В июне 1998 года, практически накануне дефолта, были арестованы председатель Госкомстата Юрий Юрков, его первый заместитель Валерий Далин, директор вычислительного центра Росстата Борис Саакян и еще 5 человек (через некоторое время они были отпущены под подписку о невыезде). Первых двух я знал и отношусь к ним как к профессионалам с высочайшим уважением.
Дело рассматривалось Московским гарнизонным военным судом лишь потому, что один из второстепенных обвиняемых, офицер ФАПСИ, был военнослужащим. В августе 2002 году он, находясь под подпиской о невыезде, умер от инфаркта, и дело передали гражданскому суду, затем вернули в военный суд, а затем снова в гражданский суд. Никто из подсудимых своей вины не признал. Лишь в 2004 году был вынесен приговор: Юрий Юрков и Борис Саакян получили 4,5 и 4 года лишения свободы, бывший руководитель одного из подразделений Госкомстата Вячеслав Барановский — 4 года лишения свободы условно, остальные освобождены по амнистии.
Понятно, что это дело оказало сильнейшее влияние на корпоративную культуру Госкомстата.
Возвращаясь к инфляции: ее расчет действительно очень сложен. При всех наших недостатках она до сих пор считается в России как минимум не хуже, чем в США. Просто в Америке инфляция всегда считалась плохо, а у нас была прекрасная статистическая школа, которая сейчас, с моей точки зрения, уничтожается, в том числе административными мерами.
Но, помимо административного давления, есть и объективные проблемы. Страна большая: замер ведут в 266 населенных пунктах. В каждом из них, включая поселок городского типа Навлю и другие замечательные места, о которых большинство россиян никогда в жизни не слышали и не услышат, еженедельно замеряются цены на 466 видов товаров и услуг. Притом, что во многих местах заметной части этих товаров и услуг в продаже вообще нет.
Свести эту матрицу — 466 товаров и услуг на 266 населенных пунктов — воедино, к одному обобщающему показателю инфляции, действительно сложно.
Один из важных источников погрешности — численность населения. Чем его больше, тем выше вклад населенного пункта в общенациональную инфляцию. Когда яблоко дорожает на 3 % в Москве, это влияет на инфляцию значительно больше, чем удорожание того же яблока на те же 3 % где-нибудь в столице Эвенкии Туре.
А ведь мы все хорошо знаем, что такое перепись населения и как она проводилась: ее данные, мягко говоря, неточны. Студенты рассказывали, как их заставляли преувеличивать численность населения на 15 %, и это в Москве!
И мы так же хорошо знаем, что люди бегут из мест бедных и безысходных в места, где кипит экономическая жизнь. Поэтому, когда мы пользуемся неточными данными переписи, численность людей в бедных местах завышается, а в богатых — занижается; соответственно, искажается и вклад этих мест в инфляцию.
В депрессивных районах, откуда люди бегут, цены относительно низкие и растут слабо, в богатеющих, куда они стремятся, — относительно высокие и растут сильно. Поэтому пользование несовершенными данными переписи объективно занижает общенациональную инфляцию.
Классический пример: говоря, что в Москве официально проживает 10 миллионов человек, мы уже одним этим сильно занижаем общенациональную инфляцию. Ведь на самом деле в ней, насколько можно судить, живет более 14 миллионов человек, которые очень дорого платят за товары и услуги, но Росстат, скованный путами лояльности, вынужден исходить из того, что несколько миллионов москвичей по-прежнему живут в Иваново, Кирове, Ульяновске и других городах, где цены ниже.
Другой источник погрешности — учет при вычислении величины инфляции цен на товары и услуги, которые многие россияне за последние 20 лет ни разу не покупали. Например, автомобили. Или зарубежный туризм, который слишком дорог для 85 % россиян. Или ковры. Или меховая одежда: основная часть наших сограждан ее не покупает, но удешевление мехов из-за кризиса снижает показатель инфляции для всех.
Общая тенденция: товары для богатых в кризисе дешевеют. Поскольку они учитываются при расчете индекса инфляции, они способствуют его снижению. Понятно, что бедные люди и «средний класс», не имеющие возможности покупать товары «для богатых», не чувствуют снижения цен на них и потому сильно удивляются снижению общего индекса инфляции.
Это очень существенный фактор корректировки.
Влияет на инфляцию и тривиальный выбор магазина. В Москве почти любой товар, имеющий отношение к моде, можно купить по ценам, различающимся на порядок. На любом вьетнамском или китайском рынке все существенно дешевле. Или представьте: я «замеряю» стоимость одной и той же бутылки вина сегодня в магазине «Азбука вкуса», на следующей неделе в «Седьмом континенте», а еще через неделю — в ларьке у метро. И я получаю обвальное падение цен, притом что в реальности они стоят на месте, а, может, даже немножко и растут.
Естественно, что специально так грубо никто не делает. Но колебания здесь возможны просто в силу неточности исполнителя. Хотя наблюдатели цен — одни из тех незаметных людей, на которых держится здание не просто российской статистики, а всего нашего знания о своем обществе. Это невидимая работа, когда человек раз в неделю заходит в два десятка магазинов и переписывает все необходимые ценники.
Е. ЧЕРНЫХ: — И его не трогают, не гонят как подозрительного типа?
М. ДЕЛЯГИН: — В иных местах, думаю, гонят и даже трогают. И удостоверение не помогает, если это не документ ФСБ или МВД. Но в такие места он больше не ходит.
Это еще одна проблема статистического наблюдения: вы видите лишь то, что вам позволяют видеть. Если у владельца ларька или магазинчика против вас предубеждение, то этот ларек выпадает из статистического наблюдения. И что происходит с ценами в нем, никто никогда не узнает, и в итоговый индекс инфляции его не включат.
Ну и, наконец, последнее — методологическая проблема, которую не удалось в полной мере решить даже в Советском Союзе. Если какой-то товар пропадает из торговли, на него фиксируется старая цена, как будто она не растет. И этот товар становится антиинфляционным «якорем», пока не появится в продаже вновь.
Таким образом, подсчет инфляции — сложный технологический процесс, в котором колебания, флуктуации и погрешности неизбежны. Проблема не в них — проблема в том, что при добросовестных оценках они должны способствовать как завышению, так и занижению инфляции, и на протяжении нескольких лет в целом компенсировать друг друга. Но мы видим, что из года в год эти колебания и флуктуации неизменно способствуют лишь занижению официальной инфляции по сравнению с реальной, которую мы чувствуем своими карманами. Это можно называть административным давлением, можно самоцензурой, можно еще как-то, но верить этим показателям, как ни хочется, уже давно просто не получается.
