О жисть, ты cool!
Молчи уже,
Закончи scool…
Рожая смысл под каберне –
Не все то мысль, что в интернет.
ПРИЗРАК
Я жлоб и жмот, я циник и прохвост,
Я – недостаток, возведенный в степень,
Мне не уйти в дымящиеся степи,
Мне не взорвать под эшелоном мост.
Но если я таков, каков же ты,
Глядящий на меня из темноты?
ФАНТАСТИЧЕСКОЕ ДОПУЩЕНИЕ
Допустим, ты – пришелец жукоглазый,
Со жвалами, в хитиновом покрове,
Рожденный на планете Ыбламаунт
В созвездии Нелепо-ли-намбяше,
И, ветром галактическим несомый,
На био-крио-трио-звездолете
К нам в мегаполис тупо залетевший,
Как залетает дура-малолетка,
Поверив ослепительному мачо.
Допустим, ты родился при Иване
Не Грозном и не Третьем – Годунове,
Хоть никаких Иванов Годуновых
В истории отнюдь не наблюдалось,
А тут, гляди, взяло и наблюлось.
И с этой исторической развилки,
Чудес в ассортименте стартовало:
Отечество без каверз процветает,
Америка накрылась медным тазом
И в космос полетели москали.
Допустим, ты – король подземных эльфов,
Гномья лесного принц и канцлер орков,
Ты – посох мага, ты – топор героя,
Ты – болт из потайного арбалета,
И артефакт чудесный – тоже ты.
Вокруг тебя империи трясутся,
На кладбищах пируют некроманты,
Сражаются друг с другом кто попало,
А ты им и руки не подаешь,
Поскольку и велик, и бесподобен.
Допустим, ты – фантаст-недописатель,
Который допускает то и это,
Воображает множество безделиц,
Придумывает массу несуразиц
И кучу зарабатывает денег
Таким своим извилистым талантом.
Нет, денег мы, пожалуй, не допустим –
Уж больно фантастично допущенье.
Но в остальном…
ЕВРЕЙСКАЯ РОМАНТИЧЕСКАЯ
Говорит Абраму Сара,
Исхудавшая с лица:
– Мне бы юного гусара,
Чтобы тройка у крыльца,
Мне б не скука-синагога,
А цыганский тарарам…
– Тарама будет много, –
Обещает ей Абрам.
Говорит Абраму Сара,
Располневшая с торца:
– Мне б лихого комиссара,
Мне б в кожанке молодца!
Маузер – не поц на идиш,
Продразверстка по дворам…
– Разверстаю в лучшем виде, –
Обещает ей Абрам.
Говорит Абраму Сара,
Разобидевшись всердцах:
– Мне пиры бы Валтасара,
Ламца-дрица-оп-ца-ца,
Клеопатрины затейки
Да сады Семирамид…
– Чай допей да пропотей-ка! –
Ей Абраша говорит.
Говорит Абраму Сара,
Вся, как к Пейсаху маца:
– Да и ты еще не старый,
Если тронуть слегонца.
Что гусары-комиссары? –
Чистый цурес, стыд и срам,
Сексуальные корсары…
То ли дело мой Абрам!
* * *
У стиха с размером плохо,
Да и с рифмою беда,
Поздно плакать, поздно охать –
Не годится никуда.
Полумертвый, в неглиже,
Ляжет он, как в гроб, в ЖЖ –
Приходите, тети-дяди,
Полюбуйтеся уже!
МУДРОСТЬ
Кто к дебилам толерантен,
Тот однажды станет Буддой,
Доберется до нирваны,
Внидет в царствие небес.
Кто терпим к трамвайным хамам,
Обретет корзину счастья,
Станет чудом благовонным,
Подчинит себе астрал.
Кто душою к идиотам
Преклонится, не лукавя,
Тот познает сущность Дао
И прославится в веках.
Если спросите, откуда
Я узнал такие вещи,
Я отвечу: с детства знаю,
Ибо мне не повезло.
Ненавижу идиотов,
Не терплю трамвайных хамов,
Плохо отношусь к дебилам
И сержусь на дураков.
Раз я весь несовершенен,
На ножах с Великим Дао,
И не Будда я ни разу –
Значит, вот причина бед!
ВТОРОЙ РЕЧИТАТИВ ШУТА ЮРГЕНА ЛЕДЕНЦА
из ТРАГЕДИИ "ЗАРЯ" ТОМАСА БИННОРИ
Была борода черна, не седа,
Хей-хо, хей-трабл-хо!
Любила бардак моя борода,
Хей-хо, хей-трабл-хо!
Любой волосок был свеж и высок,
И в каждом играл полуденный сок,
Хей-хо, хей-хо-тирьямца-ца,
Взгляни на небо – летят года!
Был левый ус прекрасен на вкус,
Хей-хо, хей-трабл-хо!
А правый был рус – мечта, а не ус!
Хей-хо, хей-трабл-хо!
Завей винтом, кудрявым притом,
И счастье близко – под каждым кустом,
Хей-хо, хей-хо-тирьямца-ца,
Взгляни на небо – летят года!
Теперь я брит, и мой габарит –
Хей-хо, хей-трабл-хо! –
О сытой жизни вам всем говорит,
Хей-хо, хей-трабл-хо!
С дивана не встать лет эдак до ста,
И в тихий сон – как в воду с моста,
Хей-хо, хей-хо-тирьямца-ца,
Взгляни на небо – темно всегда!
Цветут сады, да нет бороды,
Хей-хо, хей-трабл-хо!
В зеленой ряске стоят пруды –
Хей-хо, хей-трабл-хо!
Скажи, Господь, на кой людям плоть?
Зерно для мельниц – муку молоть…
Хей-хо, хей-хо-тирьямца-ца,
Взгляну на небо – там борода!
КРИЗИС
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
Во тьму уютного клозета
Он с головою погружен,
Укрыт от бури и волненья,
Спустив прелестные штаны,
Он ищет мига вдохновенья
В объятьях влажной тишины.
Явись, пленительная Муза!
Вспои Зевесова орла!
Лауреат и член Союза
Вчера пил водку из горла,
Ел трюфеля и ананасы,
Икрой закусывал коньяк,
И вот властителю Парнаса
Никак… Все поняли? – никак.
Увяли ямбы и хореи,
Переварились суп и плов,
Ушли арийцы и евреи,
Остыл желудок и апломб.
Поэт! В глухой тоске запора
Лови мучительность грозы,
Рожденье истин в недрах спора,
Вопль Амалфеевой козы,
Романтику ночной Гренады,
Тоску последнего "прости…"
Пускай не льется то, что надо,
Зато рекою льется стих.
ДОСКА
Ах тоска, моя тоска
Нетривиальная –
Вижу, вот моя доска
Мемориальная,
Над подъездом – барельеф
С чеканной мордою:
Дескать, жил такой Олег,
Чем все мы гордые.
На доске стоит цифирь
Казенной прописью,
Пишут, был я пацифист,
Гулял над пропастью,
Кум – царю, министру – сват,
Лауреатствовал,
И бежал, поскольку свят,
Соблазна адского.
У подъезда тихий бомж
Сосет из горлышка,
Шепчет: "Боже-ж-ты-мой-бож,
Какое горюшко,
Я вот сер, немыт и сед,
Сосу креплёное,
А великий мой сосед…"
И – спит под клёнами.
Вот стою я под доской,
Совсем растерянный,
Не замученный тоской
И не расстрелянный,
С виду, в сущности, живой,
Хотя потрёпанный…
Кто ж так пошутил со мной,
Пидор грёбаный?
* * *
Не надо классику пенять –
Умом Россию не поднять.
ЛЕГЕНДА
У попа была собака,
У раввина – пес.
Как-то раз случилась драка,
Пострадала песья срака
И собачий нос.
Поп в обиде взял кадило,
Ребе – куль мацы.
Хрясь! – по пейсам угодило,
Хрясь! – по рясе заходило…
Оба мертвецы.
Над попом да над раввином
Блекнут небеса.
На надгробьях пес невинный
Надпись написал,
И с тех пор, как под конвоем,
В полночи кривой
Бьются вечно эти двое
Под собачий вой,
И когда иссякнет сила,
Стихнет звон мечей,
То как раз придет Мессия,
Но неясно, чей.
ИЗЯЩНЫЕ ЛИМЕРИКИ
Обожатель изящных искусств
Сел посрать под сиреневый куст,
Но душиста сирень,
И злодейка-мигрень
Оказалась ужасна на вкус.
Жил да был непреклонный эстет,
У него был свинцовый кастет,
Глядь – навстречу фантаст,
И спесив, и горласт…
Побеседовали тет-а-тет.
Инженер человеческих душ
Не как мальчик писал, а как муж,
Все строку за строкой,
Гонорары – рекой,
И прекрасен, как дьявол, к тому ж…
Член Союза писателей был
Идиот, полудурок, дебил,
Но имел документ,
Что он интеллигент…
Документ тот он страстно любил.
Дети литературы большой
Все закидывались анашой,
А кто был при бабле,
Тот сидел на игле
И летал вдохновенной душой.
…а во первых пишу Вам строках,
Что останусь, как гений в веках.
По причине такой
Ухожу на покой –
Поносите меня на руках…
Раз собравшись, властители дум
Заметались в тяжелом бреду:
Им привиделся ад,
Где они голосят –
Кенгуру, марабу, какаду…
На ток-шоу собрался гламур,
Весь расписанный под Хохлому,
А ведущий – ужель? –
Был расписан под Гжель.
Вот уж точно икалось ему!
Жил критический сюрреализм,
Продавец очистительных клизм,
Он смотрел на людей,
Как на тени идей,
А на жизнь, как на чей-то каприз.
Некий критик, приятен и мил,
Графоманов без страха громил –
Как завидит роман,
Так кричит: «Графоман!
Подь сюда…» И по заду плетьми!
Как-то раз я давал интервью
Про великую жизнь свою,
А прочел результат –
Мол, я глуп и носат,
И грозил, что кого-то убью…
Некий техноромантик сказал,
Что он видел разумный вокзал –
Тот светился во тьме,
Был себе на уме,
И струилась по рельсам слеза.
НИКОГДА
Я никогда не убивал.
Ни кое-как, ни наповал,
Ножом в печенку не совал,
И пулею – в затылок.
