– Еще раз – будет так, как я скажу! – упрямо повторил Илар, чувствуя, как предательская краска заливает его щеки. Мама всегда говорила, что Илар так краснеет, потому что у него тонкая, нежная кожа, как у девушки. Илара это страшно бесило, и в знак протеста однажды он заперся и просидел в своей комнате с утра до вечера, – а нечего смеяться над тем, как он краснеет!
– Будет так, как ты скажешь, – повторила за ним Легана, и хозяин дома готов был поклясться, что про себя она смеется, просто заливается смехом. Внешне же ничего не изменилось – темное лицо, изукрашенное вязью татуировок, темные глаза, пристально наблюдавшие за Иларом, будто он был не человеком, а зверем, то ли готовящимся к прыжку, то ли желающим, чтобы его приласкали. Так смотрят на рычащую собаку, которая сейчас бросается, а через минуту уже ластится и машет хвостом.
– Какие будут приказания? – покорно спросила Легана. – Ты хозяин, распоряжайся мной. Я буду тебе служить – домоправительницей, служанкой и, если ты пожелаешь, учителем. Магии во мне уже нет, но знания о ней остались.
– Какое жалованье ты хочешь? – настороженно спросил Илар. – Пока что я не могу много платить, сам не знаю, что дальше будет.
– Не надо никакого жалованья… пока. Буду служить без него… пока что. Когда-нибудь я уйду на родину, и вот тогда попрошу у тебя денег на дорогу. И ты сам решишь, сколько денег мне дать. Все, ребята, устала я. Мне нужно отдохнуть, помыться, и… поесть. Показывайте, где тут у вас лежат продукты, где колодец. Сейчас я подниму эту корову, пусть работает. Даран, иди со мной, покажешь мне все.
Шаманка медленно встала, Илару показалось, что у нее щелкнули суставы, как у всех стариков. Немудрено – пятьсот лет! Интересно, а он доживет до таких лет? Старик что-то писал про семьсот лет. Или про восемьсот? Да хоть про тысячу – все равно все это кажется таким нереальным, таким странным.
Проводив взглядом старуху, сопровождаемую Дараном, ухмылявшимся во весь рот каким-то своим мыслям, Илар поставил локти на стол, обхватил ладонями голову и замер так. Он вспоминал сегодняшний день и обдумывал будущее. А оно было туманным. И главное, что беспокоило Илара, – поведение шаманки. Она была похожа сразу на отца и мать, вместе взятых! Стоило ли бежать из семьи, чтобы попасть в тиски еще более тесные, чем домашний мирок? Нет уж, он поставит Легану на место, не даст ей распоряжаться собой, помыкать! В конце концов, она из лесного дикого племени, а он цивилизованный человек! Как она может приказывать ему?!
В кладовой что-то гремело, падало, потом появилась служанка, в каждой руке которой были пыльные кастрюли. Она глупо улыбалась, но работала быстро, уверенно, Илар удовлетворенно отметил про себя, что хотя бы эти деньги он потратил не зря. Понаблюдав за тем, как растапливают очаг, Илар решил проведать больную, посмотреть, жива ли она.
Прошел по коридору, увернувшись от возбужденного Дарана, проносившегося в неизвестном направлении с фонарем в руках, толкнул скрипучую дверь (подумалось, что надо бы ее смазать – уж очень противно скрипит), и вот – кровать, на которой лежит больная. До этого момента не было времени разглядеть женщину как следует – оформление сделки. беготня, суета. Теперь можно поглядеть, на кого же потратил свои драгоценные золотые, заработанные тяжким трудом музыканта-колдуна.
Поморщился – в комнате пахло потом, кровью, болезнью. Чуть не шагнул назад – что ни говори, а находиться рядом с умирающей не очень-то приятно. Вдруг подумалось: что там Легана говорила о могуществе черных колдунов, умеющих поднимать мертвых? Ну вот, к примеру, поднимет он эту женщину – и что? В чем могущество? И тут же ответил сам себе: если послать эту женщину на рынок, дать ей нож и приказать убить работорговца, который довел ее до такого состояния, – ведь убьет! Как убьет любого другого, на кого он, Илар, покажет! И убить ее невозможно – она уже мертва! Ну да, можно отрубить ей руки-ноги, чтобы она не могла идти и убивать, но ведь это еще нужно догадаться так сделать! Подходит к жертве, и… ррраз! Покойник!
Илар помотал головой, отгоняя дурные мысли, сел рядом с больной, открутил фитиль у фонаря, неверным огоньком освещающего столик, на котором стояли снадобья, и постель, где лежала накрытая периной женщина.
Белые волосы, как у старушки. Лицо в поту. Полные губы выглядели странно на изможденном, сухом лице, они растрескались от жара, сжигавшего больную изнутри. Впрочем, он заметил – не так все и плохо. Раньше она была бледной как простыня, иссиня-бледной, теперь слегка порозовела, задышала, пусть и с присвистом, но гораздо ровнее, глубже.
Илар подивился – вот что могут сделать травники, и ведь без всякой магии! Немного позавидовал и задумался… Да, пусть Даран учится у шаманки. Получит знания, которые всегда пригодятся в жизни.
Протянул руку, приложил ладонь ко лбу женщины – горячая, но не огненная, как раньше. Когда больную тащили в дом, жар ее тела обжигал даже сквозь одежду.
Женщина дернулась, открыла глаза – синие, как небо. Илар удивился чистоте глаз; если что-то осталось здоровое в теле несчастной, так это глаза. Приблизил фонарь к лицу больной, и брови взлетели вверх – почему-то он считал, что эта женщина если не старуха, то никак не младше матери. Ей же было не более двадцати лет, а может, и того меньше!
– Молодая, – тихо шепнули сзади. Илар резко обернулся и едва не выругался. – Легана подкралась тихо, незаметно; мышь не пробежит тише, чем эта шаманка.
– Напугала! – нахмурился Илар. – Нельзя же так красться! Почему-то я думал, что она гораздо старше, а оказалось – совсем девчонка…
– А кого болезнь красит? – усмехнулась шаманка. – Все будет в порядке, я знаю. Она пошла на выздоровление. Прости, что я тебя напугала, – привыкла ходить бесшумно. В джунглях те, кто ходит громко, долго не живут.
– Ты ее знала? – Илар продолжал рассматривать девушку, бессмысленно смотрящую в потолок. – А почему она не говорит? Глаза-то открыты.
– Снадобье не дает ей очнуться, – усмехнулась шаманка. – Она вроде бодрствует, но вроде и спит. Ей не надо сейчас просыпаться – попозже я дам ей мясной отвар с мясной кашицей, надо ее силы поддержать. Что касается того, знаю я ее или не знаю, – не знаю. Слышала, что ее держат где-то рядом. Работорговец кричал, что она подцепила легочную заразу и теперь ее жизнь не стоит и медяка.
– А два золотых все-таки содрал! – усмехнулся Илар.
– Это же торгаш, чего ты от него ждешь? Раздачи денег бедным? Свободу всем его рабам? Он отвратительный. У короко нет рабов. Это присуще только белой расе – владеть другими людьми.
– А откуда она? Я не видел еще людей с такой белой кожей и белыми волосами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
