Так авиация обычно наводит катера на цель. Сейчас летчик показывал, что нужно держаться ближе к берегу. Правильно! Там меньше качает. Но берег-то ведь вражеский!
Ничего не понимая, Князев и Шубин плыли мимо Хиума, дивясь тому, что их не обстреливают оттуда. Заколдованы они, что ли?
Только дома моряки узнали, что ночью на Хиума был высажен десант. Бои шли на восточном берегу. Катер Павлова потерпел аварию на западном. («Шеи немцев были повернуты в другую сторону», — так прокомментировал Шубин это обстоятельство.)
После полуночи немцы стремительно покатились на юг, спеша переправиться с Хиума на Саарема. К утру на острове не осталось ни одной рыбачьей лодки.
До Шубина ли было немцам?
— И еще споришь: не везет! — говорили Шубину товарищи. — В кои веки кораблекрушение потерпел, и то повезло: аккурат к наступательной операции подгадал!
— А это уж нам всем повезло, — с достоинством отвечал Шубин. — Осенью тысяча девятьсот сорок четвертого года наступательная операция на Балтике не случай, а закономерное явление! При чем же тут ваше «везет — не везет»?..
Глава 6. Клеймо «СКФ»
1
Первые несколько часов после возвращения шубинцы ходили в героях.
Шурка, по обыкновению, разглагольствовал среди своих взрослых «корешей», матросов с других катеров:
— Потом стало на волнишке бить, потряхивать. Думаем: как бы не пропал наш командир! Гвардии старший лейтенант Князев говорит: «Я подойду к вам, товарищ командир! Надо вас снимать!» — «Подожди! — отвечает гвардии капитан-лейтенант. — Нельзя же свой катер бросить в беде! Справимся! Выгребем!» И выгреб! Шубин же!
А боцман горевал о трофейных консервах, которые пришлось выбросить за борт:
— Вскрыть даже ящики не успел. Так и не знаю, что это за консервы. А пригодились бы! Иностранного моряка будем ужином угощать.
Но к вечеру в дивизионе стало известно, что адмирал сурово разговаривал с Шубиным.
Начальство рассудило правильно: «Кому много дано, с того много и спросится». Шубину было много дано — от таланта до орденов. И спрошено было поэтому полной мерой!
«За спасение людей и катера — спасибо! — будто бы сказал адмирал. — Но аварию тебе, Шубин, простить нельзя! Завтра в десять представишь объяснение причин аварии. Не сумеешь объяснить, отрешу тебя и Павлова от должности и отдам под суд военного трибунала!»
2
…Запасшись папиросами, Шубин и Павлов заперлись в комнате. Дом, куда их поставили на квартиру, находился на окраине рыбацкого поселка, недалеко от гавани.
Через час или полтора в комнате было уже полутемно от табачного дыма. Как сквозь дымовую завесу, прорывались моряки к цели — к разгадке аварии у западного берега Хиума.
Конечно, не так трудно было промямлить какую-нибудь общепринятую формулу покаяния. Начальники, вообще говоря, жалостливы к кающимся.
Но Шубину это как раз было трудно. По-честному, он не мог бы так.
Слишком сильна была его вера в себя, чтобы поступиться ею без борьбы. И эту веру он, как правило, переносил на своих подчиненных. Павлов был надежен, так считал Шубин.
Это не значит, однако, что Шубин не был требователен по службе. Наоборот! Но требовательность и недоверчивость — вещи разные. Шубин не уставал повторять своим офицерам, что на войне — да и вообще в жизни — очень важна инерция удачи, иначе говоря, неустанно вырабатываемая привычка к счастью. Нельзя допускать необоснованных сомнений в себе, колебаний, самокопаний. Горький сказал: «Талант — это вера в себя, в свои силы!» Но почему горьковские слова применимы лишь к писателям, а не ко всем людям, к представителям различных профессий, в том числе и военно-морской?
Лет шесть или семь назад учебный корабль, на котором проходили практику курсанты третьего курса, втягивался в устье Северной Двины. Шубин выполнял обязанности вахтенного командира. Рядом, на мостике, стоял профессор Грибов, который был начальником практики.
В данном случае, вероятно, уместно было бы вызвать с берега лоцмана. Но Грибов не сделал этого. Он приказал передать семафором: «Прошу разрешения лоцмана не брать. На мостике — практикант. Не хочу портить характер будущего офицера!»
И Шубин навсегда запомнил это…
Он отмахнул рукой плававшие над столом клубы дыма, заглянул в лицо Павлову:
— Ну-ну! Не будем падать духом. Будем трезво рассуждать. Если не мы с тобой виноваты, то кто же тогда виноват? Компáс?
Да, выбор невелик: либо командир катера, либо компас.
— Кстати, вспомни, мы шли на одном магнитном! Гирокомпас выбыл из строя еще на подходе к притопленному кораблю.
Павлов угнетенно кивнул.
Итак, на подозрении магнитный компас!
Шубину представилось, как Грибов в задумчивости расхаживает взад и вперед у своего столика в аудитории.
«Разберем, — начинает он, — случай с бывшим курсантом нашего училища Шубиным. Будем последовательно исключать одно решение за другим…»
Далее Грибов сказал бы, наверное, о пейзаже.
«На войне, — учил он, — пейзаж перестает существовать сам по себе. Все, что совершается в природе, может влиять на ход событий и должно обязательно приниматься в расчет навигатором».
Но что совершалось в природе перед аварией? Море было штилевое. Из-за туч проглядывала луна.
Если бы компас соврал где-нибудь на Баренцевом море, полагалось бы учесть в догадках северное сияние.
С давних времен сохранилась поморская примета: «Матка (компас) дурит на пазорях», то есть при северном сиянии. Ведь сполохи на небе подобны зарницам: те возвещают о грозе, эти — о магнитной буре. Порыв магнитной бури, бушующей в высоких слоях атмосферы, невидимое «дуновение» может коснуться стрелки магнитного компаса и отклонить ее, а вслед за нею и корабль от правильного курса.
Но авария произошла не на Баренцевом, а на Балтийском море. Здесь северные сияния редки.
Так что же повлияло на компас?
Робкий стук в окно.
— Кто?
— Боцман беспокоит, товарищ гвардии капитан-лейтенант! Ужинать будете с товарищем гвардии лейтенантом?
— Хочешь есть, Павлов? Нет? И я нет. Спасибо, Фаддеичев, не надо ничего!
— Как же так: и обедали плохо, и ужинать не будете?..
Долгий соболезнующий вздох.
— Англичанину передать, чтобы завтра пришел?
— Да! Завтра. Всё завтра!
Слышно, как боцман нерешительно топчется под окном. Потом шаги его удаляются.
Через полчаса опять стук, на этот раз в дверь.
— Кто?
— Я, Князев.
Перешагнув через порог, Князев остановился:
— Накурили как! Что же без света сидите? Вечер на дворе!
Павлов встал и зажег керосиновую лампу под старомодным четырехугольным колпаком. Полосы дыма медленно поползли мимо лампы к открытой форточке.
— Не надумали еще?
— Кружим пока, — неохотно ответил Шубин. — Ходим вокруг да около.
— Вокруг чего?
— Да компаса магнитного. Вокруг чего же еще?
— Ага! Ведь вы при одном магнитном остались. Гирокомпас-то растрясло?
— Вышел из строя, пока нас самолет гонял. То и дело стопорили ход.
Пауза.
— Не сдвинули ли мягкое железо?
— На выходе я определял поправку. Компас был исправен.
— Может, в карманах было что-нибудь, что могло повлиять на девиацию: нож, ключи, цепочка?
Мысленно Шубин и Павлов порылись в карманах. Нет, металлического во время похода не было ничего.
Шубин невесело усмехнулся:
— Вспомнил шутку профессора Грибова, единственную, которую слышал от него за четыре года обучения: «Без опаски можно подходить к компасу только в одном-единственном случае — обладая медным лбом. Медь не намагничивается».
— Слушай! — Князев быстро повернулся к Павлову. — А не взял ли ты случáем какой-нибудь металлический трофей?
Шубин насторожился:
— Что имеешь в виду?
Почему-то вообразилась ракетница. Мог же Павлов взять на транспорте что-нибудь на память. Ну, скажем, ракетницу. Потом по рассеянности положил ее рядом с магнитным компасом и…
— Какие там ракетницы, что вы! — Павлов обиженно отвернулся. — Совсем меня за мальчика считаете.
— Да, металлического не взяли ничего, — подтвердил Шубин. — Боцман лишь немного компота прихватил. Но ведь компот не влияет на девиацию.
Никто не улыбнулся его шутке.
— Минные поля! — торжественно изрек Князев. — Компасы врут на минных полях.
— Но их не было на пути. В Ригулди остались карты минных постановок. Я смотрел.
Павлов выдвинулся вперед и с ходу понес чепуху. Он забормотал что-то о секретном магнитном оружии. Князев только вздохнул. Но Шубин слушал, не прерывая. Пламя в лампе мигало и подпрыгивало. По стенам раскачивались длинные тени, похожие на косматые водоросли.
