной. Дети, конечно, только мешались бы под ногами.
Собственно, родители Томми вспоминали о нем только в дни больших избирательных митингов, на пресс-конференциях и в первые минуты приемов по случаю победы на выборах. Томми это устраивало. Нравилось ему оставаться невидимкой. В тех же редких случаях, когда он попадался на глаза отцу или матери, они неизбежно критиковали все, что он говорил или делал, любое выражение его лица.
"Мистер Хаузер, – говорила Лу, – надеюсь, вы понимаете, что гости не должны принять большие креветки за маленьких лобстеров".
Пока явно нервничающий менеджер убеждал Лу, что качество их фирма гарантирует, Томми тихонько отошел от холодильника и взял два "милано" из коробки с пирожными.
– Наши гости – важные люди, – должно быть, в десятый раз сообщил менеджеру Кайл. – Влиятельные и утонченные, которые привыкли к самому лучшему.
В школе Томми учили, что политика – это сфера деятельности, которую выбирали многие просвещенные люди, чтобы служить обществу. Он знал, что все это чушь собачья. Его родители вечерами подолгу планировали политическую карьеру отца, но, подслушивая их разговоры, Томми не уловил ни единого слова насчет служения людям или улучшения общества. Да, конечно, на публике, с трибун, они говорили только об этом: "права трудящихся, голодные, бездомные"... но наедине – никогда. Вдали от чужих ушей речь шла исключительно о "спонсорской поддержке", "сокрушении оппозиции" или о том, чтобы "засунуть новый закон кому-то в задницу". А Сацманам и всем тем, в ком они видели "своих", политика нужна была для того, чтобы завоевать уважение, заработать деньги и, что самое главное, обрести власть.
Томми понимал, что людям нравилось, когда их уважают, поскольку его не уважал никто. И с деньгами ему все было ясно. А вот власть ставила его в тупик. Он никак не мог взять в толк, почему его отец и многие из тех, чьи имена звучали в их доме, тратят столько времени и усилий, чтобы добиться ее. Какое удовольствие можно получить от того, что ты приказываешь людям, говоришь им, что надо делать? А если ты отдашь неправильный приказ и тогда, выполняя его, кто-то получит травму, что-то сломает, а то и погибнет? И как можно рассчитывать на любовь людей, если они в твоей власти? Вот, к примеру, Томми находился во власти Френка, абсолютной власти, под его полным контролем... и ненавидел брата.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
