Натан стоял прямо перед ней. Мокрый, блестевший... ручейки воды стекали по его телу.
Святые небеса! Господи помилуй!
На лицо, на лицо смотри! Но непокорный взгляд остался прикован к его торсу, на который она смотрела, как вор, внезапно напавший на полный мешок денег. Капли воды, словно бусинки, текли по его сильной широкой груди, застревая среди темных волосинок, затем, достигнув живота, собирались в тонкую струйку, которая продолжала путь к его... о Боже!
Все, на что была способна Виктория, – это стоять, не отрывая глаз. Он был великолепен! Хотя сравнивать ей! было не с кем, она не сомневалась, что Всевышний потрудился на славу, создавая Натана. Несомненно, все остальное, его руки и ноги, было так же прекрасно. Виктория обещала себе убедиться в этом, как только ее глаза опять смогут двигаться. Интересно, была ли в «Настольной книге шпиона» описана такая ситуация: онемевшая похитительница одежды, доведенная до оцепенения, с парализованными глазами – перед прекрасным, бесподобным, голым и мокрым мужчиной.
– Прямо как в сказке «Кот в сапогах». Не находите?
Его низкий, изумленный голос привел ее в чувство, и она подняла глаза: в его взоре сверкнул злой огонек. Хм, возможно, остроумный ответ придет ей в голову через год-два, или ждать придется еще дольше. А сейчас Виктория смогла выдавить из себя только один звук:
– А?
– «Кот в сапогах», сказка такая. Нет лишь короля, который мог бы предложить мне свою мантию. – Он приподнял бровь. – Вряд ли вы пожелаете снять платье.
Господи, о лучшем она и мечтать не могла! В лесу стало очень, невыносимо жарко. Кажется, ее жарили изнутри. Но здравый смысл взял верх, и Виктория, подняв подбородок, ответила:
– Конечно, нет!
Неужели этот писклявый звук был ее голосом!
– Даже во имя спорта? Это, несомненно, сравняло бы счет. Вы так не думаете?
– Не понимаю, как это.
– Нет? Так я рад буду показать вам.
– Полагаю, я уже достаточно... – А ей так хотелось сказать «еще»! – ...достаточно насмотрелась, спасибо.
– Объясните, что вы тут делаете! Вы дали слово, что не будете ходить одна.
– Я была не одна, а с По... – Ее голос оборвался, когда она поняла, что собаки рядом нет. Предатель, пусть только попросит еще бисквит! – Он только что был здесь, честное слово. К тому же я знала, что одна не окажусь, как только разыщу вас.
На его губах появилась улыбка, больше походившая на оскал.
– Так вы искали меня? Я польщен. Хотели со мной поплавать?
– Нет, конечно. Я видела, как вы украдкой шли в лес и...
– И снова заподозрили, что я пошел искать драгоценности без вас.
Виктория покраснела, чувствуя вину, и сказала:
– Не совсем. Мне скорее хотелось убедиться, что вы не ищете без меня.
– А, ну что ж, как вы видите, так и есть.
– Верно, вы плавали. А вода не слишком холодная в это время года?
– Очень холодная.
– Вам нравится?
– Нет, ничуть.
– Тогда зачем же вы купались?
– Вы действительно хотите это знать?
Господи, да она уже ни в чем не была уверена! Меньше всего ей было понятно, почему она все еще стояла как гвоздями прибитая к земле и разговаривала с ним, голым. И мокрым.
Судорожно сглотнув, она спросила:
– Зачем вы постоянно спрашиваете, хочу ли я знать ответы на свои вопросы?
– Потому что подозреваю, что на самом деле вы не желаете или не готовы их слышать. Это ведь будет правда без прикрас, не та засахаренная ерунда, которую вы бы услышали от своих светских знакомых.
– Уверяю вас, я готова услышать, почему вы пошли плавать.
– Хорошо. Я не мог перестать думать о вас. Мысль о том, как я прикасаюсь к вам, целую, занимаюсь с вами любовью, доводила меня до сумасшествия, и я надеялся, что ледяная вода охладит мой пыл. Как вы, наверное, заметили, это не сработало. – Он посмотрел вниз, взгляд Виктории опустился следом.
Боже правый.
– Вы вся горите, Виктория.
Она резко подняла глаза.
– Что? Я? Возможно... Я просто никогда не видела... э-э... голого мужчину.
– Но почему вас это смущает? Если бы кому-нибудь на этих ваших вечеринках понадобилось смутить гостей, то лучший способ – раздеться.
– Так что, вы смущены?
– Я – нет. Стеснение – не то, что я чувствую. Это очевидно.
«Неужели...»
– Мне кажется, вам нечего... э-э... стыдиться.
– Благодарю, взаимно. Если помните, я говорил, что при мне вам не стоит чувствовать неловкость.
Да, он это говорил. Но она была в смятении, и не от его реакции, а от своей собственной. Нет бы отвернуться! Но Виктория упорно продолжала смотреть на него. Ей так сильно хотелось дотронуться до него, что даже руки дрожали. Каково чувствовать, целовать эту мягкую кожу? Она всегда считала себя леди, но все, что она желала сделать с ним, никак не сочеталось с этим статусом. Так же как и то, чего она хотела от него.
Викторию охватил жар с такой силой, что стало трудно дышать. Соски затвердели, а внизу, между бедрами, появилась пульсирующая тяжесть..
– Виктория, вы в порядке?
Она облизала губы.
– А вы?
– Ну вот, опять вы вопросом отвечаете на вопрос.
– Обычно – никогда. Это вы виноваты! Вы заставляете меня... – Она плотно сжала губы, чтобы не наговорить лишнего.
Натан сделал шаг вперед. Виктория вздрогнула.
– Что я заставляю?
«Дрожать, испытывать боль, желать невозможного!»
– Говорить вещи, которых раньше от меня никто не слышал, совершать несвойственные мне поступки.
– Возможно, это и хорошо. Вы открываете в себе что-то новое, даете волю эмоциям и желаниям, которые раньше скрывали, осознанно или нет.
– Зачем мне это нужно?
– Причин много. В ваших светских кругах вы чувствуете себя стесненной, у вас недостаточно свободы, чтобы понять, какая вы на самом деле. Там вы делаете исключительно то, чего от вас ждут, не слушаетесь своего сердца. А говорить, что думаешь, действовать импульсивно – значит освобождаться.
– Любой человек может делать и говорить, что хочет.
– Не часто, – согласился Натан, – и не со всеми людьми. Но иногда... иногда можно. – Он приблизился еще на шаг. – Можете сказать мне что хотите. Или сделать.
Тысячи намерений тут же вспыхнули в воображении, заливая краской лицо. Он взглянул на ее пылавшие щеки и загадочно спросил:
– Могу ли надеяться на встречное предложение, леди?
«Да, конечно!»
– Нет, не можете.
– Ах, это... разочаровывает. Но мое предложение остается в силе. – Натан сделал еще три шага вперед. Теперь он стоял ближе чем на расстоянии вытянутой руки. – Что меня очень восхищает в вас, так это храбрость. А здесь нечего бояться, место – сугубо частное владение. Так скажите мне, Виктория, чего вы хотите?
Боже, он заставлял ее желать очень многого. Но все это свелось к одному.
