лучше, чем тот, кто им является.
Он встаёт как раз в тот момент, когда Тристан подходит к столу, и я сначала не могу решить, относится ли заявление Зака к нему или к Тристану. Он оставляет свою куртку на земле под одной из ножек стула и уходит, помахав напоследок рукой.
То, как он двигается… это похоже на медведя на охоте.
Я немного волнуюсь; я должна быть честна по этому поводу.
— Что это? — спрашивает Тристан, глядя на скомканный кусок ткани. Он наклоняется, чтобы поднять её, и сразу замечает размазанное пятно от губной помады. Его пристальный взгляд встречается с моим, и я выдаю натянутую улыбку.
— Первокурсникам нельзя встречаться, помнишь? Они пытаются сломить меня и Зака.
— Плебейская работа, — произносит он, и не шутит, когда встаёт и подходит к мусорному баку. За долю секунды до того, как он собирается засунуть её внутрь, я понимаю, что он пытается выбросить дорогую куртку.
— Нет, нет, — я бросаюсь за ним, вырываю её из его пальцев и прячу за спину. — Это настоящая кожа и шерсть, я могу её почистить, — Тристан награждает меня выражением смешанного замешательства и презрения, но даже если он стоит там в дизайнерских брюках и футболке, которая, вероятно, стоит в четыре раза дороже, чем она должна на самом деле, он такой же «плебей», как и все мы. — Это навык, которому ты, возможно, захочешь научиться: мы не выбрасываем одежду, — я встряхиваю куртку и перебрасываю её через спинку стула. — Мы её постираем.
Тристан подходит и встаёт передо мной, поднимая руку, как будто собирается зачесать мои волосы назад… а затем в последнюю минуту передумывает. Он опускает руку. У меня перехватывает дыхание, и я делаю шаг назад, пока моя задница не прижимается к краю стола.
— Ты хочешь сказать, что я должен привыкнуть к своему статусу простолюдина? — он что-то бормочет, и я не могу сказать, говорит ли он серьёзно, или играет со мной, или, с Тристаном Вандербильтом это не такие уж разные вещи.
— Я привыкла к своему, — слов почти не слышно, их практически сразу унёс ветер. Почти. Он снова наклоняется ко мне, как всегда идеальный плейбой.
Только он уже много лет им не был. Это старые новости. Он был верен мне дольше, чем когда-либо трахался со всеми подряд.
— Ты не простолюдинка сейчас и никогда ею не была, — его голос так же невозможно услышать, как и мой собственный. Если бы он не наклонился и не приблизил свои губы к моему уху, я не уверена, что вообще услышала бы его. — Ты королева, Марни, — он снова делает шаг вперёд, но на этот раз ставит свои ноги по обе стороны от моих, загоняя меня в клетку своими длинными ногами. — Если мы оба будем усердно учиться и отнесёмся к этому университету так же, как к Бёрберри, тогда нет ничего, чего бы мы не могли сделать. Нет трона, на котором мы не могли бы воссесть.
Он внезапно отстраняется, а затем приподнимает уголок губ в ухмылке, от которой спадают трусики.
— Если они испачкали куртку Зака губной помадой, я могу только представить, что они сделают с тобой.
— Почему? — спрашивает Тристан, кладя руки на стол по обе стороны от меня. — Потому что у меня нет никакой репутации в этом университете, кроме той, которую я заработал, трахнув тебя в твоей комнате в общежитии на второй день.
Его серые глаза блестят. Он ничего не может с собой поделать: ему нравится быть жестоким. Как штурвал корабля, я направлю его туда, куда хочу, чтобы он шёл, где я хочу, чтобы он проявил себя.
Это не твоя работа — приручать плохих парней, Марни.
Так и есть. Но… У меня такое чувство, что, если я сейчас уйду от Тристана, он может превратиться в чудовище.
Я не хочу, чтобы это случилось с ним. Пока он относится ко мне правильно, я могу справиться с этой его стороной.
— Каковы твои чувства по поводу всего этого? — спрашиваю я, очевидно, имея в виду дедовщину. Он внезапно поворачивает лицо и запечатлевает резкий поцелуй на уголке моих губ.
— Мои чувства? Мои непосредственные и настойчивые мысли? — он напевает, словно в раздумье, но делает это только после того, как обнимает меня одной рукой и прижимает наши тела друг к другу. — Хищные.
— Тристан… — я предупреждаю, но он так же полон решимости, как и Зак, показать свои намерения перед кем угодно.
— Презренные, — он снова целует уголок моих губ, а затем проводит языком по их изгибу. — Ужасающие.
Я отталкиваю его, но он лишь хватает меня за запястья и крепче прижимает мои ладони к своей груди.
— О, какая скука. Я наткнулся на Тристана Вандербильта, который делает свой ход — снова, — Крид со вздохом опускается в мой стул, протягивая руку, чтобы промокнуть лоб носовым платком, как будто на улице сто двадцать градусов (прим. — 50 градусов), а не благоухающие шестьдесят восемь с лёгким ветерком (прим. — 20 градусов). — С Марни можно делать гораздо большее, чем просто трахать её, ты же в курсе?
— В этом ты эксперт, мой милый маленький невинный ягнёночек, — Тристан внезапно отодвигается от меня и наклоняется к Криду, щекоча его подбородок длинными пальцами, прежде чем Крид убирает его руку. Я повсюду ощущаю флюиды любви парней, и мне приходится изо всех сил сдерживаться.
Позволила бы я им когда-нибудь прикоснуться друг к другу?
Эта мысль заставляет меня покалывать от ревности, но и от чего-то ещё, от тепла внизу живота и между бёдер, которое невозможно отрицать. Я встаю и тянусь за своим кофе, но Крид берёт его и делает глоток, полностью игнорируя Тристана.
Его глаза, такие же прекрасные и ясные, как небо над горами, находят мои и задерживаются там.
— Давай прогуляемся по двору и вступим в клуб, — Крид внезапно встаёт, вероятно, думая, что Тристан отойдёт от него. Только он этого не делает, и тогда они оказываются грудь к груди, я задаюсь вопросом, не права ли Шарлотта. Мне определённо следовало бы написать мангу, или веб-комикс, или что-то в этом роде; моя жизнь и так практически как одна из них. — Тебя не приглашали.
— Попробуй удержать меня на расстоянии.
Тристан засовывает руки в карманы брюк, когда Крид проталкивается мимо него, врезаясь в него плечом. Затем он медленно, лениво протягивает руку к моей, пальцы парят в воздухе, как ленивые пчелы. Как только его пальцы обхватывают мои, вся эта притворная беззаботность исчезает. Его хватка крепкая, непоколебимая, это явный и
