– Воеводу к князю.
В шатре князя уже были прибывшие воеводы из разных полков. Подождали задержавшихся – некоторые полки стояли далековато, верстах в двух.
– Воеводы! Только что вернулись лазутчики с ценными сведениями. Стан гетмана Острожского впереди, в трех верстах. Насколько удалось выяснить у взятого пленного, в стане у гетмана сейчас не более двух тысяч ратников, из них только половина конных. Остальные – пищальники, обозные, обслуга. Пришло время ударить в самое гнездо! Диспозиция такая – ертаул и Передовой полк обходят стан слева, полки Правой и Левой руки – справа, Большой полк с фронта наносит удар. Сторожевой полк в сражении не участвует, будет как резерв и для защиты тыла. Воеводы, как обойдете стан врага, ждите сигнала – две стрелы с дымами. Тогда дружно нападаем, и чтобы ни один лях не ушел. Иначе подмогу приведут из-под Опочки, где основные силы осаду ведут, лучше разобьем их порознь, так сподручнее будет. Все ли понятно?
Бояре закивали:
– Все!
– Тогда с богом!
По возвращении воевод лагерь каждого полка пришел в движение. И вскоре мы, ведомые лазутчиками, которые знали дорогу, уже выступили. Идти старались тихо, на рысях, но все равно – выдавала движение пыль. Обошли стан врага, укрылись в рощице.
Один из ратников скинул кольчугу, отцепил пояс с оружием, снял сапоги и ловко взобрался на дерево. Надо следить – не подадут ли сигнал?
Все сидели на лошадях, стояла почти полная тишина.
Напряжение нарастало. Вдруг ратник на дереве заорал:
– Вижу стрелу с дымом, вторую!
Но их видели уже и без него. Стрелы с горящей и дымящей паклей взлетели в небо и описали полукруг.
Лятцкой привстал на стременах. По праву старшинства командовал он.
– Вперед, на врага! Постоим за Русь!
Лавируя меж деревьев, мы выбрались на луг, стали разгоняться. Далеко впереди, в чахлой рощице, где виднелись шатры, забегали, засуетились люди. Поздно! Собраться, выстроиться в боевой порядок нужно время. Ляхи попытались оказать сопротивление небольшими группами, но организоваться не смогли. Да и как суметь, коли удар пришелся одновременно с трех сторон? Рубили ляхов остервенело, порой мешая друг другу. Крики сражающихся, конское ржание, стук копыт, звон оружия, стоны раненых – все слилось в жуткий шум.
Через полчаса все было кончено. Пленных было мало, в основном – убитые. С нашей стороны убитых было немного, из потерь преобладали раненые. Зато обозы с добром были захвачены большие. Чего там только не было – продукты, порох для пушек, одежда, вино. Даже трофейное барахло, что успели они награбить. К великому сожалению, гетман Острожский сбежал, так же как и пан Юрий Радзивилл и пан Януш Свещевский – воеводы Константинова войска. А может быть, их в стане и не было, возможно, они находились в лагере осаждающих у Опочки.
В захваченном лагере стояли два дня, зализывая раны. Надо было похоронить убитых, перевязать и отправить по поместьям раненых. Работа печальная, но необходимая, как на любой войне. Это значительно позже будут созданы специальные похоронные команды из числа нестроевых. А пока – рыли братские могилы, боевых товарищей хоронили все ратники, и не было разницы – из какого полка убитые. Как сражались вместе – плечом к плечу, так и лежали в могиле рядком, плечо к плечу.
Ратники развели костры, похлебали горяченького – в предыдущие два дня ели всухомятку: сухари да сало.
А следующим днем уже выступили на Опочку. Через пару часов хода наткнулись на заслон ляшский, с ходу его смяли и прорвались к позициям неприятеля.
Сеча была жестокой, кровопролитной. Много людей королевского войска было побито, реку Великую запрудили трупы людские. Воеводу старшего рати литовской Сокола убили и знамя его взяли. Ляхи не выдержали – побежали, бросая орудия, припасы, раненых. Никакого организованного отхода – только бегство.
Со стен крепости жители и воины радостно приветствовали полки государя, пришедшие на помощь.
Я смотрел на крепость и удивлялся – земляной вал, а на нем деревянный тын – вот и вся фортификация. Как могло это бревенчато-земляное сооружение, которое и крепостью назвать язык не повернется, больше двух недель противостоять сильному врагу? Стены местами были разрушены и наспех заделаны бревнами, завалены хламом. Городок маленький и едва ли по численности превосходил неприятеля. И сравнить две жалкие пушечки на стене у крепостной башни с десятками тяжелых осадных орудий у гетмана? Как же силен русский дух!
Ворота крепости распахнулись, и навстречу нам выбежали жители. Грязные, чумазые, перевязанные кое-как, но устоявшие перед лицом сильного врага.
Ратники и жители обнимались, подбрасывали вверх шапки. Снята осада!
Но радость наша была недолгой: уже утром лазутчики донесли, что Сигизмунд послал на помощь Острожскому войска. Видимо, король еще не знал о поражении гетмана, иначе не рискнул бы посылать войско на жестокое побоище.
Князь Федор Оболенский, как главный воевода войска, объявил, что мы выступаем навстречу неприятелю. И лучше, если мы перехватим его на марше, а не тогда, когда он засядет в укреплениях. Пир во имя одержанной победы у Опочки пришлось отложить до лучших времен.
Выступили в поход. Я с ертаулом шел впереди, по уложению. Колонну нашу вел лазутчик, знавший местность. Я беспокоился об одном – не пересечь бы порубежье. Это сейчас граница – вспаханная полоса, колючая проволока, пограничные столбы. В Средние же века границей являлись часто естественные преграды – река, холм, лес. И стража пограничная стояла только на столбовых, наиболее оживленных дорогах. А в глуши можно было пересечь порубежье и не заметить этого. А потом плюнул – чего мне-то переживать? Я хоть и воевода, но все равно человек подчиненный. Надо мной по старшинству еще много начальства.
Ко мне подскакал Федька-заноза.
– Боярин-воевода, враг близко.
– С чего взял?
– Сам посмотри. Впереди, над лесом, сороки да вороны шныряют. Не один человек идет.
Молодец, Федор! Нюх разведчика выручил ертаул.
Я сразу послал гонца с известием в Передовой полк, сам же объявил ертаулу тревогу.
Всадники приготовили луки, мушкеты, пищали. Достали копья из петель, взяли в руки. И едва мы увидели ляхов, выезжавших с широкой просеки, как обрушили на них град стрел. Не ожидали ляхи встречного удара, смешались. Но оправились быстро, ринулись вперед, растекаясь широкой лавой по лугу. Я дал пищальникам команду на огонь, затем – сабли наголо, и – в бой! Жаркая схватка вышла. Поляки все высыпали и высыпали из леса, как из мешка Пандоры, а к нам подходили на подмогу сначала Передовой полк, потом полк Правой руки, затем и до Большого полка очередь дошла.
Весь луг оказался занят сражающимися. Пушек не было ни у одной из сторон. Да и были бы – развернуться пушкам времени не было.
А и встань пушки на позицию – куда стрелять? Вперемежку польские кивера, русские шлемы. Выстрелишь в русского, попадешь в ляха. Так и бились копьями, пиками, саблями, до ножей дело доходило.
Бой стал неуправляемым. Кто в горячке смотрел на флаги? И никто сигналов услышать не мог в дикой какофонии боя. Каждый теперь дрался за себя, за свою жизнь. Поскольку я хоть и был воеводой и должен был управлять боем со стороны, но дрался в гуще боя. Во-первых, потому, что принял удар встречного боя на ертаул и оказался в эпицентре, без возможности выйти. Во-вторых – как вый– ти, если мои люди и сын здесь?
Я бился наравне со всеми. Противник мне попался опытный, верткий, и сабля его была тяжелее, отбивать удары было не просто. Как я пожалел, что, став воеводой, не взял вторую саблю. А нож? Я забыл про нож, висевший у меня на поясе. Отбивая атаки правой рукой, мне удалось левой вытащить нож, подаренный мне настоятелем. Улучив момент, когда противник мой повернулся боком, приоткрыв незащищенную шею, я сильным броском вогнал ему в шею нож. Наверное, силу применять было излишним. Всадник замер на лошади, руки его упали, изо рта пошла пена, и он свалился под копыта лошади. Яд подействовал мгновенно. Я успел заметить краем глаза – рана почти не кровила! А должна была бы – на шее сосудов много.
