королеве. Но она приказывает тебе убить твоего родного брата. Или отца. Белоснежка, ты, чтобы исполнить данное слово, убила бы собственного папу?
Девочка вспыхнула до корней волос.
– Как ты смеешь! Не сравнивай...
Я встала.
– Сейчас я уйду. А ты останешься и подумаешь вот над чем: ты можешь вести себя как маленькая, избалованная девочка. Хлюпать носом, злиться, осыпать меня проклятиями. Можешь бездоказательно верить, что это я убила твоего отца. Словом, можешь вести себя как глупый ребёнок. Это не вернёт твоему папе жизнь, а вот твою жизнь изрядно испортит.
Она смотрела на меня исподлобья. Злющая, как мокрый котёнок.
– А можешь дать нам шанс. Просто подумай, что, если ты ошибаешься, а я – говорю правду? Если я и правда не убивала твоего отца? Ты теряешь друга, Белоснежка. Того, кто может тебе помочь. Мы с тобой в одной лодке. Потому что, если ты думаешь, что этим балом правлю я, то ошибаешься. И вот ещё что… Я не собираюсь спускать убийство короля кому-то с рук. Следствие продолжается. Вот только я, как и ты, не очень-то доверяю капитану Румпелю. Предлагаю тебе тоже следить за тем, как продвигается дело. Но ты думай. И сама решай. Жду тебя на ужине, если ты всё же решишь поступить как взрослый человек и разобраться в ситуации, а не топать ножкой, обвиняя меня в том, чего я не делала.
– А если нет?
– Тогда ужин принесут тебе в комнату, – я пожала плечами. – Я понимаю, что тебе страшно, что ты напугана. Поэтому злишься. Всегда легче, когда ты знаешь, кто твой враг. Даже если ошибаешься. И всё же… Я верю, что ты окажешься умнее.
И с этими словами я вышла из комнаты, миновав молчаливо застывших стражников. Перевела дыханье.
– Вы свободны, – велела им. – Принцесса может выходить из собственных покоев куда захочет и когда захочет.
Гвардейцы молча поклонились.
Жаль, в этом мире нет психологов. Ни детских, ни взрослых. Мне бы и самой он не помешал. Потому что то, что я вытворяла на обеде… Разве так себя ведёт взрослая адекватная женщина?
Закусив губу, я вышла в сад.
С крыш капала вода, сугробы стремительно превращались в лужи, солнце не светило – жарило. Я заморгала, подставив лицо его лучам. Ну вот зачем я обидела Бертрана? Какое мне дело до его женщин? Пусть развлекается, как сам знает.
Я пошла по тропинке, перепрыгивая с одного сухого места на другое. Душа успокоилась, сердце билось ровно. Нет, я вовсе не влюблена в Кота. Чушь какая! Я могу, например, совсем не думать о нём. Мне, в конце концов, не пятнадцать лет. Да.
– Майя!
Замерев, я закрыла глаза. Нет-нет, почему сейчас… Ну вот зачем он тут? Всё было так хорошо!
– Давай поговорим?
Бертран шёл ко мне по боковой аллее и солнце пламенело в его волосах. Сердце застучало, и я почувствовала, что руки немного дрожат. Сложила их, пряча кисти в широких рукавах.
«Да, конечно, давай обсудим ситуацию» – подсказал мозг, и я послушно повторила:
– Мне некогда. Хочешь поговорить? Иди, поговори с Авророй.
М-да… как-то не так это прозвучало.
– Майя… По-твоему я не должен вовсе общаться с другими женщинами? – раздражённо выдохнул он, хмурясь.
Приехали. «Извини. Я погорячилась. Я совсем не это имела ввиду…». И я почти так и сказала, но помешала бровь. Она, зараза, резко выгнулась на моём лбу.
– С чего бы? Общайся сколько хочешь. Мне до твоих женщин нет ни малейшего дела.
Спасите меня! Что я несу? Я развернулась и попыталась сбежать от разговора, который явно не задался с самого начала. Бертран схватил меня за плечо.
– Моих женщин? Ты ревнуешь?
В его голосе вдруг прозвучало что-то тёплое, пушистое. Почти нежное… Но он был не прав. Конечно, я не ревновала. Вот ещё! Глупости какие.
– Отпусти. Мне некогда.
Почему у меня такой резкий, неприятный голос? Может, стоит улыбаться? Ведь это всегда слышно, когда человек улыбается… Бертран притянул меня к себе, вдохнул запах моих волос.
– Ревнуешь.
Нет, ну это слишком! Я честно старалась не ссориться. Но вот так вот заявлять мне, что ты, дескать, Майя, ревнивая дура… И я улыбнулась.
– Да мне плевать с кем ты и где! Перетрахай хоть всю Эрталию. Меня Румпель ждёт, у нас дела.
«Зачем ты ему сказала про Румпеля?» – пискнул рассудок. – «Ну, потому что… предлог нужен, раз он сам не отпускает». Мягкий Бертран вдруг стал твёрдым. Напрягся. Процедил:
– Я же говорил, чтобы ты не заключала с ним сделок. Майя, он опасный и…
– Ты просто ревнуешь. И завидуешь. Потому что ты, Эртик, ничего не умеешь, кроме флирта и гуляний.
Ура! Он всё же меня выпустил… Я обрадовалась. Или нет…
– Да? – зло уточнил он. – А Румпель, значит, умеет?
– Ну уж всяко лучше тебя!
– Майя! Помолчи…
– С какой стати ты мне приказываешь?
«Ну так-то вполне разумное было предложение с его стороны…»
– Я тебя прошу.
Я закусила губу и отвернулась. Мозги плавились, чувства скручивались в торнадо. Очень хотелось заорать, ударить его куда-нибудь в солнечное сплетение. Мне почему-то было безумно больно, и отчего-то очень не хотелось, чтобы Бертран понял, насколько.
– Мне пора, – процедила я. – Знаешь, я очень благодарна тебе: ты меня спас и… – «Да, наконец-то!» – возликовал разум. – ... и вообще… Я верну тебе деньги, которые ты потратил на пряник и другую еду…
– Ч-что? – прошипел он, отступая.
– Ну да, и на одежду… И вообще, я должна наградить тебя за спасение королевы…
– Не надо.
А почему у него такой странный голос? Кот как будто хрипит.
– Надо. Королева должна быть благодарной…
