— Доктор Елисеева, — бежит ко мне интерн со снимками.
— Доктор Елисеева отправляется в скорую, — отрезает точно из-под земли выросшая Павла. — Равно как и доктор Архипов. Пусть Капранов ищет себе других ассистентов — тех, у кого с нейрохирургии часов недостает.
А дальше мы обследуем пациентов, заказываем анализы, шьем. И так до самого утра. Подумать только, вчера я жаловалась на однообразие в операционной…
Вместо завтрака мы сидим в баре, расположенном вблизи от больницы, а персонал на нас поглядывает очень недовольно. Еще бы. Они тоже пахали всю ночь, и отнюдь не горят желанием обслуживать ранних пташек, у них «мертвое» время, но мы тут как тут. Нарушаем уединение. Вдвоем на все заведение, даже косточки посетителям не помоешь.
Не знаю, что случилось с коллегой, но лично я ужасно голодна, устала, а на душе все еще скребут кошки. Сколько ни думала — не смогла решить, как помириться с родными и одновременно донести до них, что не одна я была неправа. Они ведь считают, что раз заботятся, то не могут причинить вред. Это наше вечное яблоко раздора.
— Ну и что ты куксишься? Из-за парня, что ли? — спрашивает Архипов, указывая на мою шею. Молчу, очень не хочется еще и Арсения приплетать. — И что скрываешься? Это коллега?
— Какой бред, скажешь тоже, — морщусь и делаю глоток кофе. Раз в месяц себе позволяю. Один раз. В конце-то концов, машину вести надо! Ночная смена измотала, но еще и спать в больнице совсем не хочется, а, значит, надо домой попасть.
— Расскажи, что ли, откуда такая принципиальность, — зевнув, спрашивает.
— Что, правда хочешь знать?
— Только если это весело.
Я усмехаюсь. Потому что и впрямь весело. Теперь. Тогда было совсем не смешно.
Мои самые длительные отношения начались в институте в районе четвертого-пятого курса. Он был моим одногруппником, очаровательным и веселым парнем с толпой друзей, интересных мне лишь постольку, поскольку те были именно его друзьями. Нас считали красивой парой, и все, казалось, всерьез. Правда он был приезжим, жил в общежитии, с его родителями было непросто познакомиться (далеко), и оттого с моими знакомство тоже вечно откладывалось, но, в остальном, все как надо и даже лучше… пока во время практики на пятом курсе я не познакомилась с Андреем Капрановым.
Нас сразу предупредили, что он высокомерная сволочь, но разве это означало, что к нему не подобраться? Да, тогда мы были всего-то горсткой студентов, которых водят за ручку, ничего толкового не доверяя и навряд ли даже запоминая лица, и толку бегать за Капрановым не было, однако я уже тогда заболела идеей учиться у лучшего. Читала все его статьи, смотрела записи операций на портале нейрохирургов, посещала те отвратительные лекции, которые он проводит из-под палки и явно с пинка Павлы…
Как вы думаете, каков итог? Ревность, ревность и еще раз ревность. Моему любимому было совершенно бесполезно доказывать, что интерес к Капранову отнюдь не романтического характера — да и, полагаю, дело было не в этом. Просто весьма самовлюбленного мальчика вдруг лишили любимой игрушки и внимания. И чудесная пара потонула в разногласиях, размолвках по поводу нехватки свободного времени (которого, прошу заметить, у студента-медика и без того практически нет)…
Бодались не меньше месяца, а потом как-то стихло, сессия подкралась. На ее время практически не виделись, зато я сдала блестяще, да и он тоже не сильно отставал, потом уехал домой, а по возвращении, прямо перед началом нового семестра встретились… и как-то так получилось, что у него. В комнате, в общежитии. А в самый разгар счастливого воссоединения раздался стук в дверь… и настал форменный абзац.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Меня сошвырнули с кровати, чуть ли не силой затолкали за шкаф и, едва натянув штаны, отворили двери другой девушке — той, которая тоже решила… воссоединиться. Она прекрасно знала, с кем встречается мой ненаглядный, но, видимо, отношения дошли до той абсурдной стадии, когда спасать уже нечего, и в шкафе прячут законную подружку, а не предмет интрижки.
Он спешно и нервно соврал, что у него нет штопора для припасенной бутылки шампанского, и отправил ее искать оный по соседям, а я… А меня выставили из комнаты, обрядив в одну лишь рубашку. Это чудо, что я прихватила с собой его ученический фонендоскоп и кое-как им обвязала талию, а то и без того примечательная картинка стала бы совсем всем на зависть… Хотя, по правде говоря, худших вариантов было не так много, поскольку моя едва прикрытая задница просверкала по всем лестничным пролетам с восьмого этажа по первый. И я совру, если скажу, что не встретила ни одного знакомого. Счастье, что у входа в общежитие была припаркована моя машина… Кстати, был январь. И еще я никогда больше не буду водить машину босиком…
Но это все было стократ менее неприятно, чем на следующий день стоять над вскрываемым трупом и пытаться смотреть куда угодно, только не в глаза — единственную открытую часть лица — своего бывшего, который по несчастливой случайности оказался аккурат напротив. Естественно, урок прошел мимо: из примера на биоматериале я не запомнила ничего. Но в этой истории есть и маленький утешительный приз: я добилась своего Капранова, а вот у тех двоих ничего не склеилось. Жалкая компенсация, но иногда ужас как приятно об этом подумать…
— Ты серьезно? — откашлявшись, спрашивает Архипов. Он так хохотал, что поперхнулся. — Ты все придумала. Быть такого не может!
— Уверяю, бывает и похуже.
Когда родители, например, устраивают скандал по поводу твоей операции при парне, с которым ты провела всего парочку ночей. Это определенно еще гаже — тем более, что мне уже не семнадцать.
Сантино
Ян отсутствует примерно неделю, за которую я успеваю наметить план траты свалившихся мне на голову несметных богатств, существующих и предвкушаемых (чек я еще не обналичил, не решился вставить цифру. Согласитесь, во второй раз Алекс навряд ли будет настолько же щедр). В общем, обдумываю, как бы перекроить подвал под вип-зал и параллельно подыскиваю персонал. Весьма безуспешно, кстати сказать. Редкие знакомые, которых я все это время считал толковыми, статус не оправдывают и дельных советов не дают. А в лоб спросить номера телефончиков мешает гордость. У меня с этой хренью сложные отношения.
Да и знать бы еще, чьи именно деньги лежат в драгоценном кейсе… Я бы мог начать вовсю ими распоряжаться, но выиграла их инопланетянка, причем с помощью Яна, и приютское вечное «твое/мое» берет верх. Эти понятия вдолблены под мозговую корку, причем буквально. Оттого я все еще не наложил лапу на новые богатства.
Чувствую ли себя виноватым перед инопланетянкой. Должен? Нет. И все равно. Если бы я все еще спал с ней или был уверен, что мы расстались без претензий, было бы проще, но получилось на редкость отстойно. Я брякнул первое, что пришло в голову, дабы ее отвадить, и новость о моем задорном прошлом вставилась ей в задницу точно петарда. Вылетела из родительского дома — даром что о брата не споткнулась, а пока я пер на второй этаж этого полуживого кролика, свалила, и след простыл.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Короче, когда на пороге казино появляется помятый, растрепанный и разящий перегаром Ян, я чуть не пою аллилуйя, потому что он может хоть что-то прояснить. Только вот физиономия у братца инопланетянки серьезная как никогда. Злющий весь, а еще не один. Вылез из вопиюще белой бехи, за рулем которой какая-то блондинка. И то ли она ненормальная, то ли по гарнитуре разговаривает, но размахивает руками так, что как еще только окна не повыбивала.
