В начале боя барон вызвал на позицию 6 орудий. Одно орудие он послал в атаку вслед за дивизионом есаула Слюса, но при спуске с горы пушка перевернулась. Сама судьба таким способом разрешила вопрос о том, что артиллеристам нет места в конной атаке. 1-я батарея поднята на гору в начале боя, 2-я же батарея из трех орудий оставалась в резерве до того момента, пока не появились на сцену бронеавтомобили; тогда командир 2-й батареи, поручик Виноградов поднял по своей инициативе два орудия и преследовал броневики метким огнем.
Не лишена оригинальности встреча, устроенная бароном подъесаулу Кущу: «Почему не взяли броневика?», — налетел на Куща барон с поднятым ташуром — «Говори, почему?» Несмотря на гневный тон речи, барон не ударил Куща. Он сознавал, что требование его было невыполнимо хотя бы по той причине, что в сотне не имелось ни одной ручной гранаты.
После того, как красные получили подкрепление, подошедшее со стороны Селенгинской Думы, они снова перешли в наступление по всему фронту. На этот раз барон бросил в контратаку 3-й полк Очирова в пешем строю. Очиров оттеснил левый фланг противника за тракт и вскоре возвратился на прежнюю позицию. За тот период времени, когда очировский полк занимал участок только что оставленный противником, по ошибке в наше расположение въехал какой-то красный командир из состава чинов штаба дивизии. Он назвал себя весьма громкой русской фамилией, бывшим кадровым офицером гвардии и т. д. Унгерн терпеливо выслушал краскома, после чего приказал ему спустить галифе. Со всей очевидностью проявилось его еврейское происхождение.
Около 16 часов красноармейцы усилили свою активность. Они открыли энергичный обстрел позиций 2-го и 3-го полков примерно из 12 орудий. По счастью, и на этот раз они стреляли исключительно гранатами, почти не приносившими вреда унгерновцам, укрывшимся за камнями.
Под грохот пушек красные повели наступление и вынудили нас отойти через Иройскую падь, за дацан, на следующую гряду гор. Но барон отказался от продолжения боя на новой позиции. Обозы, артиллерия и половина строевого состава дивизии были уже далеко. Барон считал, что его задача — задержать противника — выполнена блестяще и, вероятно, испытывал полное удовлетворение от этой азартной игры со смертью. Поэтому он приказал своим сотням отходит по дороге на с. Покровское.
Между тем начало смеркаться. Некоторые из сотен, находившиеся на левом фланге, связь с которыми нарушилась, не заметили отхода дивизии и оторвались. В этом не было ничего странного, потому что в унгерновской дивизии, при крайне ограниченных средствах связи, многое делалось исключительно «на глаз», по принципу: «Смотри в оба! Не зевай! Но и сохрани тебя Боже от паники!» Отрезаны были следующие сотни: японская и монгольская сотни 3-го полка и две китайских 1-го полка. Кроме того, в тылу противника оказались две сотни 4-го полка ротмистра Забиякина, которые стояли на сопке над деревней, для охраны левого фланга от обходов. С Забиякиным разделила учесть пулеметная команда штаб-ротмистра Аргентова.
Вечером 4 августа барон находился в отвратительном настроении. Его волновала судьба отрезанных 6 сотен — выйдут они или не выйдут из боя? Ему не нравилось решительно все: сильно заболоченный подход к подъему через перевал, крутая дорога с глубокими промоинами, натуженные усилия артиллерийских и обозных коней, слишком медленно вползающих в гору, и усталый вид людей в сотнях (еще бы не усталый! Ведь лошади не брали в эту крутизну даже пустой телеги; пушку тянуло 40 человек и каждую повозку поднимали на руках; лишь к утру одолели мы подъем).
Свое раздражение он сорвал на генерале Резухине. Найдя его спящим у костра, возле вершины перевала, барон весьма неделикатно разбудил его. «Я послал тебя вперед делать дорогу, а не спать», — кричал барон и, по словам полковника Кастерина, при этом четыре раза ударил генерала своей увесистой палкой. Очевидцы этой сцены были, якобы, неприятно удивлены тем, что генерал Резухин не придумал ничего иного, как вытянуться перед грозным бароном с рукой у козырька фуражки. Этот тягостный случай имел самые печальные последствия для Б. П. Резухина. Через 12 дней он поплатился за него жизнью… Но об этом после.
Впоследствии убийцы генерала говорили, что ему представлялся блестящий шанс спасти свою жизнь и крепко взять в руки дивизию. В минуту естественной деморализации, вызванной крайним переутомлением всего личного состава, начиная от командиров полков и кончая обозниками, любой эксцесс по отношению к барону был бы оправдан, и Резухин приобрел бы такую популярность, что его буквально носили бы на руках. Но… упущенный случай не повторяется.
Заслуживавшая постоянного подчеркивания бароновская хозяйственность проявилась и тут: весь подъем на перевал и спуск в долину, откуда хорошо, породному тянуло запахом свежескошенного сена, был иллюминирован кострами. За хребтом барон сделал остановку для того, чтобы подтянулся хвост дивизионной колонны. Весь переход мы усиленно пылили по дороге, ведшей к реке Джиде, по кратчайшему направлению. В 10 часов утра втянулись в очаровательные сосновые перелески, каждый из которых окаймлял поляну, засеянную ритмично качающимися золотыми колосьями ржи. Все эти отдельные «планы» сцены связывались между собой и оживлялись торопливо пробегающей речкой, которая своей свежестью смягчала крепкий, пьянящий запах разогретых солнцем смолистых деревьев. От этого уютного уголка Забайкалья остались в памяти широкие солнечные пятна — поляны, и игра лучей на зеленых кронах, и яркие блики света там и сям, на земле, под деревьями.
По установившемуся уже порядку, днем мы отдыхали и выкармливали коней. Под вечер же часов около двадцати, прошли через большое село Покровское. Вероятно, день был праздничный, потому что по селу из конца в конец носились звуки гармонии, и народ толпился на улице. Крестьяне встретили нас низкими поклонами и внешне охотно делились хлебом. Но, кто знает, что лежало на душе жителей с. Покровского. Ведь, далеко опережая дивизию, бежала тысячеустая молва, разукрасившая и личную жестокость нашего начальника, и так называемые «унгерновские зверства» чинов дивизии. Не являлась ли приветливость лишь маской, за которой скрывались чувства опасения за свою жизнь?
Перед рассветом барон сделал короткий привал у какой-то речки, вероятно, Капчеранки. Возле нее стлался густой, холодный туман. Солнце еще не поднялось над горизонтом и лохмотья облаков плавали над долиной, когда затрещали частые выстрелы там, впереди, где сошлись вплотную лесистые сопки. Пули с сердитым шипением пролетали вдоль колонны. Одной из них чувствительно ранен дивизионный интендант, весельчак Россианов. В виде самоутешения, он мог гордиться, что получил столь же деликатное ранение, как и «дедушка» — барон в бою под Троицкосавском.
Когда туман расползался по горам, в самой вершине пади, в полуверсте от подтянувшейся со всеми обозами дивизии показались домики деревушки Капчеранки. Она раскинулась по склону сопки, у самого перевала, за которым начинался уже медленный спуск к реке Джиде. Вскоре выяснилось, что произошла довольно обычная для нас история: разведывательная 1-я татарская сотня 1-го полка спокойно вошла в деревню; когда же она полностью втянулась в нее, из домов выскочили красноармейцы, разбуженные топотом коней, и начали в упор расстреливать татар. Одной из первых пуль был смертельно ранен командир сотни, хорунжий Мухаметжанов, а вслед за ним упали с коней убитыми и ранеными около половины наличного состава сотни. Уцелевшие всадники проскочили через деревню и залетели в гору. Оттуда они открыли беспорядочный огонь по деревне, а заодно уже и по своим, потому что дивизия стояла на продолжении прямой, по которой они стреляли по неприятелю. Татары продолжали вести огонь в этом направлении до тех пор, пока командир полка, полковник Парыгин, лично не пробрался к ним и не взял их в свои руки.
По силе огня противника можно было вывести заключение, что количество красноармейцев не превышало 200 человек. Барон послал в лобовую атаку на деревню дивизион 1-го полка, а трем сотням 2-го полка приказал обойти красных по горе, с правой стороны. После упорного боя, длившегося чуть ли не 4 часа, красноармейцы были оттеснены за гору. В этом незначительном по размерам, но весьма показательном боевом столкновении мы потеряли 50 человек убитыми. Прекрасная иллюстрация к выказанному положению, что красное командование имело блестящие возможности поймать нас в одном из бесчисленных горных проходов Забайкальской области.
Только в девятом часу дивизия миновала деревню Капчеранку.
После перехода какой-то реки по глубокому броду дивизия в 11 часов остановилась в пади Уссуга. В 14 часов двинулись дальше на юго-запад, к п. Нарын. Казалось бы, что теперь настало время облегченно вздохнуть. Ведь обе советские бригады, переназначавшиеся для ликвидации барона Унгерна, остались далеко позади, и им нас уже не догнать! Почувствовавший ослабление давления противника после деревни Капчеранки, барон использовал свой сравнительный досуг для того, чтобы со всей энергией заняться внутренними делами дивизии.
