мостовой.
Мы выкатились на соседнюю улицу, на которой возвышались презентабельные дома. Возле одного дома в углу стоял Фогс. В руках у него был дешевый букет цветов. Вода стекала по его волосам, а мне стало его так жалко. К дому подъехала роскошная карета, остановившись возле парадного входа, в котором горел уютный свет. Слуги с зонтами выбежали встречать хозяев. Фогс замер, а я увидела, как на мгновенье мелькнуло нежное платье цвета сливок, чтобы исчезнуть в уюте дома.
Мне снова вспомнился тот юноша, который дежурил у моего дома. Такой же наивный и влюбленный, он тоже стоял под дождем. А для чего? Просто для того, чтобы увидеть меня. Может, он меня даже любил, а я так и не узнала, как его зовут.
Фогс со своим букетом устремился к дверям, но его прогнали, громко позвав жандармов.
Откуда ни возьмись, явились жандармы, которые тут же повязали бедолагу с его букетом.
- Ничего, посидишь в тюрьме, быстро твой пыл охладим! – возмущались незнакомые жандармы, скрутив Фогса. Букет упал в лужу, куда только что ступила красивая туфелька.
- Пустите! – сопротивлялся мокрый, как мышь Фогс. Нужно его выручать!
- Пустите его! – выдала я, подъезжая на Укропчике поближе. – Он со мной!
Голос получился сипловатым, глухим и странным. Жандармы замерли, с ужасом глядя на меня.
- Д-д-да, мэм… - пробормотали они, поглядывая на Фогса. Фогс побледнел и сник. А потом опомнился и дал деру. Жандармы тоже дали деру. Я пожала плечами и решила ехать в объезд, потому что в дождь проехать по переулку, на который я обычно сворачивала, было невозможно. Там натекало целое море!
- Свежая газета! Покупайте свежую газету! – хрипловато кричал мальчишка, прячась под навесом. – Таинственная красавица в павлиньем платье запугала известного банкира! В Синем Переулке был найден труп маньяка со следами насилия!
- Это же наверняка таинственная мадам Пикок! – слышались голоса прохожих, остававшихся купить газету. – Она все про всех знает! Мне знакомая рассказала, что она подошла к ней, а та ей такое сказала!!!
- Мне! Мне газету про мадам Пикок! – послышался голос, а из остановившейся кареты вылетел слуга.
Мальчишка прокашлялся.
- Новости про Мадам Пикок! Свежие новости про Мадам Пикок! – кричал он, а прохожие бросились раскупать газету.
- Нет, сэр, газет больше нет! – шмыгнул носом паренек. – Все раскупили!
- Дайте почитать! – возмущались те, кто еще не успел прочитать выпуск. – Я тоже хочу про нее знать!
27.1
Задерживаться я не стала, понимая, что лучше мне не знать, что люди обо мне думают!
Проезжая мимо лавки одно швеи, мадам Питифакс я увидела, что она заколочена, а рядом лежит груда мусора. Видимо, хозяин выбросил все ее пожитки. Среди груды промокшего тряпья я увидела … манекен! Слезая с брички, я бросилась к манекену, понимая, что хорошие манекены на дороге не валяются!
В отличие от моих манекенов, этот был тяжелым, почти как настоящим. У него были настоящие волосы и … ой, а что? Рука отломилась? Ничего! Починим!
Я схватила его и руку, потащила в бричку, забыв себя от радости! Ну еще бы! Такое везение не каждый день случается!
Руку я несла отдельно, боясь сломать. Втащив манекена в бричку, я осмотрела его, видя на нем какие –от обноски. Порыв ветра поднял мой плащ, обнажив сетчатые чулки, но я тут же его запахнула.
- Дорогая, с твоим вкусом только тряпки половые шить! – фыркнула я, решив раздеть его уже в ателье. На нем был а какая-то убогая рубаха, штаны и ботинки сомнительной новизны. Как я не громоздила его, пытаясь усадить, он падал.
- Ладно, - согласилась я, решив, что пусть валяется, как хочет. Главное, чтобы не выпал. Руку я положила себе на колени и подстегнула Укропчика. Мы катились в ателье, а люди шарахались к стенам домов.
Я обернулась, видя, как сполз манекен, расставив ноги в неестественной позе. Одна нога была задрана вверх, а вторая подгибалась под ним.
И снова пришлось ехать окольными путями. Все дело в том, что одна карета въехала в лужу и потеряла колесо, загородив собой всю дорогу.
- Только не это… - посмотрела я на знакомый переулок, в котором сидел напомаженный профсоюз, в который я однажды чуть не вступила.
Свернув туда, я увидела все те же накрашенные лица, которые перегородили мне дорогу. Подувший ветер снова приподнял полы плаща, обнажая куцую пышную юбку и сетчатые чулки.
Девицы замерли, вжавшись в стены, а я на удивление спокойно проехала мимо, видя, как они с ужасом смотрят на меня.
Даже те, наглые дамочки застыли, прижимаясь к стенам.
- Только не меня, - шептала одна из них. – Обещаю, я больше не буду… Только не меня…
Я пожала плечами и выехала на дорогу, ведущую в Тупиковый переулок. Через пару минут я уже привязывала Укропчика возле ателье, а сама за ногу выволакивала манекен, прижимая к себе косу и отломанную руку.
Дверь закрылась, а я скинула плащ, затолкала манекен под стол, и только собралась наверх, чтобы переодеться, как вдруг увидела на пороге констебля Дриббла, который смотрел на меня с таким возмущением.
- Ты опять за старое?! Ты хоть знаешь, что сегодня в переулке Роз проехала проститутошная смерть? И не смотри на меня так, бесстыжая! Мне вон, рапорты принесли! Ехала она на своей телеге, в которую была запряжена старая кляча. Вся такая сутулая, в черном! Коса рядом. А в телеге труп лежит! А на самой смерти чулки эти бесстыжие и юбка такая же бесстыжая, как вы любите!
- И что? – удивилась я, кажется, начиная понимать, почему красотки, так вжались при виде меня.
- Да там все проститутки седые. Трое померло от ужаса! Вот что! – заметил констебль.
27.2
Он смотрел на меня строго, в его глазах читался немой укор.
- Ваша форма, - заметила я, доставая дошитую форму. Даже пуговицы пришила!
Со словами «пойду мерять», констебль потопал в примерочную. Из примерочной доносилось натужное: «Ууууух! Эээээх!», заставилявшее меня подозревать худшее.
- Мало? – спросила я, удивляясь все больше и больше. В моих руках были веревочки с отметками.
- Не застегивается, - послышался хруст ткани. – Село, наверное. Видать, постирала, оно и село!
С пыхтением из примерочной вывалился констебль Дриббл. Я бросилась его замерять, и … о,
