– Кэролайн, я спрашиваю потому, что ты мне небезразлична. Она знала – они оба знали, – что он говорил это и прежде десятку других женщин. Но оба знали также, и это смущало обоих, что сейчас он говорит совсем иначе, чем прежде.
– У меня бывают головные боли, – сказала она сварливо и настороженно, презирая себя за то, что не может хотя бы изобразить безразличие.
– Постоянные?
– Ну что ты привязался? Большинство людей страдают головными болями, особенно если они занимаются не только тем, что целыми днями сидят в качалке.
– Вообще-то я предпочитаю хороший гамак, – сказал Такер как ни в чем не бывало. – Но мы сейчас говорим о тебе.
– Отстань от меня!
Обычно он так и поступал. Он был не из тех, кто вмешивается не в свои дела, – особенно если его за это хлопают по носу.
– Не сердись, я просто за тебя беспокоюсь. Я не хочу, чтобы ты нервничала.
Кэролайн чувствовала, что на нее уже надвигается привычная, неотвратимая, как скоростной товарняк, головная боль.
– Нервничала?! – Она опустила голову в колени и рассмеялась, но в этом смехе звучала истерическая нотка. – В самом деле, ну из-за чего мне нервничать? Неужели из-за того, что какой-то маньяк режет женщин и бросает их в мой пруд? Зачем беспокоиться, что Остин Хэттингер опять на свободе и может вернуться и опять выбить мне все стекла? И уж, конечно, мне совершенно ни к чему беспокоиться, что он немножко продырявит тебе голову.
– Да нет, я уже свое получил. – Такер погладил ее по спине, пытаясь успокоить. – У нас, Лонгстритов, так уж получается, что мы всегда в конце концов оказываемся сверху.
– О да! Вижу. Об этом свидетельствуют и синяк под глазом, и разбитая голова.
Такер слегка нахмурился: он почему-то считал, что глаз у него уже выглядит совсем неплохо.
– Через неделю царапины заживут, а Остина поймают и снова посадят в тюрьму. Лонгстритам всегда в конечном счете везет, моя дорогая. Вот, например, случай с кузеном Джереми…
Кэролайн застонала, но он не обратил на это никакого внимания.
– Значит, так. У Джереми Лонгстрита был хороший приятель Дэйви Крокетт, парень из Кентукки. Во время Войны за независимость…
Кэролайн повернула к нему голову, прижавшись щекой к коленям, и слушала очень внимательно. По всей вероятности, этот рассказ был очередным вымыслом, но, странное дело, головная боль почти прошла, и спазмы в желудке утихли.
– Ну вот, а теперь, моя милая, почему бы тебе не взять собаку, а также все, что может понадобиться, и не погостить немного в «Сладких Водах»?
Настороженность в ее взгляде заставила его улыбнуться.
– У нас в доме дюжина спален, а может быть, и побольше, так что вовсе необязательно делить со мной мою; – Он легонько щелкнул ее по носу. – Хотя ты, надеюсь, уже готова признать, что так или иначе, но кончится именно этим.
– Благодарна за ваше великодушное предложение, однако вынуждена его отклонить.
Во взгляде Такера мелькнуло нетерпение.
– Кэролайн, там будет Делла, к которой всегда можно апеллировать, а кроме того, на двери каждой спальни есть надежный замок. Это я говорю к тому, чтобы ты не опасалась попыток с моей стороны влезть к тебе в постель.
– О, пожалуйста, не льсти себя мыслью, будто я сама не сумею поставить тебя на место! Но дело не "этом, Такер. Я просто должна остаться дома.
– Но я не предлагаю тебе поселиться у меня на постоянное житье. – Он сам удивился, что эта идея не кажется ему такой уж невозможной. – Это будет краткий визит – пока Остина опять не водворят туда, где ему следует быть.
– Нет, я хочу быть дома, – повторила Кэролайн. – Такер, пойми, ведь я только последние месяца два живу так, как хочу. А всю свою жизнь я делала то, что мне велели, ездила туда, куда требовалось, и всячески старалась оправдать ожидания других.
– Может быть, расскажешь об этом?
– Нет, не теперь. – И она глубоко, протяжно вздохнула. – Как-нибудь в другой раз. Здесь мой дом, мое место в мире. Здесь моя бабушка прожила всю взрослую жизнь, здесь родилась моя мама, хотя она не любила, чтобы ей об этом напоминали. И мне нравится думать, что я сама достаточно Макнейр, чтобы провести здесь хоть одно лето целиком. – Она снова вздохнула и заставила себя переменить тему:
– Послушай, ты собираешься подарить мне цветы или позволишь им так и увянуть на ступеньках?
Такер решил больше не настаивать: он знал по собственному опыту, что, когда людям не позволяют жить так, как им хочется, они склонны скорее рвать отношения, чем подчиняться.
– Какие? Эти? – Он с невинным видом подал ей букет. Каждый стебель был помещен в маленькую капсулу с водой, чтобы сохранить свежесть. – Не думал, что они тебе понадобятся.
Кэролайн пожала плечами.
– Мне бы не хотелось, чтобы они увяли зря.
– Мне бы тоже: ведь я ездил за ними в самый Роуздэйл. К сожалению, мне пришлось одолжить у Деллы ее машину, – прибавил он небрежно, вдохнув цветочный аромат. – А Делла ничего не даст просто так. Ты бы видела список покупок и всяких поручений, который она мне за это всучила! И в химчистку надо, и на рынок, а в довершение всего – приобрести ночную рубашку для ее племянницы, которая на следующей неделе выходит замуж. Но у мужчины должны быть принципы, и лично я никогда не покупаю для женщины белье, если не состою с ней в интимных отношениях.
– Ты, Такер, человек солидный и положительный. Он удовлетворенно усмехнулся и положил ей на колени цветы, которые сразу засияли, как маленькие солнышки.
– Я подумал, что больше всего тебе подходят именно желтые розы.
– Они прекрасны. – Она вдохнула сладкий и сильный аромат. – Полагаю, я должна поблагодарить тебя за них и за все те хлопоты, которые…
– Ты лучше поцелуй меня. Я бы это предпочел. – Он улыбнулся, увидев, как она наморщила лоб. – Не раздумывай, Кэролайн, поцелуй – и дело с концом. Ей-богу, это больше помогает от головной боли, чем любая таблетка.
Она послушно отложила цветы, слегка наклонилась и коснулась его губ своими. Поцелуй оказался таким же сладким и крепким, как обволакивающий ее запах роз. И столь же утешительным. Глаза у нее немного затуманились, и она отклонилась назад, но его ладонь сразу же легла ей на затылок.
– Вы, янки, всегда куда-то торопитесь, – пробормотал он и опять прижал ее рот к своему.
Кэролайн теперь знала, как глубок и крепок может быть поцелуй, если только позволишь себе раствориться в нем. И, легонько вздохнув, она так и поступила.
Ее не беспокоило то, что губы Такера становятся все более требовательными, а его сердце бьется часто и сильно. Этот мощный ритм скорее доставлял ей удовольствие. Ей казалось, что она медленно опускается в прохладное голубое озеро, испещренное солнечными бликами.
На этот раз Такер отодвинулся первый. Он совсем не касался ее, если не считать пальцев, сжимающих ей затылок. Просто не посмел. И хотя сдерживаться становилось все труднее, он знал, что лучше не спешить.
– Полагаю, ты не собираешься пригласить меня в дом?
– Нет, – ответила она, переводя дыхание. – Еще нет.
– Тогда мне лучше отправляться восвояси. – После краткой внутренней борьбы он поднялся. – Я обещал кузине Лулу сыграть с ней в карты. Она, кстати, всегда жульничает, но я тоже. И у меня получается гораздо лучше.
– Спасибо за цветы. И за вино.
Такер перешагнул через щенка, спящего внизу у крыльца, и направился к машине. Заведя мотор, он опустил ветровое стекло.
– Ты уж потерпи, детка, не пей в одиночку. Я скоро опять приеду.
И, глядя, как он рванул по подъездной аллее, Кэролайн задумалась: это краткое заявление прозвучало очень похоже на угрозу.
Джози и Кристел сидели в своем любимом уголке «Болтай, но жуй». Поводом для встречи был обед, но, так как обе были на постоянной диете, истинной причиной являлось желание посплетничать.
Джози без особого интереса ковыряла салат с цыпленком. Ей бы так хотелось сейчас съесть толстый, сочный бифштекс с поджаренной в масле жирной картошкой, но она беспокоилась о фигуре. Ей было уже за тридцать, и приходилось очень зорко следить за тем, чтобы не возникало никаких жировых отложений.
