— Конечно, слыхал.
— Ты Владилена Леонтьева знаешь, который про кереков книгу написал?
— Знаю.
— Он почти по всем местам, где кереки жили, проехал и все про них записал… А мой дед мне говорил: «Смотри, вот здесь раньше береговые люди жили — кереки. Не эскимосы — анкалины. Особые люди. Они говорили, похоже, по-нашему, только они оленей не держали, а кормились морем. Они с нашими все время роднились. Они здесь с чукчами все смешались. Ты как думаешь?
— Тут трудно думать. О кереках совсем мало известно. Владилен Леонтьев собрал, наверное, все, что можно было собрать из керекской этнографии. Она дает немного — ровно столько, чтобы быть твердо уверенным в том, что кереки, коряки и чукчи — самостоятельные народы.
В самом деле, когда путешествуешь и по морскому берегу, и по центральной тундре Камчатки, то о кереках наслушаешься всякой всячины. Чукчи рассказывают о них как о кротком, добром и гостеприимном народе, который жил в устьях речек при впадении их в море. Их еда — морской зверь, рыба и морские птицы, которых на побережье было множество. Кереки, говорят, отличались от эскимосов тем, что далеко в море не ходили. Вообще далеко от своих мест не уходили и на новые земли не стремились. Если эскимосов, как природных мореходов, тянуло все время в дорогу, то кереки не собирались покидать берег. Так говорят.
Владилен Леонтьев с редкостной скрупулезностью выделил из языка людей, которые имели какое-то отношение к керекам, все то, что отличается от языка чукотского. Он проделал фундаментальную работу, но и она еще вопроса о том, кто такие кереки, вошедшие в состав чукчей, не решила. Все впереди. И скорее всего, более других наук просветит вопрос археология.
Ну а то, что кереки действительно вошли в состав камчатских чукчей, — непреложный факт. По генеалогии живущих ныне чукчей находишь в группе предков того или иного «безродного» человека. А «безродный» — это значит, что он или прикочевавший сюда из других мест чукча, о котором ничего не знали, или же коряк, присоединившийся к корякам-оленеводам, или же керек. Если в числе предков был керек, то потомство этого человека могло вступать в брак по иным правилам, нежели те, кто был потомком только чукчей. Ему разрешалось брать в жены более близкую родню, нежели тем, кто считался «чистым» чукчей.
Смотришь на генеалогии и сразу отмечаешь: керечка — здесь, там — керек. Не так уж и много, но по местным масштабам порядочно.
Значит, кереки не были уничтожены, как это полагают некоторые исследователи. Они были ассимилированы. Возможность примкнуть к другим — не особенно веское доказательство, но все же… Все же можно весьма осторожно говорить о том, что языковой барьер не был столь непреодолимым. Пример — чукчи давно соседствуют с эскимосами. Генетики поговаривают о том, что азиатские эскимосы тем отличаются от американских, что стоят ближе к чукчам по ряду генетических признаков. Эскимосы при этом так и не стали оленеводами. Ни в коей степени. Даже браков эскимосов с чукчанками-оленеводами — считанные случаи. Почти всегда чукчанки, выйдя за эскимосов, переселялись на берег и становились членами общества морских зверобоев, членами эскимосского общества. То же самое было и тогда, когда чукча женился на эскимоске. Правильнее будет сказать, что чукча и женился на эскимоске в тех случаях, когда становился морским зверобоем. Итог рассуждений — эскимос ни при каких обстоятельствах не становился оленеводом. Различия в жизненном укладе, языке, культуре, происхождении людей этого сделать не позволяли. У кереков и чукчей различия были слабее. Кереки оленеводами бывали.
Чельгат:
— Когда сюда наши предки пришли, здесь еще по речкам коряки жили. Потом кто породнился и в оленеводы пошел, а кто и ушел отсюда на юг.
— Почему так?
— А раньше так было. Пусть люди и мирно живут, друг друга не обижают, а все равно думают: «Вдруг воевать придется…» Так поживут-поживут, а потом подерутся и расходятся… Когда сюда предки пришли, мой прадед сказал: «Нам теперь надо много борцов вырастить. Народ вокруг чужой…» Как у нас борцов растили, знаешь?
— Нет, не знаю.
— С самых маленьких начинали борцов воспитывать. Как бегунов воспитывали, слыхал?
— Слыхал… А как определяли, кому борцом быть, а кому бегуном?
— Старики определяли. Если у парня ноги длинные, то его бегуном делали. Они и пояс носили тоненький… Если у парня ноги короткие, а туловище толстое, то его борцом воспитывали, и он все время носил широкий пояс… Меня борцом воспитывали…
— Почему тебя-то борцом сделали? У тебя и рост небольшой, и ноги длинные, и бегаешь ты лучше молодых?
— Я у отца один остался мужчина, Он из меня делал и борца и бегуна… Вот смотри, какая рука.
Чельгат протянул руку ладонью вверх. Ладонь разительно напоминала черепаший панцирь. Кожу на ладони было невозможно промять. На ребре ладони белели мозоли. Ороговевшие бугры покрывали всю ладонь, которая при этом гнулась, и все пальцы выглядели нормально.
— Как же такие руки получились?
— Когда я еще был мальчиком, посылали тупым топором рубить дрова. Говорили, что раньше давали только костяной топор, чтобы труднее было работать. Вот тупым топором и машешь… А ручка топора всю ладонь стирает. Когда постарше станешь, то дают на длинной рукоятке такой топор, у которого лезвие не острее обуха, и следят, чтобы большое дерево без устали перерубил. Надо одной рукой ударить, потом топор в другую руку перекинуть и этой рукой бить. Так и колотишь по полдня, а руки становятся как костяные… Потом бегать надо по полдня с камнями на спине. Положишь на спину неудобный камень, согнешься под ним и бежишь, бежишь… Потом целый день под бубен плясать надо было… Много всяких упражнений знали старики… Много… Некоторые мальчики не выдерживали. Болели…
У нас силач был — Пананто. Он такой был сильный, что ни на одном празднике никто с ним не хотел по-нашему бороться…
— А как борются по-вашему?
— У нас бьют вот так, ладонью. Вот так, ребром, бить нельзя. Можно только ладонью.
— И по всему можно бить?
— Нет… Нельзя бить по лицу, по глазам. Нельзя бить между ног. А так везде бить можно.
— Как же боролись?
— У нас борются так: сначала один нападает, а второй защищается, потом тот нападает, который защищался… А потом они борются как хотят.
— Что значит «как хотят»? Их что, никто не судит?
— Нет! С самого начала судят старики. Они говорят, когда кончать бороться, они говорят, кто неправильно борется…
— Вот ты выходил бороться. Как вы начинали.
— Я вызываю человека бороться. Он выходит, а старики говорят: «Пусть ты будешь начинать». Я тогда стараюсь его достать — так его достать, чтобы он ослабел или сдался. А он от меня спасается…
