дело до конца, но не смог придумать безопасный способ ухода.
Франклин подробно описал, как планировал свои снайперские атаки, как пытался, словно актер или танцор перед выходом на сцену, представить каждую деталь и предусмотреть все возможные непредвиденные обстоятельства, например, появление полицейского, случайно услышавшего выстрелы. Он всегда намечал пути ухода и заранее знал, как избавиться от оружия. Когда удалось только ранить жертву, он считал миссию проваленной.
Во многих интервью невербальные сигналы по крайней мере столь же важны, как и то, что говорит интервьюируемый. Франклин даже продемонстрировал нам свою технику стрельбы и навыки боевых искусств. Я почти уверен, что он думал, что произвел на нас впечатление, но когда мы с Кеном переглянулись, то едва удержались, чтобы не рассмеяться, – настолько комично и абсурдно это выглядело. Я все время напоминал себе, что этот человек гордится своим мастерством в убийстве невинных людей.
Мне всегда интересно наблюдать на такого рода встречах – и Франклин не был исключением, – как преступники вдруг начинают путаться и утверждать, что не помнят некоторые моменты или даже целые промежутки времени своей жизни. Но когда дело доходит до описания самого преступления, как только они включаются в привычный режим мышления, им вспоминается каждая мелочь. Они плохо помнят реакции жертвы, если только это не является частью «почерка», но могут воспроизвести каждое свое движение, каждый ход при совершении преступления. Франклин мог точно сказать, где находился в тот или иной момент, назвать машину, которой пользовался, модель оружия и калибр боеприпасов и куда целился, чтобы выстрел оказался наиболее эффективным.
Когда я перевел разговор на убийство Даррелла Лейна и Данте Эванса Брауна, двух мальчиков в Цинциннати, и предложил Франклину мысленно перенестись на железнодорожную эстакаду и посмотреть вниз через прицел, он отреагировал бесстрастно и коротко, вспомнив тот миг, когда нажимал на спусковой крючок.
Да, он рассчитывал убить смешанную пару, но когда появились мальчики – и возможность уничтожить двух афроамериканцев, – воспользовался шансом.
Я слушал его внимательно, пытаясь обнаружить хотя бы намек на раскаяние. Горе двух семей представить невозможно. И мне действительно показалось, что Франклин говорил об этом с оттенком легкого сожаления, но не более. По крайней мере, сон из-за этого он не потерял.
Самым большим откровением для меня стали не детали, которые он так хорошо помнил, а то, как он говорил об убийстве. Ни торжества, ни раскаяния. Говоря, что потратил пять патронов на одну цель, он напоминал профессионального бейсболиста, сожалеющего о своих промахах в игре. Откровенно и увлеченно говоря о своем расизме, Франклин прямо заявил, что речь идет о выживании белой расы, которая находится под угрозой; в то же время описание самих преступлений звучало сухо и формально.
Когда речь зашла о спонтанном убийстве Мэннинга и Швенн в Мэдисоне, он ушел в сторону и начал рассказывать о том, как планировал убить судью Симонсона. Мы вернули его на автостоянку возле «Ист-Тауна», и он нехотя признал, что не удержался, дал волю чувствам и отклонился от первоначальной цели. Он также согласился, что поступил глупо и ушел только благодаря счастливой случайности. При этом он постоянно возвращался к Симонсону, убийство которого спланировал со всей возможной тщательностью и даже убедился, что сможет идентифицировать жертву, чтобы не убить не того человека. Самые жестокие правонарушители представляют собой клубок противоречий, и эти наблюдения помогли нам разграничить организованные и неорганизованные компоненты криминальной ориентации Франклина. Когда ему удавалось оставаться в рамках систематизированной структуры убеждений, он являл собой организованный тип преступника. Но когда верх брал вспыльчивый характер, организованные аспекты его преступной личности улетали в окно. Тем не менее, даже признав, что расстрел пары на стоянке был ошибкой, опрометчивым и рискованным шагом, он излагал эту историю так, будто те двое встали на его пути и поэтому несли ответственность за срыв миссии. При этом он как бы намекал, что избавление мира от еще одной межрасовой пары тоже было достижением.
Дело было не только в том, что общение людей разных рас обижало его лично. Больше всего он боялся сексуального смешения рас, поэтому и отреагировал так остро на фотографии в «Хастлере». «Смешанные браки – это геноцид белой расы», – сказал он. Судя по его тону и языку тела, этот лозунг он провозглашал не впервые.
Вообще я пришел к выводу, что расистские заявления и тирады были для него своего рода щитом, способом защитить себя от необходимости вникать в причины своей собственной неадекватности.
Как и многие серийные убийцы, преступления которых не ориентированы на миссию, а основываются на сексе, Франклин, по его признанию, всегда чувствует себя охотником и постоянно выискивает жертву. Это объясняет его непрерывную активность, диапазон которой простирается от тщательно спланированных преступлений, как взрыв в Чаттануге, до спонтанных, вроде расстрела на автостоянке у «Ист-Тауна» в Мэдисоне или убийства двух подростков в Цинцинатти из-за того, что ему не удалось найти более подходящую цель. В каждом случае он был готов лишить жизни, готов использовать любой шанс.
Разница между ним и типичным серийным убийцей заключалась в том, что он не возвращался на место преступления или захоронения трупа, не брал сувениры, чтобы вновь пережить ощущение силы, испытать удовольствия и удовлетворение от преступления. Сделав выстрел или взорвав бомбу, он забывал о содеянном и уже продумывал следующее преступление.
Имея дело с разными типами убийц, я могу отметить важность в различиях между modus operandi и почерком. М.О. – это то, что преступник делает для совершения преступления, например, принести пистолет и вексель в банк, который он намеревается ограбить. Почерк – это то, что он делает, чтобы получить от преступления эмоциональное удовлетворение. Например, Деннис Рейдер, BTK, любил связывать жертв и наблюдать, как они медленно умирают.
Вот почему описание Франклином своих методов так много говорит о нем самом. Должен сказать, что в его преступной карьере есть аспект, который увел бы нас в сторону при любом анализе. Я имею в виду использование им огнестрельного оружия и взрывчатых веществ, а также нацеленность исключительно на афроамериканцев и евреев. Это довольно необычно и, вероятно, привело к тому, что мы называем слепотой связи – неспособности связать два и более преступлений и приписать их одному и тому же лицу, независимо от того, известно это лицо или остается неизвестным. Многое прояснилось, когда мы изучили дело Франклина и его бэкграунд. После травмы глаза он много работал над тем, чтобы стать первоклассным стрелком и впоследствии опытным снайпером. Познакомившись с нацистской и правоэкстремистской литературой, он научился изготавливать простые, но эффективные бомбы. Таким образом, modus operandi не имел для него большого значения – лишь бы помогал эффективно достичь нужного результата.
