— Спасибо вам… товарищ Наташа! — поблагодарил Камушкин, поймав себя на том, что ему вовсе не хочется уходить из этой хаты. Но за дверьми ждал другой разведчик, и Вася заспешил.
— Да, я забыла вас предупредить, — остановила его Наташа. — Постарайтесь недельку не работать этой рукой.
— Постараюсь. А я забыл вас спросить. Вы — комсомолка?
— Комсомолка.
— В таком случае нам надо познакомиться. Я — комсорг роты. Моя фамилия Камушкин, — и он подал ей руку.
— Наташа Голубева, — сказала она еще по-школьному.
После комсорга к Наташе приходили другие разведчики. Она промывала раны, перевязывала их, давала лекарства.
Девушка чувствовала себя так, словно прослужила в этой роте целый год. Есть удивительная черта у фронтовиков: быстро роднить со своей боевой семьей новичков. Не сговариваясь, они окружают нового своего товарища заботой, стараются показать свое подразделение и себя, конечно, в лучшем свете. Наташа почувствовала это уже в первый день своего появления у разведчиков, и у нее было хорошо, радостно на душе. Ей хотелось как можно больше сделать для своих новых друзей.
К полудню вернулись командир и Аким. Ванин слышал, как Аким, смущенно улыбаясь, рассказывал Шахаеву:
— Стихи просил прочесть… Узнал от кого-то, что я пишу… Приказал обязательно принести ему мои стихи… Говорю — плохие, товарищ генерал!.. А он свое: принеси, посмотрим! Неудобно получилось…
— Почему неудобно? Покажи.
Сенька, нетерпеливо ожидавший конца их разговора, не выдержал, таинственно поманил к себе Акима и шепнул ему на ухо про Наташу. Лицо Акима сделалось краснее столового бурака.
— Собственно… а ты не врешь?
— «Собственно» не вру! — передразнил оскорбленный Сенька.
— А где она?
— И чего это, Аким, находят в тебе девки хорошего? — вместо ответа спросил Сенька.
— Ну, довольно же! Скажи, где?..
Ванин кивнул в сторону маленькой хаты.
— Может, проводить? — предложил он.
— Нет, уж я как-нибудь один…
Аким направился к Наташе, но, опережая его, в хату вошел командир роты. Он легко, мягкими прыжками, вбежал по старым, подгнившим ступенькам и скрылся за дверью. Аким круто повернулся и широкими шагами пошел по двору. Его остановил Сенька.
— Что это ты, Аким, вздумал строевой подготовкой заниматься? — дурашливо спросил он. Аким не ответил. Подошел к Лачуге:
— Что-нибудь поесть найдешь?
— Каша вот.
Аким попробовал и отшвырнул котелок.
— Когда ты, Миша, перестанешь пичкать нас этим кондером? — подоспел Сенька. — Видишь, даже Акиму не нравится. У всех повара как повара, кормят солдат на славу. А в нашей роте… черт знает что!
— Вон со старшиной разговаривайте, а я тут ни при чем, — просвистел сквозь выщербленные зубы Лачуга.
— Как это ни при чем? Старшина тебе дает хорошие продукты, да ты, Миша, не умеешь ими пользоваться. Ты сам на перловке жевательную мощность потерял и теперь хочешь, чтобы и мы остались без зубов. А разведчику крепкие зубы нужны… Так ведь, Аким?
Аким не ответил.
— Впрочем, наш Аким и с зубами — беззубый. Немцев по головке гладит. Знала бы об этом Наташа, она бы на него и смотреть перестала. Девушки не любят слабонервных нюнь… Им настоящие парни больше нравятся, вроде вот меня. А что толку от тебя, Аким? Вот раскусит хорошенько Наташа, сразу…
Сенька не договорил. Худое лицо Ерофеенко покрылось багровыми пятнами.
— Ты!.. Когда ты перестанешь… — захрипел он, весь содрогаясь. — Если ни черта не понимаешь, так учись! Заладил одно и то же! Глупо все, неумно!.. — губы Акима тряслись. — Дальше своего носа ничего видеть не хочешь!.. Парторг, видимо, совершенно напрасно хорошие слова на тебя тратит!.. И вообще мне надоели твои остроты, Ванин! Поищи для них кого-нибудь другого!.. А я больше не хочу ни говорить с тобой, ни слушать твоих неумных шуток!..
Сенька опешил и не знал, как защищаться.
— Ты, ты… Аким! Что взорвался-то?.. — наконец пробормотал он, пытаясь все обратить в шутку. — Или тебя собака бешеная…
— Что мне с тобой говорить? — все еще взволнованный, но уже более спокойно продолжал Аким. — Тебе кажется — только ты один по-настоящему воюешь, а другие — так себе!.. Впрочем — довольно!.. И прошу тебя об одном — не подходи больше ко мне!..
Сенька остолбенел: этого он мог ожидать от кого угодно, но только не от Акима!.. Растерянный и жалкий, Сенька пытался оправдываться, но Аким уже не слушал его. Он вскочил из-за стола и, ссутулившись, метнулся прочь. Округлившимися глазами Ванин смотрел ему вслед, мигая светлыми, опаленными ресницами. Казалось, он готов был зареветь.
Аким выскочил в огород. С размаху сел на кучу обмолоченной соломы. Раздувая ноздри, втягивал в себя знакомый с детства горячий, душный запах полыни и сухой березки. Мальчонкой он любил зарываться в соломе, проделывать в ней норы, устраивать с товарищами кучу-малу, прыгать с высоких копен. В этих ребячьих играх всегда принимала участие и Наташа. Она больше находилась среди ребят, а не с девочками: за это подруги сердились на нее.
Запах полыни, мысли о Наташе успокоили Акима, но тут же в сердце возникла безотчетная тревога. Не оттого ли, что лейтенант зашел к Наташе? Аким задумался. Ревность?..
Аким лег на солому, стал задумчиво смотреть на небо, редкими белесыми облаками сбегающее за синеющий горизонт.
«А этот… ну чего ему от меня нужно? — подумал Аким, вспомнив Сеньку. — Пристал и пристал!..»
Когда офицер вошел в хату, Наташа быстро одернула на себе гимнастерку, отбросила на спину густые светлые кудри и, смущаясь, доложила:
— Товарищ лейтенант, санинструктор Голубева! Занимаюсь перевязкой раненых!
— Вольно! — шутливо-громко скомандовал Марченко. — Почему не представились раньше? — изогнув брови, с напускной строгостью спросил он.
— Простите, товарищ лейтенант. Но вас не было.
— Ладно. Пустяки это, — уже серьезно заговорил он. — Как устроились?
— Спасибо. Очень даже хорошо.
— Так быстро и уже хорошо? — удивился Марченко, не спуская с разрумянившегося лица Наташи своих цепких глаз.
— У вас чудесные ребята. Это они мне все устроили.
— Ребята, конечно, молодцы. А командир? — он засмеялся одними глазами.
— Каков командир — таковы и его подчиненные. Так ведь говорят, товарищ лейтенант? — нашлась она и тоже засмеялись. На ее щеках и полном подбородке горели алые ямочки.
— Вы, кажется, знаете нашего Ерофеенко? Он говорил мне о вас.
— Да, он мой друг.
— Вот как? Даже друг.
— Друг, — подтвердила она с гордостью и даже, как показалось лейтенанту, с некоторым вызовом.
— Так вы спешите с ним увидеться. Через два часа рота уходит на серьезное задание.
Марченко заметил, как девушка сразу немного побледнела.
— Не волнуйтесь, — успокоил он ее. — Все будет и порядке. Аким вернется. Мы ведь разведчики, и такие разлуки будут у вас часто. — Марченко ласково глядел на девушку. Ему очень хотелось ей понравиться. — Не бойтесь… Наташа!
Она с благодарностью посмотрела на его худое красивое лицо. Потом вышла вслед за командиром роты во двор. Поискала глазами Акима среди расположившихся на бревнах и чистивших автоматы разведчиков и не нашла его. Лачуга, коловший дрова, указал ей на огород.
Аким лежал на соломе, заложив руки за голову, и задумчиво глядел на небо. Услышав скрип калитки и увидев в ней Наташу, он стремительно вскочил на ноги, стряхивая с себя прицепившиеся соломинки.
— Наташа! Здравствуй, родная моя!..
— Здравствуй, Аким!..
Ерофеенко обнял ее и тихо, как ребенка, поцеловал. На ее тонкой, почему-то не тронутой загаром шее, как в ту памятную ночь их первой встречи, билась крохотная жилка. Светлые волосы наполнились воздухом и пылали.
— Ну… желаю тебе счастья, Аким!.. Ведь ты тоже идешь?
— Конечно!
— А меня не возьмете?
— Нет, Наташа, лейтенант не разрешит…
— Ты… побереги себя, Аким!.. Прошу тебя!..
Он улыбнулся.
— Да разве мы впервые уходим на такое? Не беспокойся, Наташа, все будет в порядке!
— Ну, я жду тебя, родной!
Они вышли во двор.
Там их встретил Ванин, очевидно давно ожидавший Ерофеенко.
— Давай… автомат твой почищу, — услужливо предложил Сенька.
Но Аким молча прошел мимо.
— Ты почему ему не ответил? — спросила Наташа Акима.
Ей было очень приятно, что об Акиме заботятся другие разведчики. Она не знала, что Аким только что рассорился с Сенькой.
5
Дивизия Сизова залегла в трех километрах от Краснограда, перед небольшим селением. Противник яростно отстреливался. По показаниям пленных офицеров, немцы стремились во что бы то ни стало удержаться на этом рубеже и сосредоточили для контратаки около двух десятков тяжелых и средних танков, а также восемь бронетранспортеров. Однако сведения, полученные от пленных, требовали подтверждения.
