— Вы можете говорить? — спросила она через некоторое время.
— Да, могу, — ответил он. Вернее, прошептал еле слышно. Собрав оставшиеся силы, он постарался говорить громче. — Сейчас я понимаю многое такое, чего не понимал прежде. Жители Альбенарета вовсе не ищут смерти, во всяком случае, не больше, чем люди. Смерть для них — только пересадочная станция на пути к чему-то большему, к некоему единству со всей Вселенной.
— Разумеется, — сказала инопланетянка.
— Нет… не «разумеется», — возразил он. — Вы не понимаете, как трудно людям воспринять подобную концепцию. Для нас смерть — нечто очень личное, единственное в своем роде; это либо конец всему, либо высвобождение того, что называется «душой», которая в итоге и устанавливает как бы личностные отношения со Вселенной.
— Живет целый народ, — сказала она. — Отдельная личность — только одна из его составляющих.
— Это справедливо для вас, жителей Альбенарета, но не для нас, людей, — снова возразил он. — Мы всегда воспринимаем себя отдельными личностями. «Когда я умру, — считает или может сказать любой из нас, — этот мир перестанет существовать». Вы не способны по-настоящему оценить подобный образ мышления, как и мы не в состоянии по-настоящему оценить вашу теорию Ворот и Пути.
— В таком случае у нас все же нет ничего общего.
— Нет, есть, — сказал Джайлс. — Один общий недостаток. Те, кто создавал философию наших столь различных народов, вполне соответствовали культуре этих народов до тех пор, пока те жили в пределах своего родного мира, своей родной планеты. Но теперь и мы, и вы вырвались на просторы космоса, и отнюдь недостаточно всего лишь перевести в систему общекосмической терминологии такие, свойственные лишь вашему миру, понятия, как Врата и Путь. Этот путь может привести вашу цивилизацию лишь к застою и физическому исчезновению. Точно так же и для нас, людей, совершенно недостаточно просто сказать: «Когда умираю я, со мной умирает весь мир». Потому что теперь мы видели этот мир, мы видели Вселенную, мы теперь понимаем, что она слишком огромна, чтобы исчезнуть только потому, что умер кто-то из людей. Вселенная слишком велика для нас как отдельных личностей.
— Общий недостаток ничто не может связать воедино.
— Однако тот факт, что мы можем помочь друг другу, говорит о нашей общности, — сказал Джайлс. Лихорадочное возбуждение снова охватило его, и он обнаружил в себе неожиданный запас сил, чтобы продолжать спор. — То, чего не хватает нам, людям, частично существует в уже созданной вами, инопланетянами, философии. Главное — это идея о том, что народ всегда выживает. Как отдельные личности мы слишком ничтожны, чтобы принимать вызов Вселенной, но как человечество мы этого вполне достойны. Как раз этого и не хватает нашей философии. А вам, жителям Альбенарета, не хватает того, что есть в нас, людях: индивидуум не сдается даже в ситуации, когда народная мудрость утверждает, что дальнейшая борьба невозможна. Вспомните, ведь вы тогда сдались, а я в конце концов все-таки посадил спасательный корабль на планету.
В кабине вагонетки наступило молчание; за окнами лежала безжизненная равнина, окрашенная неземными цветами — черным и серебристым. Джайлс повернулся к круглоголовой собеседнице-инопланетянке, ожидая ее реакции на свое заявление. Какой она будет, предсказать он бы не смог. С точки зрения человека, он самым безжалостным образом напомнил ей о том, что она потерпела поражение в том, чем особенно гордилась.
— Это верно, — в конце концов медленно проговорила инопланетянка. — И это именно то, что казалось мне как бы незаконченной мыслью. Ты сделал такое, что, по всей видимости, было невозможно для тебя.
— Только потому, что у меня не было выбора, — сказал он. — Я непременно должен был попасть на 20 В-40, даже если бы этому противилась вся Вселенная, все жители Альбенарета, все человечество, даже если бы они вместе считали это невозможным.
Капитан медленно повернула голову, внимательно на него глядя.
— Но такой вариант поведения — это ведь анархия, — сказала она. — Ни одна цивилизация не способна существовать при подобном поведении индивидуума.
— Наша существует. Мы живем и даже вместе с вами, жителями Альбенарета, оказались в космосе.
Она отвернулась и стала смотреть мимо него, сквозь лобовое стекло на каменистую равнину перед ними.
— Даже если вы и правы, — проговорила она, — как мы можем помочь друг другу — ваш народ и мой?
— Мне нужна ваша помощь, чтобы спасти одного человека от других людей. Они, другие, хотели бы использовать его для оправдания уничтожения миллионов человеческих жизней. Вместе с вами мы могли бы освободить его и тем самым уничтожить саму возможность оправдания грядущих массовых убийств. Ведь точно так же мы с вами благополучно доставили спасательный корабль на эту планету. Вы были не в состоянии управлять им на самом последнем отрезке пути, но до этого я ничего не сумел бы с ним сделать. До момента, когда возникла жизненная необходимость, заставившая меня научиться управлять этим крошечным модулем. Она открыла мне многое относительно вашего народа и моего собственного и позволила мне понять, сколь многое из того, чему я прежде верил, в чем был убежден, на самом деле ложно.
— Даже если мы что-то и сделаем вместе, что это докажет?
— Лишь то, что вместе мы способны купировать недостатки друг друга, — сказал Джайлс, — совершить то, чего поодиночке не может ни один из нас Спасение жизни нескольких людей и Капитана Райумунг — дело достойное. Однако речь может идти о спасении жизни множества людей и благодаря этому спасении, пусть потенциальном, жизней множества жителей Альбенарета. Перед ними откроется новое понимание Пути, новая возможность сотрудничества с человечеством. Это, безусловно, не может остаться незамеченным и сможет убедить ваш народ, и мой тоже, в том, что и тем и другим необходимо научиться думать иначе, иначе воспринимать действительность и вместе работать как в космосе, так и на дальних планетах. А положительные результаты подобной деятельности безусловно принесут немало чести и вам, и вашему ребенку.
Она чуть шевельнулась — ему показалось, беспокойно.
— То, о чем вы говорите, — ответила она, — не коснется моей чести. Вы ждете от меня чего-то совершенно необычного.
— Я знаю, — сказал он. — Если для этого и существует особое слово в вашем языке, я его никогда не слышал. А у нас, людей, это называется дружбой.
— Дружбой? — эхом откликнулась она. — Странное слово, если оно не несет в себе никакой информации ни о родстве, ни о деловом сотрудничестве, ни о логической причине подобного сотрудничества.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
