Академик устало скосил на сына глаза и задумался. Стоит ли продолжать разговор? Он вообще не собирался сегодня вспоминать прошлогодние события, но всегдашняя, ставшая почти автоматической привычка связывать окружающих чувством вины возобладала. Сын сделал большой шаг в карьере, стал достаточно независимым, и настало время подтвердить над ним свою отцовскую власть. Александр Николаевич ожидал, что уже легкий намек заставит Гошу смутиться, но тот оказался на удивление хладнокровным.
— Не знаешь? — Александр Николаевич посмотрел на Гошу особенным, бесстрастным и потому особенно страшным взглядом голубых глаз. Когда-то подруга юности Егора, Жанночка, назвала эти ничего не выражающие глаза «зеркальным взглядом». Страшно смотреть на человека, в глазах которого не отражается ничего, кроме тебя самого.
Выдержав паузу и поняв, что Гоша уже нервничает, Александр Николаевич ласково спросил:
— Гоша, когда вы в прошлом году у меня в гостях были, ты ко мне в кабинет втихаря не забегал?
Гоша удивился:
— А ты откуда знаешь?
Академик насторожился. Голос сына был удивительно спокоен для такой ситуации, ему показалось, что Гоша даже немного расслабился, сидя в кресле…
— Лиза тебя видела… Ну так что, не забегал? — Он пристально посмотрел сыну в глаза.
— Забегал… — В голосе Гоши, однако, не было ни малейшего смущения.
— Но денег не брал?
— Брал… Ну и что? — Гоша смотрел на отца почти с вызовом.
Гоша и Александр Николаевич уставились друг на друга, как два тигра, готовые ринуться в бой.
Наглость Гоши ошеломила отца:
— То есть как это ну и что? Ты брал у меня в кабинете деньги или нет? — Он уже почти орал на сына.
— Брал! — Гоша тоже перешел на повышенные тона. — Но не понимаю, чего ты на меня орешь!!!
Александр Николаевич так возмутился, что почти растерялся. Щепетильный Гоша не был смущен своим прошлогодним поступком? Это было и дико, и непонятно… Иванову понадобилось добрых десять секунд, чтобы опомниться.
— То есть ты считаешь совершенно нормальным втихаря взять деньги из шкатулки отца и ничего ему об этом не сказать? — Интонации речи Александра Николаевича приобрели тот спокойно-медовый оттенок, который означал высшую степень гнева. Он уже был слишком зол, чтобы кричать…
Теперь заорал Гоша:
— Какая, к чертовой бабушке, шкатулка! Я взял конверт, лежавший между полками. — Гоша показал где именно лежал конверт. — Ты мне сам подарил эти деньги на двадцатилетие!
Александр Николаевич замолчал. Он вспомнил, что в самом деле шесть лет назад подарил Гоше на день рождения конверт с довольно большой суммой денег. Гоша тогда как раз переживал сложную фазу взросления и болезненно переживал свою зависимость от известного отца. Подаренные деньги он взять категорически отказался, а не менее упрямый отец засунул конверт между полок шкафа: «Будут лежать здесь. Понадобится — возьмешь…»
Александр Николаевич провел рукой по щели между полками, понял, что конверта там действительно нет и растерянно сел обратно в кресло. Выходит, Гоша взял только то, что ему причиталось… Сумма в конверте была во много раз больше украденной, и Гоше не было никакого смысла интересоваться еще и шкатулкой…
Баженов вошел в просторный ресторан. Обычно, если было время, он приходил сюда на обед. Еще теплое сентябрьское солнце шевелило разрисованную вручную занавеску на большом приоткрытом окне. Мягкие синие диваны и коричневые полированные столики казались необычайно уютными.
Олег устроился в любимом месте, у задней стены, и стал ждать официанта.
— Разрешите, Олег Григорьевич?
Голос был до удивления знакомым. Он поднял глаза и увидел Ларису Куликову. Видеть Ларису ему было неприятно, настолько неприятно, что в последний год он даже перестал бывать у Куликовых в гостях. За прошедшее время он так и не смог понять, какая дьявольская сила надоумила его совершить невероятный, как ему казалось, поступок — стать любовником жены своего друга. Лишь недавно, когда благодаря его протекции Максим получил неплохое продвижение по службе, Баженов более менее избавился от угрызений совести. Но злость на Ларису все еще не прошла. Дело было даже не в том, что он винил ее в случившемся. На его взгляд, Лара была слишком молода и импульсивна, чтобы в полной мере отвечать за свои поступки. Отвращение к Ларе было вызвано лишь тем, что она ему слишком ясно и слишком очевидно напоминала о собственной ошибке… Увидев ее сейчас, Баженов, не затрудняя себя правилами хорошего тона, произнес:
— Нельзя, занято!
— О, я еще очень вам нравлюсь, Олег Григорьевич. — Игнорируя его слова, Лара устроилась на соседнем диване.
То, что она сказала, было правдой, и Баженов разозлился еще больше. Конечно, не будь она женой его старого приятеля, он бы ни за что не упустил возможность завести с ней роман. Но он и так позволил себе слишком много… Не желая искушать судьбу, Олег встал с места:
— Не буду мешать…
Лара шустро вскочила и схватила его за локоть:
— Подождите, Олег Григорьевич, нам с вами надо поговорить.
Он еще раньше понял, что ее появление здесь не случайно, но в глубине души надеялся, что сможет от нее отделаться. Выходило, что не может. Наверное, Олег чувствовал это. Следовало уйти прежде, чем она начнет разговор (он был уверен, что ее слова ничего хорошего ему не сулят), но почему-то, как кролик перед коброй, все же чувствовал, что должен ее выслушать. Он не мог представить, что же она может ему сказать, но он знал, что, не выслушав ее, будет потом мучиться от любопытства.
С видом приговоренного к смертной казни Баженов снова сел за стол:
— Я слушаю!
Лара, довольная, устроилась напротив. Небрежно и неторопливо стала доставать из сумки сигареты, закурила — очевидно чувствовала, как раздражает его ее медлительность.
Баженов сумел сдержать себя, подавив готовый сорваться с губ вопрос. Он ждал и молчал.
Лара поняла, что ей придется начать первой.
— Я жду ребенка.
Баженов окинул взглядом ее несколько округлившуюся фигуру в просторном сарафане и понял, что Лара не врет.
Заметив его взгляд, она красиво выпустила к потолку струю дыма и, выдержав драматическую паузу, продолжила:
— Максим думает, что она будет похожа на него… Но мне кажется, в ней должно быть больше от тебя…
— Каким образом? — холодея душой и по-прежнему делая вид, что не понимает, Олег посмотрел на Лару ледяными глазами.
— Она твоя дочь, Баженов! — произнесла Лара, глядя ему в глаза. Она долго репетировала эту фразу перед зеркалом, но все равно получилось фальшиво и мелодраматично. Отрепетированная пьеса сбилась с ритма, и вместо растерянного лица Баженова она увидела, что он заливисто смеется.
