Я уже вижу «Марат». Мы несемся вниз; корабль медленно растет в своих гигантских размерах. Вся его артиллерия теперь направлена прямо на нас. Для нас в данный момент не играет роли ничего, кроме нашей цели: если мы выполним свою задачу, это спасет жизни наших братьев по оружию, воюющих на земле. Но что это? Самолет Штеена внезапно уходит далеко вперед. Он летит много быстрее. Может, Штеен убрал воздушные тормоза, чтобы лететь быстрее? Тогда я должен сделать то же. Я пускаюсь вдогонку за этим самолетом и скоро уже у него на хвосте, с трудом управляя самолетом. Прямо впереди я вижу искаженное ужасом лицо Леманна, заднего стрелка самолета Штеена. Он боится, что я отрублю винтом хвост и врежусь в него. Я увеличиваю угол пикирования, насколько я в силах— этот угол, должно быть, составляет 90 градусов, — и проскакиваю мимо самолета Штеена на расстоянии волоса. Не предвестник ли это будущей удачи? Корабль точно в центре прицела. Мой Ю-87 идеально выдерживает курс при пикировании, он не отклоняется ни на сантиметр. У меня возникает предчувствие, что промахнуться просто невозможно. «Марат» — большой, как жизнь — прямо передо мной. Моряки бегут по палубе, перенося боеприпасы. Я нажимаю на спуск бомбодержателя и наваливаюсь всем телом на ручку. Успею ли я выйти из пике? У меня есть в этом сомнения, поскольку я пикировал без воздушных тормозов, и высота, с которой я сбросил бомбы, составляет не более 300 метров. Штурман говорит, что тонные бомбы следует сбрасывать с высоты не менее километра, поскольку осколки разлетаются на километр и спускаться низко означает подвергнуть риску самолет. Но я забыл об этом — так мне хотелось попасть в «Марат»! Я жму на ручку, почти без чувств, прилагая все силы. Ускорение самолета при падении слишком велико. Я ничего не вижу, все чернеет — с подобным я еще никогда не встречался. Но если это возможно, я должен вытянуть. В моей голове еще не прояснилось, когда я слышу голос Шарновского:
— Корабль взорвался!
Я осматриваюсь. Мы летим низко над водой на высоте 4—3,5 метров, самолет чуть накренился. Позади — огромное облако над «Маратом», поднимающееся на высоту 400 метров. По всей видимости, бомба попала в орудийные погреба.
— Мои поздравления, командир.
Шарновский был первым, кто меня поздравил. После него меня начали наперебой поздравлять по радио другие экипажи. Со всех сторон несутся слова: «Отличное представление!» Стоп, неужели я слышу голос командира полка? У меня ощущение, какое бывает у спортсмена, когда он выполнил трудное упражнение. Хотелось бы сейчас посмотреть в глаза тысяч благодарных пехотинцев».
Поскольку Пе-2 не мог нормально пикировать и имел бомбы малого калибра, для разрушения крупных целей пришлось применять дальние бомбардировщики ДБ-ЗФ (Ил-4). В начале войны они уничтожали немецкие танки, действуя как фронтовые бомбардировщики, в дальнейшем же в основном использовались для бомбежек в непосредственном тылу врага. При этом самолетам для поражения цели приходилось спускаться низко, рискуя, что осколки от бомб попадут в бензобак.
Как дальние бомбардировщики Ил-4 показали себя слабо. Причин несколько. Первая — фронт быстро ушел на восток и скоро Берлин и многие другие немецкие города стали недоступны. Вторая причина — не было истребителей сопровождения. Американцы, создавая стратегическую авиацию, изначально создавали для нее дальние истребители — «Мустанги», «Тандерболты», «Лайтнинги». В СССР же в 1941 году дальних истребителей не было. Самые массовые истребители И-16 и И-153 имели очень малый радиус действия, истребители МиГ-3 с большей дальностью с началом войны поступали в первую очередь в систему ПВО столицы или использовались не для сопровождения.
Самолетам Ил-4 приходилось вылетать ночью. Бомбежки были малоэффективны, а потери велики. Когда у немцев появились ночные истребители, потери возросли неимоверно. А результаты бомбометания без пикирования оставались удручающими. Достаточно хорошим было только применение Ил-4 против железнодорожных узлов — но не против автоколонн (прекрасно защищенных зенитными автоматами), мостов и одиночных целей, таких как танки, грузовики и т.д. Ил-4 создавался Ильюшиным как скоростной бомбардировщик и имел 3 пулемета (да и то далеко не на всех самолетах) — тогда как однотипный немецкий «Хе-111» имел после Испании 6—7 пулеметов и летал группами по 9—12 самолетов, создавая за собой море огня (у немцев были мощнее двигатели).
Когда в первую годовщину немецкого нападения И.В. Сталин предложил командующему авиацией дальнего действия Голованову произвести налет на Берлин, тот откровенно сообщил, что потери будут чересчур велики. На обратном пути от дальних целей, когда начнется рассвет, бомбардировщики неизбежно будут перехвачены истребителями противника, активно действовавшими над линией фронта. От затеи бомбежек Берлина пришлось отказаться[18]. Спрашивается: какая же это авиация дальнего действия, если она летает лишь на расстояние, ограниченное коротким ночным временем? Ил-4 был в основном самолетом «среднего действия» и просто фронтовым самолетом, причем фронтовым самолетом с неважными характеристиками, поскольку не мог пикировать.
В отличие от Пе-2 немецкий пикировщик Ю-87 изначально создавался для бомбометания с пикирования. Это отразилось на его конструкции. Крылья самолета были «ломаными», типа «обратная чайка». Выбор этой формы крыла не случаен — при взлете воздух как бы удерживался под фюзеляжем, что облегчало взлет, а, следовательно, позволяло взять более массивные бомбы (к примеру, в одну тонну весом).
В отличие от Пе-2 немецкий Ю-87 очень точно шел на цель при пикировании. Немцы в основном использовали следующую тактику: самолет подлетал к цели на большой высоте (что практически гарантировало от попадания зениток), затем почти отвесно пикировал (в пикирующий самолет тоже крайне трудно попасть) и, сбросив цель, на очень малой высоте стремительно уходил. Потери при этой тактике были минимальны.
Советские же самолеты в начале войны использовали две тактики. Пе-2 лишь слегка «нырял», не очень прицельно сбрасывал бомбы и уходил в сторону. Плохой профиль крыла не позволял пикировать. Ил-2 же летел низко над противником и сбрасывал бомбы без пикирования (обычно две бомбы по 250 кг или четыре по 100 кг). Про Ил-2 в воспоминаниях ветераны пишут восторженно — поскольку именно этот самолет реально помогал войскам. Но вот статистика: один штурмовик делал всего 11 вылетов, после чего его сбивали. Самолет-бомбардировщик делал 48 вылетов, истребитель — 64.
Немецкая же тактика позволяла сохранять самолеты. К примеру, Рудель за войну сделал 2530 боевых вылетов, и его сбили всего четыре раза. Один случай сбития на 600 вылетов!
Прекрасные аэродинамические возможности самолета Ju-87 позволяли для бомбежек передового края обороны использовать еще одну тактику. Ju-87 приближался к линии фронта, переходил в пикирование — и, сбросив бомбу, резко ложился на крыло и уходил в сторону. Линию фронта он не перелетал, так что воздействие на него средств ПВО было минимальным. Для Пе-2, тяжелобронированного Ил-2 и тяжелого Ил-4 подобный трюк был не по силам.
Большие потери нес Пе-2 и из-за истребителей, поскольку его вооружение было поначалу недостаточным. Л.Л. Селяков в своих воспоминаниях «Тернистый путь в никуда» вспоминал:
«На 22-ом заводе был такой порядок: если случалось, что за боевыми самолетами прибывала большая группа летного состава, то, как правило, в сборочном цехе завода собирался митинг. Выступали рабочие и представители командования ВВС, рядовые летчики. Дело сводилось, практически, к выражению взаимной благодарности: рабочие благодарили военных — за действия на фронте, а военные благодарили рабочих — за ту технику, которая поступала на фронт. Но однажды дело повернулось немного иначе. Был митинг в сборочном цехе. Я стоял около трибуны, и вот молодой летчик, сходя с трибуны, находясь в сильно возбужденном состоянии, довольно громко про себя говорил: «Сколько можно..., сколько можно..., все спасибо, мы отлично бьем врага, техника отличная, а на самом-то деле враг нас расстреливает как цыплят, мы докатились до Сталинграда? Когда же кончится эта говорильня...» Я стоял близко, подошел к нему и спокойно спросил: «А в чем дело? Что нужно делать или сделать конкретно для самолета Пе-2?» Он внимательно посмотрел на меня, мы отошли в сторону и он мне говорит: «Понимаете, в чем дело. На «Пешке» никуда не годится верхняя стрелковая оборонительная установка с пулеметом «ШКАС». «Мессер» подходит почти вплотную, у него бронестекло, лупим в него почти в упор из «ШКАСа». Видели, как он улыбается... Сволочи! Отваливает в сторону, делает боевой разворот и спокойно из верхней полусферы тебя расстреливает... Нужен минимум пулемет Березина 12,7 калибра». На этом разговор и закончился.
Я в этот день остался на заводе, собрал ребят П. Чугунова, А. Архипова и говорю им: «Ребята, мы должны установить у верхнего стрелка «Пешки» пулемет Березина». До этого момента, кроме Андрея Архипова, мастера-оружейника, никто из нас серьезно оружием не занимался. Ребята согласились. 10 дней мы не уходили с работы, пока не сделали опытную установку, которую можно было на фронте просто установить на самолет взамен старой установки под «ШКАС». Установка была сделана. Общий вид установки «ФТ» был мной подписан 28 февраля 1942 г. Надо было ее отстрелять в тире. Взяли пулемет, боекомплект и саму установку и пошли в тир. Тир был расположен на аэродроме, напротив сборочного цеха. Мы здорово ослабли. 10 дней титанического труда без сносного питания, без сна, давали о себе знать. В тире нашли какие-то козлы и пристроили установку, которую окрестили «ФТ» (фронт требует). Я зарядил пулемет, не представляя, что это будет за стрельба. Никогда я не стрелял из крупнокалиберного пулемета. Расставил пошире ноги, упер в плечо пулемет и нажал на спусковой крючок. Дальнейшее произошло совершенно мгновенно и по всем законам механики. Я понял, что пулемет мне не удержать. Я стал падать на спину, судорожно хватаясь за пулемет и, естественно, сжимая курок спуска пулемета. Падая на спину со стреляющим пулеметом, я видел, как трассирующие пули описывали в небе дугу. Комплект был боевой: трассирующая для контроля, бронебойная и зажигательная. Мгновенно я понял: еще немного и я расстреляю сборочный цех. Собрав всю свою волю в падении, я отпустил курок и пулемет, замолчав, грохнулся на меня. Как бы то ни было, а установка «ФТ» жила, действовала и это было главное, а что я оказался слабаком и не удержал стреляющий пулемет, это сущие пустяки. Установку закрепили, отстреляли нужное количество боекомплектов и сдали в серию. Дирекция завода (В.А. Окулов и М.Н. Корнеев) с должным пониманием отнеслись к нашему произведению. Установка без всяких бюрократических проволочек прошла все необходимые технологические процессы и была запущена в серию. С этого дня самолеты Пе-2 выходили с завода с установкой «ФТ». Дело было сделано. Запуск в серийное производство стрелковой установки «ФТ» был произведен на заводе без соблюдения необходимых для этого формальностей. С 83-ей серии Пе-2 по 110 серию.
