П о л и н а. Разве это так чувствуется? Это вы, собственно, говорите о чем?
Д о л г о в. Я о том, что вы демоническая женщина.
П о л и н а. Ну да, а как вы узнали?
Д о л г о в. Вижу.
П о л и н а. (Загадочно улыбаясь) Ах, меня здесь никто не понимает.
Д о л г о в. Даже почмейстер?
П о л и н а. Вы себе представить не можете, как тяжело жить в провинции для утонченного человека. Какие здесь интересы? Только сплетни. Ужасно. Ужасно. Буквально не с кем говорить. Клеопатра Федотовна уверяет, что она влюблена в своего мужа, а когда умер воинский начальник, кричала всем и каждому: "Ах, отчего я не вышла за него замуж. Теперь я была бы вдовой полковника и получала бы пенсию". А по моему это возмутительно. А Лизавета Алексеевна только хихикает. Ужасная кривляка и ломака эта Арданова.
Д о л г о в. Ну, а почмейстер неужели тоже не на высоте своего положения?
П о л и н а. Все хороши. И Иван Андреич целый день ерунду изобретает.
Д о л г о в. Как? Разве ерунда еще не изобретена?
П о л и н а. Из сардиночных коробок делает кинематограф. А Ворохлов жулик. Знаете, когда был Пушкинский юбилей, ему город поручил купить бюст Пушкина. А он и тут надул. Взял да и купил Ломоносова.
Д о л г о в. Ну и что же - сошло?
П о л и н а. Учитель какой-то скандал поднял. А Ворохлов еще обиделся. Я, говорит, в интересах города. На Пушкина нынче спрос большой, а Ломоносова я дешевле купил, а в лицо все равно никто не знает. Так и отпраздновали. Речь говорили, стихи читали. Ломоносову-то про Пушкина. Ворохлов жулик, совсем серый купец.
Д о л г о в. Бедная Полина. Как вам должно быть тяжело в такой неподходящей для вас среде?
П о л и н а. Ужасно. Я исстрадалась. Все сплетни, сплетни. Никто ни про кого хорошего слова не скажет.
Д о л г о в. Да, да, Полина. Вы одна счастливое исключение. Вы одна с такой необычайной нежностью говорите об них обо всех.
П о л и н а. Вы понимаете меня, Андрей Николаевич. Ах, только вы. (Помолчав, жеманно) Ну, а теперь я пойду, мне пора.
Д о л г о в. (Вяло) Ни за что не отпущу вас.
П о л и н а. Хи-хи-хи. А если я совсем останусь?
Д о л г о в. Вы шутите. Это жестоко. Вы действительно демоническая женщина.
П о л и н а. Знаете, Андрей Николаевич, уж если пошло на откровенность, вы ужасно робкий. Я вас считала Дон-Жуаном, а вы ужасно робкий. Вы наверное никогда не решились первый поцеловать женщину?
Д о л г о в. Вы правы - никогда.
П о л и н а. А если женщина сама первая поцелует вас?
Д о л г о в. О, интересная женщина никогда первая не поцелует.
П о л и н а. А если все-таки...
Д о л г о в. Ну, тогда значит она не интересная.
П о л и н а. Ну, почему же? Точно интересная женщина не может увлечься и не совладать с своим чувством?
Д о л г о в. Ах, таких Дон-Жуанов, как я, больше всего пленяет в женщинах ее недоступность и холодность. Почему, например, вы, Полина Григорьевна, так обаятельны? А потому, что недоступны. Совершенно и окончательно.
П о л и н а. Да... но... все-таки...
Д о л г о в. И очень холодны.
П о л и н а. Нет... я все-таки...
Д о л г о в. (Перебивая) Ах, не спорьте, не спорьте. Вы недоступны и в этом ваше очарованье. Вы холодная, демоническая женщина. Вы можете свести с ума человека вашей красотой, вашим тонким кокетством, вашим умом, вашими глазами. Да, Полина, вашими чудными страстными глазами, от которых каждый потеряет голову и потом вы встанете и уйдете и оставите человека безумствовать.
П о л и н а. Да, нет... я могу остаться.
Д о л г о в. Вы шутите, Полина, вы жестоко шутите. Нет, вы не останетесь. Вы уйдете, потому что иначе вы не были бы демонической женщиной, идущей по разбитым сердцам. Я угадал вас.
П о л и н а. (Гордо улыбаясь) Да.
Д о л г о в. (Звонит. Входит лакей) Барыня уходит. До свидания, Полина Григорьевна. (Целует ей руку.) Я хорошо понял вас, очаровательница.
П о л и н а. Адье. (Идет несколько растерянная, но польщенная.) Хотя я могу... (Косится на лакея.) Же пе ресте.
Д о л г о в. Не дразните меня, очаровательный демон. До завтра. Вы будете завтра на завтрак у Ардановых?
П о л и н а. Да. А вы?
Д о л г о в. Раз вы будете, то о чем спрашивать. (Уходит провожать Полину и тотчас возвращается) О - о. Тяжелая марка. (Потягивается. Звонит телефон. В телефон) А, Евгений Петрович? С приездом. Очень рад снова встретиться. Непременно, Буду ждать вас завтра утром. А когда начнется сессия? Нет, не скучаю... Арданова. Вы ее знаете?... Очень-очень красивая женщина... Значит до завтра... (Вешает трубку).
Л а к е й. (Входя) Там, барин, еще одна барыня вас спрашивает.
Д о л г о в. Господи, что же это. Я спать хочу. Если она тут надолго засядет... Ну ладно. Попроси войти. (Лакей уходит. Входит Арданова, очень бледная, глаза широко раскрыты). Вы?
А р д а н о в а. Я пришла.
Д о л г о в. Счастье мое. Садитесь скорей. Я прямо не смею верить. Отчего вы такая разволнованная? Вам трудно было уйти.
А р д а н о в а. (Садится, устало опускает руки и голову) Нет, не очень трудно. Мне помогло маленькое пошленькое приключение. Мне стало противно, я отвернулась и спокойно и смело пошла. К вам.
Д о л г о в. Но вы ужасно какая-то встревоженная?
А р д а н о в а. Нет, нет. Теперь мне совсем хорошо Я даже не думала, что я так спокойно смогу уйти. Ушла и не обернулась. Теперь все кончено.
Д о л г о в. (Садится у ее ног и берет ее за руки). Только не дрожите так сильно. Разве не на радость пришли вы ко мне.
А р д а н о в а. На радость или на страдание - все равно. Двери сами открылись предо мной. Широко распахнулись большие, широкие двери.
Д о л г о в. Отчего вы так дрожите, любимая? Ну улыбнитесь мне. Я знал, что вы сами придете ко мне. Без моих просьб и настаиваний. Потому что все, что вы делаете, необычно и красиво.
А р д а н о в а. Вы знали, что я приду. И вы хотели этого, Андрей Николаевич?
Д о л г о в. Вы спрашиваете об этом? Красивая моя. (Целует ей руки).
А р д а н о в а. Знаете, когда я шла к вам сюда, я не боялась, что встречу кого-нибудь на дороге или у вас. Я так спокойно, так честно шла, у меня такое было чувство, точно я домой иду. К себе домой, к нам.
