«Лучше пусть жрут насекомые, чем быть убитыми, — сказал он себе, затем придал лицу выражение, подобающее для встречи с Говорящими с духами или кем бы ни были эти Посвященные богу. Как беглец, скрывающийся среди Кваньи, он едва ли имел право задавать такие вопросы: ему придется долго ждать ответов.
По крайней мере, гнев Чабано явился и исчез быстро, и когда гнев прошел, Вобеку не лежал мертвым на полу хижины Верховного Вождя. То, что Аондо оказался дураком и что Вобеку не нарушил табу, несомненно повлияло. Еще больше повлияло то, что в последнее время Чабано убивает меньше людей с ходу, даже во время своих знаменитых приступов ярости.
Сейчас Вобеку стоял среди двенадцати воинов, окружавших Чабано, и все тринадцать пар глаз были устремлены на освещенную факелами тропу, по которой приближались шестеро. На подошедших было церемониальное одеяние Посвященных богу, состоящее из длинных балахонов и головных украшений из пунцовых и сапфировых перьев, набедренных повязок из тисненой кожи, украшенной позолотой, серебряных браслетов и жезлов, каждый из которых стоил хорошего стада скота.
Один из Посвященных богу имел менее роскошное одеяние Безмолвного брата, но он нес щит Первого Говорящего — из бычьей кожи с узором из Золотых Змей, восемь из которых образовывали рисунок, на который не следует долго смотреть. А тот, кто смотрел, начинал думать, что змеи живые или что, по крайней мере, их глаза светятся зеленым.
Пятеро сопровождающих Первого Говорящего разделились, трое из них стали по одну его сторону, двое по другую. Первый Говорящий же направился к Чабано. Он, казалось, не боялся находиться вблизи стольких копий, хотя, вероятно, уверенность ему давало колдовство.
Что представляет собой Живой ветер, даже Кваньи не хотели спрашивать, чтобы не получить ответа, могущею вселить страх. Что Живой ветер делал Посвященных богу могущественными, знали все так хорошо, что спрашивать об этом не было необходимости.
Вобеку последовал примеру Чабано и его воинов, ударив копьем о щит, отдавая честь. Первый Говорящий ответил на приветствие, вогнав конец своего посоха глубоко в землю, во время чего Вобеку почувствовал, будто почва под ним сделалась раскаленной докрасна.
Снова Вобеку последовал примеру стоящих вокруг него: ни один из них даже не поморщился. Однако он заметил, что Чабано стал более осторожен и Первый Говорящий не улыбается, — казалось, он недоволен и, более того, готов дать почувствовать свое колдовство.
— Приветствую, Гейрус, Первый Говорящий с Живым ветром! — произнес Чабано, кладя копье и щит на землю. Какое-то мгновение Вобеку казалось, что вождь собирается упасть, распростершись, но тот даже не опустился на колени. Он выпрямился в полный рост и скрестил руки на груди.
— Приветствую, Чабано, — ответил Гейрус ледяным тоном, едва ли громче шепота.
— Первый Говорящий, — сказал резко Чабано, — ты вызвал меня. Я пришел. Ты, кажется, разгневан. Что стало причиной твоего гнева?
— Ты солгал мне, — ответил Гейрус.
Вобеку был не единственным, кто затаил дыхание. Любой обычный человек, назвавший Чабано лжецом, немедленно распрощался бы с жизнью и был бы счастлив умереть на месте, а не мучиться, сидя на колу.
— Если и так, то сделал это с достаточным основанием, — бросил в ответ Чабано.
Это показалось Гейрусу столь же серьезным оскорблением. Жезлы поднялись, а лица под головными украшениями сделались слишком похожими на маски драконов, чтобы это могло понравиться Вобеку. Раньше ему было интересно, что победит в соревновании между быстро брошенным копьем и быстро брошенным заклинанием. Он не ожидал получить ответ, сам участвуя в этой битве.
Гейрус явно боролся с желанием уничтожить Чабано на месте — и победил.
— Да? Достоин ли я узнать, какую причину ты считаешь достаточной, чтобы лгать Говорящим с Живым ветром?
— Да. В твоих пещерах на Горе Грома есть те, чьи глаза и уши служат нашим врагам. Было бы лучше найти способ говорить друг другу правду, не будучи ими услышанными.
Вобеку это казалось совершенно разумным. Гейрусу, однако, сказанное показалось оскорблением, какое почти невозможно перенести. Вобеку сжал копье так, что побелели пальцы, от страха перед тем, что он прочел на лице Первого Говорящего.
Однако губы старика не произнесли ни слова. По крайней мере, до того, как гнев перестал искажать его лицо. Плечи его опустились тогда, и он будто постарел на десяток лет.
— А своему народу ты доверяешь? — спросил Гейрус тоном, каким спрашивают о цене козла.
— Да, — ответил Чабано. Можно было видеть, как он выпятил грудь, гордый верностью Кваньи.
— В таком случае пойдем в ближайшую деревню и там поговорим. И если была сказана ложь...
— Молчать! — взревел Чабано. Гейрус не оскорбился: он понял, как и Вобеку, что этот приказ был адресован не ему — он был направлен воинам вокруг Чабано. Некоторые из них были из «ближайшей деревни», и их лица ясно говорили, что жителям не хочется принимать у себя Посвященных богу.
Власть Чабано, кажется, была не без пределов.
— Великий Вождь... — начал один из воинов.
Чабано повернулся и ударил его открытой ладонью по лицу. Затем, выхватив копье из рук воина, сломал его о колено и указал рукой на землю. Воин бросил свой щит на траву и распростерся на нем.
Чабано не поднял оружия. Вместо этого он несколько раз с силой ударил воина по спине. С каждым разом из горла несчастного с хрипом выходил воздух, и Вобеку видел, как воин прикусил губу так, что пошла кровь.
— Будь благодарен моей милости, — сказал Чабано. — На войне ты снова будешь нести копье, но до тех пор не попадайся мне на глаза.
Воин поднялся без помощи, поскольку товарищи отшатнулись от него, будто он заражен оспой. Согнувшись и спотыкаясь, словно больной или старик, он поплелся по тропе и скрылся из виду.
Вобеку смотрел ему вслед. Инстинкт говорил ему, что столкновение еще не кончилось и что все дело по-прежнему в желании Гейруса. Вобеку не осмеливался слишком внимательно глядеть на Первого Говорящего, но он пытался следить за его взглядом, когда тот переходил от одного воина к другому. Если Гейрус поднимет посох или взгляд его задержится на одном воине дольше, чем на остальных...
Ни посох, ни глаза ничего не сказали Вобеку. Но тем не менее ему повезло. Он стоял далеко слева от Чабано, так что видел воинов за спиной вождя, не проявляя того, что смотрит на них. Воинов было трое, и сейчас один из них дышал неестественно медленно. Глаза воина, казалось, сделались пунцово-сапфировыми, копье его поднималось в положении для броска, будто увлекая руку следом.
