Бемиш ехал обратно усталый и притихший, оглядывая дорогу, обсаженную пальмами, и ярмарку, протянувшуюся вдоль дворцовой стены. День был жаркий, облака выкипели совсем, солнце пузырилось, как яичный желток на сковородке.
Киссур поглядывал на друга искоса. Чем-то иномирца очень расстроили. Дали понять, что сорвут контракт. Что ж. Предприятие – не поединок. Это на поединок можно идти, не заботясь, победишь или погибнешь. Строить, понимая, что не получишь прибыли, нельзя. А жаль. Киссур вдруг понял, что привязался к этому человеку. Он лгал гораздо меньше местных чиновников, и была в нем какая-то честность, несмотря на занятие его, не способствующее благородству.
– А за какую такую парковку этот Джайлс обещал тебя посадить? – вдруг спросил Киссур.
– Это не здесь. На Земле, – механически ответил Бемиш.
– С ума сойти! – изумился Киссур, – это ж где ты запарковал свою тачку, чтобы сесть на пять лет? На крышу Конгресса Федерации, что ли, въехал?
Бемиш хотел разъяснить, что парковал он вовсе не тачку, но тут Киссур продолжил:
– Ну у вас и закончики стали! Своих граждан штрафуют за плевок на улицах, а Гере позволяют больше, чем мы бандитам! Хотя мы бандитам позволяем, признаться, очень много.
– При чем здесь Гера? – рассердился Бемиш.
– Да при том, что пока вы кормите бездомных и принимаете законы о защите вымирающего вида зеленых попугайчиков, они финансируют военные программы и через пять лет вас завоюют! Это же ежу понятно, а уж мне-то тем более.
– Не завоюют, – возразил Бемиш, – мы сильнее.
– Вы не сильнее, – сказал Киссур, – вы только богаче. А история в том и состоит, что богатые, но слабые духом страны становятся достоянием стран бедных, но воинственных. Ведь от богатства страна становится сытой и ленивой, как жирный баран, а от бедности – жилистой и жадной, как волк.
– В таком случае Гера завоюет сначала вас: вы слабее.
– Зачем нас завоевывать? Нас и даром-то никому не надо! Волки питаются жирными баранами, а не северным мхом.
Бемиш надулся и замолчал. Вздор. Варвары, правда, поедали империю, потому что жители ее ленивей, чем варвары, а оружие у варваров такое же. А у Геры, – черт, оружие у Геры, может, и не хуже… Все равно, – глупейшие параллели. История больше не скачет по кругу. Забавно подумать, что спецслужбы Федерации рассуждают на уровне варвара с гор..
* * *
К вечеру они расстались; иномирец сказал, что у него дела в управах, а Киссур вернулся к себе в усадьбу. Долгое время он сидел в покое один, а потом кликнул слугу, чтобы собрали корзинку для жертвоприношений, и прошел в маленькую, смежную с его спальней комнату, где стоял поминальный алтарь Арфарры. Перед алтарем горела свечка, укрепленная на черепаховом щитке, и в серебряной миске с водой плавала свежая сосновая ветка. Киссур встал на колени перед алтарем и отпил немного из миски.
– Арфарра, – сказал он тихо, – что же мне делать? Мои боги молчат. Они молчат уже семь лет. Раньше ты был рядом. Ты решал за меня все, что не касалось войны, а на войне я был свободен, ибо между воином и богом никого нет. Неужели я ничего не могу сделать для своей страны, неужели я могу только портить? Пошли мне кого-нибудь! У меня никого нет. Что такое эти иномирцы? Лучшие из лучших – у них кредитная карточка вместо сердца, а худшие – вообще бог знает что! Ханадар – как щегол, который умеет только петь глупые песни, а этот человек, Нан, у которого я мог бы просить совета, он мне даст совет cвернуть свою шею, потому что для страны это будет всего полезней, а для Нана – всего приятней.
Та к Киссур молился довольно долго и окликал Арфарру. Вдруг из-за двери потянуло сквозняком. Киссур замер. Дверь медленно раздвинулась, чья-то тень легла на порог.
– Великий Вей! – вскричал Киссур, вскакивая на ноги и оборачиваясь. – А, это ты.
В проеме двери стоял иномирец, Теренс Бемиш.
– Ты ждал кого-то? – встревожился Бемиш.
Киссур, наклонив голову, глядел на алтарь.
– Нет, – откликнулся Киссур, – он вряд ли придет.
Теренс Бемиш был в тех же верховых штанах и куртке, что и на прогулке, и по его наряду было незаметно, чтобы он посещал какую-нибудь управу. Лицо его, покрытое мелкой шетиной, было бледней обычного, и под глазами висели тяжелые мешки. Киссур с запоздалым раскаянием вспомнил, что его друг совсем не спал в эту ночь. Он, Киссур, правда, и сам не спал, но это же совсем другое дело; воину привычней.
Иномирец тяжело опустился в кресло возле алтаря, и его бессильно надломленная фигура напомнила Киссуру последние дни Арфарры.
– Ты был прав, Киссур, – сказал Бемиш. – «Венко» действительно дала Шавашу взятку за конкурс. Но это были не деньги «Венко». Это были деньги Федерации. «Венко» – это просто вывеска. Они хотели построить военную базу вместо гражданского космодрома. Сначала по возможности тайно, а потом…
– Но это значит, что наша империя станет военным союзником Федерации! – изумился Киссур.
– Военным союзником тех, кто не хочет воевать. А когда все выйдет наружу, Вея станет мишенью для Геры и для Федерации, первым объектом атаки в случае войны!
– Военным союзником! – повторил Киссур.
Глаза его разгорелись, он смотрел поверх Бемиша, на алтарь.
– Не пори чепухи, – вскричал Бемиш, – если Гера не собирается воевать, то зачем Федерации военные союзники? А если собирается, то представляешь, какая дыра останется от твоей планеты? Вы будете той самой травой, которую топчут слоны, пока дерутся! Уничтожение вашей планеты – это, конечно, хороший повод разбудить негодование нашего народа! Федерация будет просыпаться за ваш счет.
– Военным союзником! – повторил Киссур в третий раз. И засмеялся: – И за этакий-то подарок Шаваш еще взял с твоего правительства деньги?
– И вот они хотели измазать меня грязью с этой пленкой. Ты понимаешь, Киссур, что эту пленку делали Шавашу наши спецслужбы. И после этого у них хватает наглости прийти ко мне и предложить, чтобы я плясал под их дудку!
– Ты, надеюсь, сказал: «да»?
– Я отказался. Я делаю деньги из воздуха, но не из дерьма.
В эту минуту дверь отворилась, и в комнату вошел Шаваш.
* * *
Киссур несколько мгновений пристально смотрел на свояка, а потом молча наклонил белокурую голову и стал на колени. Бемиш с недоумением смотрел, как бывший первый министр быстро-быстро пополз к маленькому чиновнику, а потом бухнулся головой о пол и замер так на несколько секунд, вытянув руки и касаясь ими кожаных туфель Шаваша, с золотыми пластинками на трехсантиметровых каблуках.
Шаваш улыбался и глядел на Киссура сверху вниз.
– Прости, брат, – сказал Киссур.
Шаваш протянул ему руку, и Киссур встал. Золотоглазый чиновник повернулся к Бемишу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
