Они танцевали, не разговаривая, и им было хорошо непокойно. Беатриса задала ему только один вопрос:
— Кто научил тебя этому фокусу на финише?
— Меня не надо было учить. Это у меня как первородный грех.
Она засмеялась и тихонько похлопала его рукой, лежавшей у него на плече. Какая же она прелестная женщина! Брет понял, что любит ее всей душой. До этого он никогда никого не любил, кроме лошади по кличке Дымок.
— Где ты весь день прятался? — спросила Элеонора. — Я не видела тебя после этого кошмарного спектакля, который учинил Тони.
Брет ответил, что хотел поболтать с ней перед своим выступлением, но она была увлечена разговором с Роджером Клинтом.
— А да, помню. Его дядя хочет, чтобы он продал ферму и переехал жить к нему в Ольстер. Его дядя — Тим Коннел, известный коннозаводчик. Он хочет уйти от дел и предлагает Роджеру взять в аренду его конный завод в Килбарти. А Роджер не хочет уезжать из Англии.
«Его можно понять, — подумал Брет. — Уехать из Англии, от Элеоноры!»
— Что-то его не видно на танцах, — сказал он.
— Он уже уехал.
— Да? — удивился Брет.
— Он приезжал только для того, чтобы завоевать для жены серебряный кубок.
— Жены?
— Да. У них на прошлой неделе родился ребенок, и она послала Роджера в Бьюрес, чтобы он выиграл для него серебряную крестильную кружку.
Брет остановился как вкопанный.
— В чем дело? — спросила Элеонора.
— Надо будет намылить Сандре шею, — сказал Брет и снова начал танцевать.
Элеонора улыбнулась.
— Опять сочиняла романтические сказки?
— Она сказала, что Роджер хочет на тебе жениться.
— Ну, вообще-то у него такая мысль была, но с тех пор много воды утекло. Когда мы были в Бьюресе в прошлом году, он еще не был женат, так что Сандра, может быть, и не знает о его женитьбе. А мне что, надо будет у тебя как у главы дома спрашивать разрешения на то, чтобы выйти замуж?
— Ты собираешься замуж?
— Пока нет.
Весь вечер он танцевал только с одной Элеонорой, и в конце концов она сказала:
— Тебе надо потанцевать с кем-нибудь еще, Брет.
— Я танцевал.
— Только один раз с Пегги Гейтс.
— А ты, гляжу, за мной следишь. Тебе хочется потанцевать с кем-нибудь другим?
— Нет. Мне очень нравится танцевать с тобой.
— Ну вот и прекрасно.
Может быть, ему никогда больше не придется танцевать с Элеонорой. Где-то около двенадцати ночи они пошли в буфет, набрали, на тарелки еды и устроились за столиком на балконе. Под балконом был маленький садик, увешанный китайскими фонариками. Такие же фонарики висели над столиком на балконе.
— Мне так хорошо, что совсем не хочется есть, — мечтательно проговорила Элеонора, потягивая шампанское. — Тебе очень идет смокинг, Брет.
— Спасибо.
— А тебе нравится мое платье?
— Замечательное платье.
— Я надеялась, что оно тебе понравится.
— Ты уже ужинала?
— Нет. Только немножко выпила и съела пару сэндвичей.
— Тогда почему ты ничего не ешь?
Она поковыряла вилкой в тарелке, что было совсем не похоже на Элеонору, никогда не страдавшую отсутствием аппетита.
. — Семьдесят четвертая сельскохозяйственная выставка в Бьюресе прошла под знаком Эшби… Не шевелись — у тебя по воротнику ползет комар.
Элеонора наклонилась и легонько хлопнула Брета по шее.
— Ой, упал за шиворот!
С сестринской бесцеремонностью она одной рукой наклонила Брету голову, а другой вытащила у него из-за шиворота насекомое.
— Достала? — спросил Брет.
Элеонора не ответила. Брет вопросительно на нее посмотрел.
— Ты мне не брат! — сказала она. — В брата я никогда не могла бы… — и, ужаснувшись сказанному, она оборвала себя на полуслове.
Оба молчали. Из зала донесся бой барабана.
— Прости меня, Брет! Я не знаю, что говорю. Наверно, я слишком много выпила. — Элеонора всхлипнула. — Пожалуйста, прости меня, Брет. — Она вскочила и схватила сумочку. — Пойду прилягу, надо протрезвиться.
Нетвердыми шагами она поспешила с балкона. Брет не стал ее задерживать. Он пошел в буфет, надо было подумать над происшедшим. В полночь в зале должны были разыгрывать лотерею, и в буфете никого не было, кроме Саймона, который один сидел за столиком в дальнем углу. Перед ним стояла бутылка шампанского.
— А, мой старший брат, — проговорил он. — А лотерея тебя не интересует? Тогда давай выпьем.
— Спасибо. Мне не хочется шампанского.
Брет купил в баре рюмку коньяку и принес ее к столику, за которым сидел Саймон.
— Что тебе лотерея: шанс на выигрыш слишком мал, так ведь? — сказал Саймон. — Ты любишь играть краплеными картами.
Брет сделал вид, что не понял намек.
— Я еще не поздравил тебя с победой.
— Я не нуждаюсь в твоих поздравлениях.
Да, Саймон основательно напился.
— Что, не нравится? — спросил он с ребяческим злорадством. — А мне нравится резать всем правду в глаза. Я сегодня веду себя ужасно, ты не находишь? Тормоза отказали. Выпей шампанского.
— У меня есть, что выпить.
— Ты ведь меня терпеть не можешь, правда? — с довольным видом сказал Саймон.
— Пожалуй.
— А за что?
— Пожалуй, за то, что ты один не признал во мне Патрика.
— Ты, наверно, хочешь сказать, что я один точно знаю, что ты не Патрик.
Оба замолчали. Брет вглядывался в голубые глаза Саймона со странным темным ободком.
— Ты его убил.
Вдруг все его сомнения исчезли.
— Да, убил. — Саймон перегнулся через стол, устремив на Брета ликующий взгляд. — Но ты ведь меня не изобличишь! Как же! Патрик вовсе не умер. Он жив, и я с ним разговариваю.
— Как ты его убил?
— Что, хочешь знать? Ладно, так и быть, скажу. Все было очень просто. — Саймон опять наклонился вперед и сказал притворно доверительным голосом. — Просто я колдун. Могу быть в двух местах сразу.
Он откинулся на спинку стула, наслаждаясь разочарованием Брета.
— Я не так пьян, как ты воображаешь, приятель, — сказал он. — Я сказал тебе про Патрика, потому что ты мой посмертный соучастник. Прелестный эпитет, верно? Но если ты воображаешь, что я расскажу тебе все в подробностях, то ты ошибаешься.
— Тогда скажи, почему ты это сделал?
— Он был глуп как пробка, — отозвался Саймон своим излюбленным небрежным тоном. — Просто не достоин Лачета. — И затем добавил уже серьезным тоном: — И, если уж хочешь знать правду, я его ненавидел.
Саймон налил себе еще шампанского и выпил залпом. Затем тихонько засмеялся и сказал:
— Мы с тобой повязаны одной веревочкой — не смешно ли? Я тебя не могу вывести на чистую воду, а ты не можешь меня.
— У тебя, однако, есть одно преимущество передо мной.
— Да? Какое это?
— У тебя совсем нет совести.
— Нет. И это действительно преимущество.
— Я согласен терпеть тебя, но ты меня терпеть не собираешься. Вот и сегодня днем попытался меня укокошить.
— Ну, это было так, между прочим.
— Ты хочешь сказать, что намерен придумать что-нибудь получше?
— Обязательно.
— Не сомневаюсь. Человек, который способен быть в двух местах одновременно, может изобрести что-нибудь понадежнее расслабленной подпруги.
— Да уж, гораздо понадежнее. Но нельзя пренебрегать и подручными средствами.
— Ясно.
— А как насчет того, чтобы в обмен на мою откровенность удовлетворить мое любопытство?
— В каком плане?
— Кто ты такой?
Брет долго молча смотрел на Саймона.
— Разве ты меня не узнаешь? — наконец спросил он.
— Нет. Так кто ты?
— Я — возмездие.
Брет ушел из буфета и некоторое время стоял на балконе, дожидаясь, пока у него перестанет колотиться сердце и подкатывать тошнота. Куда бы пойти, где никто не помешает хорошенько подумать над происшедшим? В отеле такого места нет: в номер в любую минуту может заявиться Саймон. Придется уйти из гостиницы, поискать какой-нибудь бар.
Он пошел в номер за пальто и на обратном пути встретил Беатрису.
— Вы что, все с ума посходили? — сердито спросила она. — Элеонора плачет у себя в номере, Саймон пьет в баре и не может остановиться, а у тебя такой вид, словно ты только что встретил привидение. Что с вами случилось? Вы поссорились?
— Поссорились? Вовсе нет. Наверно, Элеонора и Саймон просто устали за день.
— А с тобой что случилось? На тебе лица нет.
— Мне стало душно в танцевальном зале. Не забывайте, что я привык к простору прерий.
— А я слышала, что прерии кишат танцзалами.
— Можно, я возьму автомобиль, Беатриса?
— Куда ты собрался?
— Хочу съездить в Кенли Вейл поглядеть, как встает солнце.
— Один?
— Да, один.
— Надень пальто, — сказала Беатриса. — На улице прохладно.
Доехав до вершины холма, возвышавшегося над долиной Кенли Вейл, Брет остановил машину и выключил мотор. Было еще темно и до восхода солнца далеко. Брет вышел из машины, облокотился о капот и стал слушать тишину. Земля и трава, нагретые солнцем за день, издавали сильный запах во влажной прохладе ночи. Воздух был неподвижен. Вдали раздался свисток поезда.
