Возвратившись в Принстон «матерью-одиночкой», я обнаружила, что разведенная женщина не пользуется симпатией в этом обществе. Дважды пройдя через развод в Советском Союзе, я никогда не чувствовала там какой-либо унизительности моего положения. Но здесь я поняла, что являюсь «грешницей» во всеобщем понимании; меня уже не приглашали в те дома, где я была столь хорошо принимаема до моего брака и развода. Несправедливость этого была обидна, и здесь, в Калифорнии, я надеялась, что Олины родичи Хайакава окажут нам поддержку — помогут найти хороших друзей. Но профессор Хайакава был теперь по уши в политике.
После тридцати лет активности в демократической партии он перешел теперь к республиканцам, и они уговорили его немедленно же баллотироваться в сенат. Прекрасный оратор, высокоинтеллигентный профессор семантики, Дон (как его звали дома, а официально — Сэмюэль Ишии) теперь разъезжал по штату с речами, а его семья молилась, по секрету, чтобы он не прошел в сенат. Потому что такой исход означал бы полнейшую перемену жизни для всех в его семье. К всеобщему удивлению, он выиграл первоначальные выборы, а потом прошел в сенат, правда, очень незначительным числом голосов. Его жена — Олина тетя Мардж — отказалась жить в Вашингтоне и исполнять роль «политической» хозяйки в доме сенатора; устраивать бесконечные коктейли, во время которых решаются политические вопросы. Ботаник и садовод по образованию, она осталась в Калифорнии редактировать свой «Ботанический журнал», изучать высокогорные мхи (ее специальность) и продолжать свою жизнь, как и прежде. В Вашингтон она приезжала только в абсолютно необходимых случаях, когда нужно было идти вместе с мужем в Белый дом. Она долго не могла привыкнуть к своему положению жены сенатора и только после ухода Хайакава на пенсию наконец научилась пользоваться благами, предоставленными и ей. И теперь, с большим опозданием, вдруг утратила свою приятную, простую манеру поведения… Так мы потеряли легко доступных родственников, ибо у них было в то время слишком много своих собственных проблем.
Тем временем я решила, что настало время вновь обратиться к моей работе: писать. Мне хотелось писать теперь по-английски, и, чтобы профессионально практиковаться в этом, я поступила в заочную школу, организованную, как и многие другие образовательные программы в Америке. «Учитесь писать для детей» — назывался мой курс, его центр был в Коннектикуте. Преподаватели школы — писатели и редакторы с большим профессиональным стажем, обучали всех, кто захочет попробовать себя на этом поприще: от писателей, никогда не писавших для детей, до домохозяек. Школа присылала литературу, лекции и задания, которые я должна была выполнять и отсылать обратно. Они возвращали мне мои страницы, испещренные красным карандашом редактора с пометками и объяснениями.
Я была так рада погрузиться в эту работу! У меня было столько неприятностей с переводчиками моих первых двух книг, написанных по-русски… Теперь я с вдохновением принялась за выполнение этих заданий.
Вскоре выяснилось, что, безусловно, мои учителя хотели создания вымышленных рассказов о том, «чего никогда не было», фантазий и сказок. Я же всегда могла только описывать «то, что было», писать, как пишут корреспонденты, — оставаясь верной во всех деталях реальным событиям.
Так, например, я написала интересный репортаж о школе для плавания, куда ходила Ольга, о замечательных учителях, пускавших в бассейн огромного черного кота, по имени Мозес. Когда Мозес, прижав уши, переплывал бассейн вдоль и поперек, маленькие дети не боялись пускаться в воду — это было забавно для всех! Родители проводили часы вместе с детьми, наблюдая весь процесс обучения, — это было чудесное маленькое частное заведение, которое вели две подруги. И я написала об этом «истинную историю», озаглавленную «Следуя за Мозесом». Это было неплохо.
Но затем пришло задание: трансформировать рассказ, придумать несуществовавший характер, действующее лицо, изобрести интригу вокруг этого характера и дать ход воображению, чтобы создать рассказ о несуществовавших событиях. И тут я стала в тупик. Мне было неинтересно изобретать и выдумывать. Мне всегда казалось, что правда куда интереснее всех выдумок. Почему надо отправляться на поиски несуществующего?.. Но я выполнила задание, изобрела некую девочку, и все это оказалось неубедительным и неинтересным. Я убедилась воочию, что мне надо писать только так, как я это вижу — то есть в духе репортажа. Так, как я и писала мои две книги: как рассказы о том, «что было», без прибавлений. На этом мое вдохновение покинуло меня, и я оставила всякие попытки писать «для детей». Возможно, что мы не поняли друг друга в этой переписке; но мне определенно не хотелось «изобретать» рассказы для детей. Очевидно, думала я, надо писать только для взрослых, потому что они понимают все как есть…
Я чувствовала, что в какой-то момент я снова начну писать — может быть, продолжать мои первые книги — и опять в том же плане: описывая реальную жизнь такой, какой она представала передо мной, безо всяких выдуманных интриг. Может быть, я даже напишу сценарий для кино — моя мечта с давних лет… Но время для такой работы еще не настало. Когда-нибудь я снова напишу о том, что происходило со времени того особого года 1967, на котором закончилось повествование моей второй книги…
Но все это были лишь мечты. В действительности я отвозила дочку в школу, покупала продукты и вела хозяйство. В Калифорнии мы купили маленький деревянный домик, построенный когда-то парой путешественников по всему свету, спроектировавшей этот дом в псевдояпонском стиле: в виде перевернутой буквы «П» с маленьким садиком и ручейком посредине и с бассейном в форме фасоли, закрывавшем вход в это перевернутое «П». Они даже посадили бамбук для общего впечатления и оставили каменного Будду возле ручейка… Для Принстона это все было бы неслыханной вычурностью но Калифорния — удивительная экзотическая страна, где все выглядит натуральным.
Я купила этот дом у водителя больших грузовиков и его жены, дом был оценен необычно дешево. Два огромных грузовика стояли возле дома, и соседи очень желали отделаться от них, так как они «портили вид». Поэтому агент по продаже недвижимости и привела меня сюда! (Эти агенты по существу и решают, где вам надлежит поселиться.) На стене у молодой пары висело мотто: «Господь дает, дядя Сэм берет», — это насчет налогов.
Им не терпелось уехать на север, где были шахты и где они могли работать. Мы быстро заключили сделку к общему удовольствию. Молодая пара была приятной, но девственно несведущей о существовании внешнего мира, вне Калифорнии… Уровень их жизни показался бы советскому водителю грузовиков неслыханной роскошью. По существу же они представляли собою так называемый «нижний слой среднего класса» американской социальной лестницы. Они были радушными и добрыми и дали нам адрес детской школы плавания для Ольги — где и подвизался черный кот Мозес.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
