посыл двусмыслен – с одной стороны, боги, а с другой – любовники; с одной стороны, паломничество в храм, а с другой – любовная прогулка. А с третьей – еще проще: ничего такого, речь о том, чтобы просто рыбку съесть.
Что касается визуального парафраза Утагавы Тоёхиро, то он несложен. Тоёхиро был крепким художником второго ряда, учителем Хиросигэ. Перегружать композиции многочисленными деталями он не любил, но, как мы видели, и в этой на первый взгляд совсем незамысловатой картинке есть свой скрытый символизм и, разумеется, эротизм.
12
Три фигуры перед расписной ширмой
Three Figures by a Painted Screen
1804. Перегравировка 1890-х
Суримоно
Цветная ксилография, тиснение
Подпись: Гакё̄дзин Хокусай
Каталог 2008, т. 1, № 440, инв. № А.19241
Воспроизведен отпечаток из: Национальный музей, Токио
Кацусика Хокусай
(по мотивам)
Katsushika Hokusai
(after)
Поэт: Номити Кисандзи
Эта не самая чарующая взор композиция содержит несколько уровней смысла.
Прежде всего, персонажи похожи на трех из Семи богов счастья и удачи. Левый держит табачный кисет так, что он напоминает колотушку бога богатства Дайкоку. Затейливо замотанная голова также напоминает Дайкоку в специфической его шапочке. На голове правого персонажа вместо шапочки покоится веер с нарисованной на нем рыбой фугу – это нередкий атрибут бога Эбису, покровителя рыбаков и торговцев. Соответственно, между ними может быть богиня Бэнтэн из этой же семерки богов. Собственно, об этом и говорится в стихотворении, написанном в верхней части, где перечислены все эти имена. Поэтому в некоторых музеях, где хранятся экземпляры этой гравюры, ей дали название “Весенний день в храме Эбису” или “Весенняя прогулка в храм Эбису”. Это не то чтобы неверно, но довольно приблизительно.
III-12
Изображенные фигуры не столько являются богами, сколько изображают их, дурачась. Их физиономии, а главное – атрибуты имитируют иконографию Дайкоку и Эбису вместо того, чтобы ее точно воспроизводить. У женщины же вообще нет аксессуаров, принадлежащих Бэнтэн, – таковою она может быть названа лишь по ассоциативной смежности.
Далее, персонажи эти не гуляют на природе, а находятся в интерьере на фоне ширмы с изображением горы Фудзи. Иными словами, это визуальная мистификация, когда горожане развлекались, играя в живые картины при участии гейш. Судя по обилию шпилек в прическе, дама вполне может быть гейшей.
Но едва ли не самое интересное в этом суримоно – не графическая композиция, а стихотворение. Точнее, даже не само оно, довольно невыразительное, а то, что оно очень похоже на стихотворение с другого суримоно, описанного выше (художник Тоёхиро). Его автор – загадочный Номити Кисандзи, известный по трем-четырем суримоно, большей частью копиям конца XIX века.
Поэты шуточных игривых кёка нередко писали варианты стихотворений, различавшиеся двумя-тремя словами. Но заказывать на каждый вариант отдельное суримоно было довольно странно и нетипично. Да и дорого.
Еще более странным выглядит то, что одну картинку заказали среднему Тоёхиро, а другую – великому Хокусаю, уже тогда находившемуся в расцвете славы и мастерства. Зачем – неясно. Может быть, подпись Хокусая фальшивая. Весьма возможно, если учесть, что все известные экземпляры этого суримоно – перегравировки конца XIX века.
В продолжение странностей: прообраз этой картинки находится в Музее Университета штата Индиана[193]. Там она имеет несколько иную композицию, вытянутую по горизонтали. Понятно, что те, кто перерисовывал ее в конце XIX века для скупавших суримоно иностранцев, сделали формат, соответствующий почти квадратному сикиси, наиболее популярному для этого жанра. Кроме того, в старой картинке у правого персонажа в самом низу композиции нарисована большая рыба таи (морской окунь) – самая популярная иконографическая черта бога Эбису. При этом на веере у него есть только листья ириса, но ничего похожего на рыбу фугу, которую (в довольно худосочном виде) изобразили в перегравировке.
III-12А
Кацусика Хокусай
Три фигуры перед расписной ширмой. Национальный музей, Токио.
Katsushika Hokusai
Three Persons in front of the Screen. Surimono. Shikishiban. National Museum, Tokyo.
Но самое интересное – это текст. Точнее, не сам текст, дословно совпадающий с тем, что на фальшаке конца XIX века, а подпись. Автором стихотворения там значится Цуру-но Сатодзуми (鶴里住 – Живущий в Деревне Журавль). Чей это псевдоним, неясно; он нигде больше не фигурирует. Неясно и зачем в копиях конца XIX века понадобилось менять его имя на Кисандзи. Он мог бы быть некоей фигурой из окружения копировщиков, но недавно его имя обнаружилось на одном суримоно 1804 года, в альбоме, принадлежавшем в свое время Каванабэ Кёсаю и хранящемся в Британском музее. И хотя его идентификация с известным литератором Хосэйдо Кисандзи сомнительна (тот иначе подписывал свои стихи), похоже, что Номити Кисандзи все-таки существовал в начале XIX века. Будем надеяться, что при идущей в наши дни оцифровке фондов западных и японских музеев и увеличивающейся онлайн-доступности баз данных можно будет полнее выявить имена поэтов, заказывавших Хокусаю суримоно, и проследить, сколько таких имен (включая сомнительных “хокусаев”) было использовано предприимчивыми японскими дилерами, желавшими удовлетворить растущий спрос на старинные картинки.
13
Деревянная обувь (комагэта)
Wooden Footwear (Komageta) 駒下駄
Суримоно, сикисибан
Из серии суримоно “Цикл гравюр, посвященный лошадям”. 1822
From surimono series “Series of Woodcuts Dedicated to Horses” (馬盡 “Umazukushi”)
Цветная ксилография, серебрение, тиснение, позолота
Подпись: Фусэнкё Иицу хицу 不染居為一筆 (“Кисти Иицу из Некрасящей
