Пол сделал мне бесценный подарок: направил ко мне дирижера своего оркестра. Дон Коста был дирижером у Фрэнка Синатры и аккомпанировал выдающимся певицам — Барбре Стрейзанд и Лайзе Миннелли. Коста приехал в Париж, чтобы записать на пластинки песни, которые он сочинил для меня: «Танцуй, Франция», «У меня всего одна жизнь», «Осенняя симфония». Должна признаться, это он посоветовал мне попросить Лайзу и Барбру, чтобы они разрешили мне исполнять песни из их репертуара: «Влюбленная женщина» и «Нью-Йорк, Нью-Йорк…».
Появление пластинки на английском языке мы отпраздновали в узком кругу в Лос-Анджелесе 22 сентября следующего года в ресторане «Эрмитаж». Заодно отмечался двадцатилетний юбилей деятельности Пола, а также мои первые шаги в «его королевстве пластинок». Два известных французских повара — Бокюз и Эберлен — составляли меню. Стол был накрыт на 26 персон. Среди гостей Пола были многие знаменитости американского шоу-бизнеса.
— Ну, как у тебя с головой? — спросил меня Джонни после трапезы.
— Все в порядке! — ответила я, думая, что он намекает на обилие разных вин на столе.
— Значит, она у тебя не кружится?
Я рассмеялась, поняв, что он спрашивает, не вскружил ли мне голову успех.
— Честное слово, нет!
— Если ты сейчас не зазналась, то с тобой этого уже не случится!
В газетах еще несколько раз намекали, будто Пол Анка неравнодушен к своей «красотке».
Некоторое время спустя я снова встретилась в Мюнхене с Хулио Иглесиасом. Он выступал там в Олимпийском зале. В конце его сольного концерта, который привел почитателей Хулио в исступленный восторг, на сцену хлынул ливень цветов. И вдруг артист громко сказал:
— Я вижу в первом ряду милую моему сердцу Мирей Матье и прошу ее спеть вместе со мной!
Он заставил меня подняться на сцену, и мы спели дуэтом три песни на испанском языке. Заранее мы к этому не готовились, но я хорошо помнила его песни, ибо есть у меня особое пристрастие: я знаю наизусть не только свои песни, но и песни тех, кто мне дорог, — Азнавура, Холлидея, Иглесиаса.
С Хулио мы подружились, когда он впервые выступал в Париже в 1975 году Мы встретились в одной из телевизионных студий и сразу же прониклись симпатией друг к другу Я тогда же выучила две его песни — «Мануэлу» и «Песню о Галисии». Когда Хулио где-нибудь далеко, он присылает мне короткие письма; они начинаются словами «Милая сестренка» и заканчиваются словами «До скорого свидания».
После Хулио у меня три года назад появился новый «жених» — Зигфрид, белокурый немецкий волшебник из Лас-Вегаса. Когда он приезжал вместе со своим партнером Роем на отдых в Европу, мы с ним виделись либо в Мюнхене, где я записывала пластинки, либо в Париже: им обоим нравилось вновь окунаться в атмосферу мюзик-холла «Лидо», где они выступали в начале своей артистической карьеры.
Мама простодушно поверила, что я, быть может, стану госпожой Зигфрид. Во всяком случае, такие разговоры пошли в Авиньоне.
— Алло, мама! Что это тебе вздумалось объявлять о моей свадьбе?! Откуда ты взяла такое!
— Послушай, Мими… Ко мне пришел какой-то журналист. Он показал мне фотографию, где ты снята рука об руку с Зигфридом, и спросил: «Стало быть, они скоро поженятся?» А я ответила, что это вполне возможно, так как ты посулила преподнести нам большой сюрприз на Рождество!
— Ты даже не понимаешь, мама, сколько шума наделали твои слова! Мы были на званом вечере у Пьера Кардена, я стояла между Зигфридом и Роем.
— Откуда нам знать! Зигфрид держал тебя под руку, как в наших краях держат суженую! У вас обоих был такой счастливый вид.
— Да мы и не чувствовали себя несчастными! Пора уже тебе знать, какие тут у нас обычаи!
Если бы мне пришлось выходить замуж за всех мужчин, которые держали меня под руку…
— Надеюсь, ты все же когда-нибудь найдешь время выйти за кого-либо замуж.
— Я тебе сообщу об этом первой.
— Так о каком же большом сюрпризе ты вела речь?
— Скажу тебе. когда наступит Рождество!
А то вдруг промелькнуло сообщение, будто я неравнодушна к Патрику Даффи, исполнявшему роль Бобби в сериале «Даллас». Слух этот был уж вовсе нелепым, потому что я встречала в Руасси Патрика, когда он прилетел туда вместе со своей женой Каролиной. Не в моих правилах «уводить» чужого мужа, да еще на глазах у его жены! С Бобби, виновата, с Патриком я познакомилась на премьере мюзик-холла «Мулен Руж» в Лас-Вегасе. Он сразу же мне признался, что очень любит петь. Сказано — сделано, и уже вскоре мы записали на пластинку песню «Вместе мы — сила», которую исполнили дуэтом. Он сказал, что охотно приехал бы во Францию. И я пригласила его принять участие в программе «Перед вами Мирей Матье», которую мы готовили с Карпантье. В ней обещали также выступить Иглесиас и Джон Денвер.
Я до сих пор не понимаю, как можно было распустить слух о нашем «романе» с Патриком, потому что рядом с ним всегда была Каролина! Она была очень рада, что снова попала в Париж. Она балерина и приезжала сюда несколько раз с Канадским балетом и балетной труппой «Харкнесс». Она водила Патрика на левый берег Сены, чтобы показать ему небольшую гостиницу, в которой когда-то жила «за пять долларов в сутки».
— Моя жена превосходно готовит, — сообщил мне Патрик. — Она прекрасно кормит наших рыбок и птиц, трех собак, кота и обоих наших мальчишек. Сказывается ее французская кровь. Мои родители — чистокровные ирландцы, потому меня и назвали Патриком — в честь святого покровителя нашей родины.
Хулио ИглесиасЯ знаю наизусть не только свои песни, но и песни тех, кто мне дорог, — Азнавура, Холлидея, Иглесиаса…
Забавная подробность: Патрик не носит смокинга. Ему нравится расхаживать в джинсах. А когда надо появляться в обществе, он надевает смокинг Бобби, своего любимого персонажа! В нем он и пришел на обед, который я устроила в его честь в ресторане «Максим». Но уже через минуту Патрик снял галстук. Скрипачи оркестра замерли со смычками в руках: находиться в этом фешенебельном ресторане без галстука не принято. Чтобы «разрядить обстановку», все наши друзья — Ив Мурузи, отец и сын Клерико (владельцы «Мулен Руж» и «Лидо»), Жильбер Карпантье, режиссер Андре Флерерик — последовали примеру Патрика. Такого здесь еще никогда не видали! Не видали никогда и того, чтобы хозяйка званого обеда покинула своих гостей посреди трапезы. Дело в том, что застолье затянулось, а я, как Золушка в полночь, должна была исчезнуть, чтобы пойти лечь спать, заснув на свои десять часов: назавтра мне предстояло записывать пластинку. Если не высплюсь, голос совсем не будет звучать.
Заметив, что я потихоньку ухожу, Патрик спросил:
— Она что, спешит на концерт?
Ему объяснили, в чем дело. Он очень удивился, узнав, что я так строго соблюдаю режим.
Мой флирт с миром оперы
Как зритель я страстно люблю Мориса Бежара. Танец вообще и Бежара — в особенности. Я никогда не видела его спектакли во внутреннем дворе Папского дворца в Авиньоне, потому что в ту пору еще клеила конверты на фабрике. Однако я видела его по телевизору, затем в Париже во Дворце конгрессов — там-то я и воспылала к нему любовью. Вот почему, когда он в 1980 году пригласил меня участвовать в его музыкальном представлении «Большая шахматная доска», я просто онемела.
Он сказал мне: «Мне хотелось бы, чтобы вы спели в моем спектакле одну из песен Шуберта. Но я вас, должно быть, сильно удивлю, когда скажу, что петь вы будете в джинсах…»
Действительно, в такой одежде я бываю только на лоне природы. Я часто облачалась в самые экстравагантные костюмы в постановках Карпантье, но не представляла себе, что можно петь Шуберта в джинсах.
— Это вас смущает?
— Нисколько, раз вы об этом просите.
Я всегда стараюсь встать на точку зрения режиссера. А потому надела джинсы и начала ходить на все репетиции вместе с танцорами, не уставая восхищаться скромностью, терпением и выдержкой этих самозабвенных тружеников. Такой неустанный труд мне понятен, я не просто восторгаюсь — я преклоняюсь перед ним. В это время Бежар вынашивал замысел поставить на сцене (в Женеве) оперу «Дон Жуан», пригласив на главную роль Руджеро Раймонди, который не так давно сыграл ее в кино с потрясающей силой. Я несколько раз смотрела этот фильм, мне бесконечно нравились и сама опера, и певец.
А позднее одна моя близкая приятельница-журналистка — не удивляйтесь, и такое бывает! — рассказала мне, что она брала интервью у Раймонди.
— Угадай, что именно он распевает для собственного удовольствия, находясь в ванной комнате? Песни, которые поет Синатра! Руджеро очень хотел бы при случае побеседовать с тобой, потому что Синатра тебе хорошо знаком. Не съездить ли нам в Женеву на премьеру с участием Раймонди?
