Военные сильно вспотели под жарким багамским солнцем и чуть не задохнулись в своих водонепроницаемых резиновых костюмах. Прежде чем достичь носа и рта, воздух должен был пройти через три фильтра. Военные продвигались вперед медленно, как космонавты в скафандрах.
Берег и гостиницы были захвачены к 9:00. К 12:00 была захвачена горбатая возвышенность в центре острова, и военные направились к курортному поселку, в котором, согласно полученной информации, находились супруги Доломо.
Информация о каждом шаге передавалась в центр. Последнее сообщение принесло мрачные известия.
Полуобнаженные девушки, смеясь и выкрикивая: “Вся власть положительным силам!”, выбежали навстречу военным. Они совсем не выглядели опасными. Единственное, чем они были вооружены, это вязальными спицами, воткнутыми им в волосы, а военные смотрели отнюдь не на волосы.
Потом, словно по сигналу, девушки одновременно воткнули вязальные спицы прямо в резиновые костюмы. Никаких сообщении о раненых не поступило, но собственно говоря, никто и не удосужился передать ничего такого. С авианосца в воздух поднялось несколько разведывательных самолетов, но летчики не увидели никаких боевых действий. Ничего.
– Спицы были смазаны этим препаратом, – резюмировал Смит. – Это очевидно”.
– Подумать только, какой огромной властью обладают эти руководители религиозных культов над умами своих последователей! – заметил президент. – Это ж надо – девушки разделись донага и согласились покалечить людей только ради своего духовного руководителя. И такого руководителя, который к тому же еще и мошенник. Да, Смит, мошенник. Нет, мы не собираемся уступать. Теперь послушайте меня. Я знаю, что вы хотите припасти Чиуна для меня, если вам придется это сделать. Ничего, это я переживу. Но не можем ли мы придумать что-нибудь такое, чтобы можно было отправить его к Доломо? Военная сила потерпела полный крах. Мы проиграли, Смит. Вы должны придумать что-нибудь.
– Господин президент, – сказал Смит, доставая из жилетного кармана маленькую, размером с ноготь, коробочку. – Эту капсулу я храню для себя. Как вы знаете, если тайна существования нашей организации будет раскрыта, я поклялся уничтожить ее и убить себя. И я твердо намерен это сделать. Не должно остаться никаких доказательств того, что наша страна однажды признала, что конституционный строй не способен сам себя защитить.
– Я осведомлен об этом, – кивнул президент.
– Силы этой капсулы достаточно, чтобы моментально убить двадцать человек. Я могу разрезать ее на две части.
– Вы хотите сказать, вы верите, что я сам лично приму эту капсулу, если у меня откажет память? Тут есть одна проблема, Смит. Я не вспомню об этом.
– Верно. Но вам и не придется ничего помнить. Напишите своей рукой записку, адресуйте ее мне и напишите там, что вы просите меня дать вам капсулу. Напишите ее на своей личной почтовой бумаге. По всей вероятности, вы ничего не будете помнить, если Доломо доберутся до вас со своим препаратом. А если они доберутся и до меня, тогда записка сама решит все проблемы.
– Значит, вы дадите мне таблетку?
– Да, – ответил Смит, чувствуя, как все внутри у него сжалось.
– Мне казалось, что вы не сможете убить меня. Именно поэтому вам пришлось призвать сюда пожилого азиата.
– Я не смог бы пристрелить вас. Но это – совсем другое дело.
Президент велел принести ему официальный президентский бланк и ручку. Когда секретарь принес все это, президент сразу же его отпустил.
– “Дорогой Харолд”, – принялся диктовать Харолд В. Смит, и президент начал писать.
– “Прошу вас, не забудьте дать мне таблетку. В последнее время я часто забываю об этом, а она мне крайне необходима. Благодарю вас”. Теперь подпишитесь.
– Вот, пожалуйста. Можно мне взглянуть, как она выглядит.
– Лучше не надо. А то вы слишком много будете о ней думать.
– Откуда вы знаете?
– Я однажды совершил эту ошибку и посмотрел на нее. И теперь она запечатлелась у меня в памяти как символ моей собственной смерти.
– Ладно, теперь пошлите азиата к Доломо. Скажите ему, что он имеет полный карт-бланш на любые действия.
– Он всегда свободен в своих действиях, – заметил Смит, взял записку, аккуратно сложил и положил в карман пиджака.
Через пятнадцать минут Смит вернулся.
– Сэр, у меня плохие новости.
– Только не он. Он не может потерпеть неудачу. Он умеет такое, на что никто другой не способен.
– Не думаю, что его неудача заключается именно в этом, сэр. Три часа назад он покинул Белый Дом. Кто-то, думаю, секретарь, сообщил, что он упоминал о Нью-Джерси. Он хотел увидеть Нью-Джерси. В прошлом он поступал так только один раз, когда заявил, что потеряно богатство его предков.
– Пообещайте ему, что мы удвоим богатство.
– Именно так я его вернул в тот раз. Но я не знаю, почему он покинул нас на этот раз.
– Мы заложники. Вся страна в заложниках. Мы пропали.
– На данный момент – так, сэр.
– Мы проиграли двум мелким жуликам. Они поставили нас на колени.
– Что ж, это такое положение, из которого есть только один выход – снова встать на ноги, сэр.
– Что вы предлагаете?
– Установите полную блокаду Харбор-Айленда или, как он теперь называется, Королевства Аларкин. Строго следите за тем, чтобы ни одно судно не покинуло пределов острова. Для самолетов он маловат. Установите карантин вокруг этого места.
– Как во времена чумы, – заметил президент Соединенных Штатов.
– Мне кажется, я знаю, куда направился Чиун. Может быть, нам еще повезет.
– Каким образом?
– Они странные создания. Оба, – сказал Смит.
* * *
Римо приготовился к тому, чтобы предстать перед телекамерами. Капитан Полищук – тоже. У него был образец старых и новых отпечатков пальцев Римо. Он снимет с Римо отпечатки еще раз в присутствии телевизионщиков и публично продемонстрирует, что все они абсолютно идентичны. А потом перед камерами предстанет Римо и сам расскажет свою историю.
– Только послушай, не надо глупых выходок. Не рассказывай никому, что ты помнишь, как я кого-то там пытался раскрутить на пачку сигарет, о’кей. Римо?
Римо кивнул.
Полищук позвонил в ньюаркское отделение ФБР.
– Послушайте, у меня тут произошло что-то совершенно из ряда вон выходящее. Парень, которого, по всем данным, казнили на электрическом стуле, взял да и вошел прямо в мой кабинет. Нет-нет, он не сбежал из тюрьмы. Он не избежал казни. Его казнили. Есть данные под присягой показания, вплоть до врача, производившего вскрытие. Я бы хотел, чтобы вы занялись этим делом. Ладно? Да, кстати, может быть, я позову журналистов и им тоже об этом расскажу. Отпечатки я вам высылаю прямо сейчас, – закончил свое сообщение Полищук и повесил трубку.
– У них есть своя картотека отпечатков в Вашингтоне. Мы пошлем им только новые.
Капитан приказал принести к нему в кабинет необходимые чернила, валик и стекло. Римо протянул правую руку. При этом он почувствовал себя преступником. Он чувствовал, как чернила впитываются в поры его кожи. Странно, что он может такое чувствовать, но в конце концов, все происходящее весьма странно. От тех времен, когда он впервые давал свои отпечатки пальцев, остались воспоминания, что чернила на ощупь представляются маслянистыми. Но сейчас каждая клетка его кожи словно бы обладала своими собственными ощущениями.
Капитан Полищук дал Римо тряпку вытереть руки, но когда он увидел, что происходит, у него отвисла челюсть, а тряпка выпала из рук. Руки Римо сами себя очищали. Создавалось, впечатление, что кожа живет своей собственной жизнью, собирает чернила в один черный поток, и он стекает с пальцев.
– Это лучше, чем тряпка. Тряпка только втирает грязь в кожу, – сказал Римо.
Еще до приезда репортеров дежурный сержант сообщил, что к капитану направляется какой-то странный косоглазый. Он всех расспрашивал нет ли тут человека, по описанию очень напоминающего Римо, и сержант послал его к капитану.
Отворилась дверь, и Полищук увидел хрупкого на вид старика-азиата с торчащими во все стороны жидкими волосами и с кожей, напоминающей пергамент.
– Я занят, – сказал капитан.
– Нет, – возразил Римо. – Это оно, видение.
– Я пришел за тобой, – сказал Чиун. – Я же говорил тебе, что никогда тебя не покину.
– Эд, как можешь ты видеть мое видение?
– Никакое он не видение, – сказал Полищук.
– Как тебя зовут?
– Какое твое последнее воспоминание?
– Звезда.
– Разумеется, – сказал Чиун. – Пошли со мной. Ты мой навеки.
– Я не принадлежу никому, – сказал Римо.
– Ты принадлежишь тому, чем ты сам являешься. Поэтому ты пойдешь со мной.
– Эй, постойте-ка! – сказал Полищук. – Сейчас сюда придут телерепортеры. Он мой.
И когда Чиун увидел, как этот неестественно толстый, пахнущий мясом человек прикасается к Римо, и когда он услышал такое богохульство, такую ложь о Римо, которого надо спасать, он уничтожил этого человека прямо тут, в кабинете, – разломил пополам и оставил его мертвого и неспособного помешать.
