громко, навзрыд, пропуская через себя все накопившиеся эмоции последних дней.
Сил сопротивляться просто не осталось. Уткнувшись в его водолазку, я даже не знала, сколько проплакала. Слезы все лились и лились, впитываясь в темную ткань. Не слышала, была не в состоянии распознать его слова. Что-то говорил, утешал, гладил по волосам и спине, пока я успокаивалась.
Когда слезы закончились, пришло полнейшее опустошение. Затихнув у него на груди, я слушала размеренные удары его сердца.
Погладив мою щеку большим пальцем, смахнув с нее последнюю слезу, он заправил мне за ухо волосы, вынуждая впервые за все это время взглянуть ему в глаза.
Мягкая полуулыбка коснулась его губ, выделяя едва заметную ямочку на щеке.
– Если ты думаешь, что я сейчас накинусь на тебя с поцелуями, то нет, – произнес он с легкой усмешкой, чем возмутил меня до глубины души.
Снова попытавшись вырваться – каков наглец! – я задергалась в его объятиях, но бессмысленно. Он лишь сжал меня крепче и перехватил мои руки, пережидая мое негодование.
– Успокоилась? – поинтересовался он вполне миролюбиво.
– Ненавижу тебя! – выдохнула я, злясь на собственную беспомощность.
– И вот ты снова меня не дослушала, саламандрочка, – проговорил абсолютно спокойно. – Итак, я очень сильно хочу тебя поцеловать. Ты даже представить себе не можешь, насколько сильно. Но я не стану этого делать сейчас, потому что не желаю играть роль пластыря для твоего разбитого сердца. Но если тебе все же очень хочется, чтобы я тебя поцеловал, ты можешь меня об этом попросить. Или мы просто дождемся, когда ты осознаешь свои чувства ко мне.
– Этому не бывать! – вспыхнула я раздраженно, все больше поражаясь его наглости.
Непрошибаемый! Невозможный!
И невозмутимый.
– Посидим, подождем. Мне торопиться некуда. Тем более что все приготовленное мною для нашего свидания уже наверняка растащили местные троглодиты.
– И отлично! Я вообще не собиралась к тебе идти! Это Д-Ролли настояла. Зачем я ее только послушала?!
Белобрысый довольно усмехнулся.
– Молодец, рыжая. Я в ней не ошибся.
– То есть ты ее еще и подговорил? – изумилась я. – Да как ты посмел?!
Игриво приподняв бровь, он внимательно взглянул на меня.
– Посмел что, саламандрочка? Посмел ухаживать за тобой? Или посмел просить твою подругу о помощи, потому что уже понял, что с тобой легко не получится?
– Да у нас вообще никак не получится! – вновь задрыгалась я – и снова безуспешно.
– А это мы еще посмотрим, – коварно улыбнулся он одним уголком губ. – Так что? Не появилось желание попросить меня о поцелуе?
– Появилось желание, – согласилась я горячо. – Очень хочется врезать тебе по морде!
– А в пекло все, – сдался парень, и я мысленно возликовала, но рано. – Заплатка так заплатка.
Я даже сообразить ничего не успела, как его губы накрыли мой рот. Накрыли и замерли на миг, пока его пальцы проникали в мои волосы на затылке.
Полурык-полустон он выдохнул мне прямо в губы, отчего по всему моему телу прошла вибрация. И ничего. Совсем ничего после.
В непонимании распахнув веки, я встретилась с его взглядом. Смотрел пристально, прямо, пронизывающе, будто решал, стоит ли продолжать, а сердце мое уже сделало кульбит. И забилось еще сильнее, когда, закрыв глаза, он все же продолжил начатое.
Но это был совсем другой поцелуй. Не такой, как в столовой или нише. Нежный, трепетный, волнующий и мягкий. У меня дыхание перехватило и мурашки табунами пронеслись по коже.
Но на губах Персиди не остановился. Глаза, лоб, нос, щеки – он покрывал короткими поцелуями каждый сантиметр моего лица. Неторопливо, едва касаясь, словно изучая, запоминая каждый изгиб, отчего я то и дело задерживала дыхание.
Глядя мне в глаза, он перецеловал каждый палец на моих руках, нашел губами линии на обеих ладонях. Это было до невозможности интимно, слишком глубинно, за гранью приличий.
И это будоражило. Его действия будоражили. Его взгляд заставлял смущаться. Я едва находилась в сознании, вообще не веря, что такое возможно. Казалось, что я просто сплю и вижу чертовски увлекательный, увлекающий сон.
К моему собственному стыду, выныривать из него в реальность не хотелось совершенно.
В эту ночь мы так и не отправились вскрывать хранилище преподавательской библиотеки. Просидели на той самой лавке почти до утра, не обменявшись больше и парой фраз.
Осознав, что он внаглую рассматривает меня, я заразилась его болезнью и делала ровно то же самое. Для посторонних мы, должно быть, выглядели как два неадеквата, но на Темной стороне вообще мало попадалось нормального, так что мы просто не выделялись из общего антуража.
А еще целовались. Тоже странно. Но от этих поцелуев я теряла и голову, и понимание происходящего в принципе.
«Молчи», – мысленно приказывала я себе, но почему-то голосом Персиди. «Просто молчи» – и тогда этот удивительный миг не испортится, часы не пробьют отбой, куратор не превратится в кричащую тыкву, а Золушка не покинет бал раньше назначенного часа.
Но у всего есть свое время. Даже у бесконечной ночи.
– Не хочу, чтобы ты сбегала из академии, – произнес блондин, когда мы расставались на крыльце моего корпуса.
– Ты меня совсем не знаешь, Персиди. Да я сама о себе ничего не знаю.
Опустив взгляд, я с осуждением покачала головой.
Спиной назад опускаясь вниз по ступенькам, парень вдруг непонятно чему обрадовался:
– Это неважно. Важно то, что ты впервые назвала меня по имени, саламандрочка.
– Не зарывайся, белобрысый!
И почему я никак не могла перестать улыбаться?
– Поздно. Я уже услышал все, что нужно. Не забудь, завтра после отбоя, – напомнил он про нашу сдвинувшуюся вылазку в хранилище преподавательской библиотеки.
Я ему ничего не ответила. Что бы он там ни услышал, я уже точно знала: как только у меня будет все необходимое, я уйду.
Ведь где-то там, на Светлой стороне, в одиночку от Охотника по-прежнему скрывалась моя мама.
Дорогие друзья, поздравляю нас с завершением первой книги. Спасибо, что были со мной и героями все это время. Ваша поддержка для меня очень важна. Встретимся во второй части истории "Академия Полуночников. На острие кинжала".
