Отошел назад, под прикрытие косогора. Уже хотел освободиться от груза, когда услышал какой-то громкий звук, похожий на хлопок, где-то на соседней, отстоящей всего на пару сотен метров сопочке. Перевел взгляд на ее вершину и тут же увидел летящую в его сторону крупную птицу. А через секунду снова шумануло там же. И еще и еще раз. Снова взял на изготовку винторез, сфокусировал зрение и едва не вскрикнул от радости: «Ну, вот ты и попался, сучонок!.. Вот ты-то… уж точно — отплавался!»
«Вот и попался я, однако! — словно подслушав мысли Славкина, жалобно скульнул Айкин, содрогнувшись от сильного тупого удара в предплечье. — Подстрелил он меня! Точно!» Накрыл ладонью, замирая от ужаса, расплывающееся вокруг маленькой рваной дырочки на фуфайке темное пятно и, застонав от резко полоснувшей боли, завалился на бок.
Славкин посмотрел еще пару секунд в прицел, удовлетворенно хмыкнул и, опустив винторез, рванулся вниз. Быстро пересек узкую ложбинку, взобрался на вершину соседней горушки и подбежал к своему трофею. Ощупал взглядом лежащего на снегу без движения коротконогого скуластого мужичка и ехидно прищурился: «Вот сучонок — прикинулся, что в отрубе. А веко-то все равно дергается». «Хорош придуриваться! — рявкнул на него в полный голос. — Живо давай — открывай зенки!» И, подождав несколько секунд, убедившись в том, что легкораненый мужичонка продолжает по-прежнему валять ваньку, крепко приложился берцем к его ребрам. Тот моментально вскинулся и заохал. Перевалился на спину, одной рукой зажимая пробитое пулей предплечье, а другой сломанные ребра. Глаза его с расширенными от страха и невыносимой боли зрачками, замельтешили, заметались по сторонам.
— Все? Очухался? — усмехнулся Славкин. — А теперь колись мухой, без тягомотины. Увижу, что врешь — убью сразу.
— Чё говорить? — выстонал Айкин.
— А вопрос простой, чувырла неумытая, так какого черта ты за мною увязался?
— Я не за тобой…
— Ответ неверный, — оборвал его Славкин и приставил, придавил ко лбу мужичка ствол винтореза.
— Я, я, — жалко залепетал тот, а через мгновение, скорчив предельно честную морду, выпалил: — Я не вру! Я тебе точно правда говорю! Твоя почему не верит?!
— Ну вот, — с едким сарказмом прошипел Славкин, — ты уже и русский язык забыл, сучонок хитрожопый? — Прошипел, а про себя подумал: «А ведь явно врет, скотинка. Глазенки, как шальные, бегают». — Ну и куда ты в таком случае лыжи навострил? Куда прешься?
— Я, я… к дядьке своему прусь. К дядьке иду, в Отрадное. Совсем в другую сторону.
— В какую другую?! — начал заводиться Славкин. — Вот это — за мной — и есть в другую, чмо болотное!
— А я это… Это… Плутанул маленько. Совсем плутанул, однако!
— Ты плутанул? Да никогда не поверю, — уже просто по инерции, без прежнего накала возмутился Славкин. Сказал и замолчал, сообразив к тому моменту, что только зря теряет время, что никакого ответа на заданный вопрос ему, в принципе, и не требуется. Расслабив мышцы лица, убрав с него нарочитую свирепость, отстраненно посмотрел на плоскую, как блин, потную и бледную, перекошенную от страха физиономию застывшего перед ним мужика и тотчас принял трезвое решение: «Стрелять не буду. Глушак глушаком, но лишний раз шуметь все равно не следует… Сверну ему шею».
Айкин вздрогнул, словно снова прочитал его мысли, словно почувствовал, какая участь его через минуту ждет.
— Ладно, поверю, — «беззлобно» улыбнулся Славкин. — Считай, что ты меня убедил. — И, отшвырнув носком берца лежащий на снегу топорик, демонстративно повесил оружие на куст и присел на корточки рядом с Айкином, упираясь ладонями в колени: — Давай, посмотрю, что там у тебя? Перевязать, наверно, нужно?
— Хорошо, — кротко промямлил Аким, старательно делая вид, что поверил в резкую перемену в настроении чужака, а сам внутренне подобрался, совершенно забыв о боли.
Славкин дотронулся левой рукой до головы Айкина, легонько «по-дружески» потрепал его по жирным слипшимся волосам и, задержав ладонь на его темени, «участливо» заглянул в глаза:
— Ну что — болит?.. Да расслабься ты, чудилка, не мандражируй. Сейчас перевяжу тебя, и дальше пошлепаешь. Ну? Чего ты застыл, как мумия? Давай помогу снять ватник? — Сказал и, оторвав правую руку от колена, начал ее поднимать.
В этот миг Айкин откинул полу предусмотрительно расстегнутой фуфайки и вырвал из-за пояса острожку. Выдрал и тут же направил в грудь чужака. Но острие ее наткнулось на что-то твердое, соскользнуло и воткнулось в ногу врага рядом с коленной чашечкой.
Правая рука Славкина на мгновение повисла в воздухе, но тут же, метнувшись вперед, цепко схватила Айкина за подбородок и резким сильным движением свернула его набок. Послышался хруст ломающихся шейных позвонков. Тело Айкина моментально обмякло, обвисло, и он, уронив плечи, уткнулся головою в снег.
Славкин потрогал мутным взглядом торчащую из колена острогу. Крепко зажал в руке приваренную к трезубцу гладкую стальную трубку и рывком потащил ее вверх, но через мгновение, простонав, выпустил ее из ладони. «Вот же, сссобака! — прохрипел с закипающей злостью. — Крепко застряла!» И, сильно прихватив зубами нижнюю губу, снова зажал трубку в кулаке. Прикрыл глаза и резко, изо всей силы потащил ее вверх. Вырвал. Тупо поглядел на залитый кровью трезубец с крупными острыми зазубринами на концах отточенных лезвий и забросил, зашвырнул его за спину: «Да… Купился, как какой-то мальчишка… Как какой-то пацан желторотый. Если бы не магазин в раскладке…»
Перетянул ногу жгутом. Обработал рану. Наложил на нее повязку. Вколол в бедро один из двух оставшихся в аптечке тюбиков промедола и, посмотрев на узкий птичий затылок мертвеца, на его прилипшие к черепушке жидкие волосенки, на его худую морщинистую шейку, обведенную жирным черным ободком засохшей грязи, и презрительно цыкнул через зубы: «И такой задохлик, такой мозгляк позорный едва меня не уделал?.. Да дурдом полный. — Перевел взгляд на свои ободранные берцы с плотно забитой снегом шнуровкой и покачал головой: — Да что же со мной вообще такое творится? Уже ни черта не пойму! Одни проколы сплошные — то одно, то другое. Какая-то дичь натуральная. Такого же никогда, ни разу со мною не было? Да просто и быть не может. Не припомню… Да… А вечерок, похоже, перестал быть томным. Какая уж тут, к лешему, легкая прогулка?.. Действительно, тайга просчетов не прощает… Тайга, тайга… Что-то не жалуешь ты меня? — Поднял глаза, посмотрел на укрытые полупрозрачной сизоватой дымкой убегающие вдаль до самого горизонта заросшие непроходимыми дебрями сопки и почувствовал, как что-то похожее на страх начинает просыпаться внутри: — Да ведь тут подохнуть можно запросто! Да легче легкого. Пропадешь и — с концами. И даже костей твоих никто и никогда не найдет. — Но через мгновение, обозлившись на себя за допущенное слабоволие, скрипнул зубами и прорычал: — Это если ссопли на кулак наматывать! Если клювом, как прридурок, щелкать!»
Краев
— Нет, ну я как в воду глядел! — мрачно вымолвил Илья, очистив от снега разбитый планшетник. — В момент его сбросил, сучара! Как я и думал.
— А буряк здоровый…
— Да подожди ты со своим буряком! Сейчас нам надо срочно его выходной след найти, а тут натоптано, как на трамвайной остановке… Давай так… Отходишь метров на триста-четыреста и замыкаешь полный круг, понял?
— А чё тут непонятного? — вопросом на вопрос ответил Нилов. — Отхожу и ищу его выходной след.
— Вот именно — выходной. Не эти его дурные наброды разматываешь, а ищешь, где он дальше прямиком двинул. Сечешь?
— Ага.
— Тогда вперед и в темпе. Теперь для нас с тобой фактор времени — на первом месте. Не дай бог, снега навалит. Тогда — все, каюк, приплыли. Упустим его — и к бабке не ходить. Давай, пошел шустро.
Оставшись в одиночестве, Краев внимательно огляделся. Сошел в глубокую заледеневшую борозду и нагнулся над следами. «Да тут сам черт не разберет! — пробурчал раздраженно, но, вздохнув, все-таки присел на корточки: — Ладно. Попробую… Вот это, похоже, Саня шел. Его берцы. Знакомый протектор… Это Мостовой с дедом. Но что они втроем такую канаву пробили? Да не должны бы?.. А-а, вот тут еще какой-то отпечаток? Унты или ичиги? — Потрогал след рукой и вспыхнул: — Да ну его в задницу! Хрен тут что разберешь!.. Да и болт с ним. Главное — понять, куда он конкретно отсюда потопал. А все остальное — чухня на постном масле. — Встал, посмотрел на медвежью тушу: — А буряк действительно мощный. Только тощой, как доска гладильная. Вон — все ребра наружу выпирают. Шатун — однозначно. Я бы такого жрать ни за что не стал. В момент какую-нибудь заразу подхватишь… А Санек, как видно, не сдержался. Вон — и лапу переднюю отхватил, и от бочины шмат оттяпал. Ну и пускай уплетает. Мне же лучше. Мне это только на руку. Если и не загнется, так уж точно обдрищется. Только меньше с ним возни будет. — Услышав скрип снега, поднял голову: — Во, Васек пилит. Что-то уж чересчур быстро обернулся».
