От изумления я не находила слов. Ричард, которого я считала таким практичным, полным здравого смысла, вдруг необдуманно женился! Трудно было поверить в это.
Он понял, что я чувствую.
— Вижу, тебе трудно понять. Полагаю, виновато время. Мы все были так ошеломлены… — И ты уже больше не ошеломлен? Он кивнул головой:
— Скоро я понял, какую сделал глупость.
Он замолчал, и вдруг послышался сигнал воздушной тревоги, вначале тихий, затем все громче и громче.
Он не обратил на него внимания. В конце концов, мы все привыкли слышать эти частые завывания.
Я спросила:
— И где твоя жена?
— Повторяю: не имею ни малейшего представления.
— Вы не видитесь друг с другом?
И тут мы вскочили, потому что звук падающей бомбы пронзил воздух.
— Недалеко отсюда, — прокомментировал Ричард. — Надеюсь, они не полетят в нашу сторону… Я считаю, что она так же хочет быть свободной от нашего брака, как и я.
— Значит, развод?
— Вероятно. Таких, как мы, много. В военное время мы поспешно женимся, а затем начинаем думать, как развестись.
Взорвалась еще одна бомба, послышался шум рушащегося здания.
— Очень близко, — сказал Ричард. — Нам лучше выйти отсюда.
Я поднялась и приготовилась спуститься в подвал, который служил бомбоубежищем для жильцов дома. Взяла пальто и сумку и пошла к двери, но дойти до нее не успела. Пол подо мной качнулся, и я словно провалилась куда-то. Сознание покинуло меня.
Очнулась я в незнакомой комнате, увидела белые стены, ряд кроватей и поняла, что нахожусь в больнице.
Ричард… Где Ричард? Мы ведь были вместе, когда это произошло…
Девушка в форме медсестры встала возле моей кровати.
— Привет, — сказала она. — Чувствуете себя хорошо?
— Где я?
— В больнице святого Томаса.
— В больнице?
— Точно. Жуткое потрясение, не так ли?
— Нас бомбили…
— И вас и других. Плохая ночь.
— Мой друг?
— Он здесь, но ему повезло меньше, чем вам.
— Могу я увидеть его?
— Увидите, когда сможете встать. А сейчас вам нужен сон.
— Который час?
Она посмотрела на часы:
— Ровно два.
— Ночи?
— Дня, дорогая.
— Значит, я все это время…
— А сейчас вам нужно отдохнуть.
— Но я должна знать… — С вами все в порядке. Вам повезло.
Я почувствовала себя уставшей и подавленной. Думать ни о чем не хотелось.
Когда я проснулась вновь, у моей кровати сидели родители.
— Она просыпается, — услышала я мамин голос. — Виолетта, дорогая! Все в порядке. Мы здесь, рядом. Отец, я и Дорабелла. Мы сразу же пришли, как только узнали.
— Это была бомба, — сказала я.
Мама держала мою руку, а отец сидел с другой стороны кровати. И Дорабелла была здесь.
Я слишком устала, чтобы думать о чем-то, но на душе стало спокойнее.
На следующий день я почувствовала себя гораздо лучше. Мама сказала, что я находилась в школе. Бомба разрушила соседний дом, и мы пострадали от взрывной волны.
А еще через день мне разрешили выписаться. Перед уходом я зашла к Ричарду. На лице у него были ссадины, и он потерял довольно много крови из-за раны в ноге, но кости были целы, и врачи сказали, что через неделю его выпишут, хотя, конечно, ногу надо будет продолжать лечить.
Мама пригласила Ричарда приехать в Кэддингтон, когда он будет достаточно хорошо себя чувствовать.
Как замечательно было снова оказаться дома. Меня радостно встретили Тристан и нянюшка Крэбтри, которая нежно обняла меня и сердито пробормотала что-то по поводу «этого Гитлера». Со слезами на глазах она смотрела на меня.
— Я всегда была против этой работы в министерстве. Хорошо, что ты дома. Здесь мы тебя подкормим, ты у нас растолстеешь.
Лечение, по понятию нянюшки, притом лечение от всех болезней, состояло в хорошей и обильной пище.
То были дни, полные лени. Раз или два мне приснилось, будто я снова в квартире, снова слышу взрывы бомб и снова лечу куда-то в пропасть. Думается, память сохранит случившееся навсегда.
Я много думала о том, что так откровенно рассказал мне Ричард. Трудно было представить, чтобы он мог неудачно жениться. Он всегда казался таким практичным и расчетливым…
Видно, очень уж хороша была эта Анна. Леди Анна! Возможно, его привлек титул. Такой распрекрасный, такой обольстительный… бедный Ричард, оказалось, что ему не везет в любви. Я вдруг подумала, что ни один человек не может по-настоящему знать другого.
Итак, Ричард женился. Наверное, он серьезно занят разводом, если еще раз сделал мне предложение. Мне было жаль его. Очевидно, ему не очень хотелось, чтобы знали о его, неудачном браке. Люди такого типа ненавидят, когда их считают в чем-то неудачниками. Потому он держал свой брак в тайне. В конце недели в Кэддингтон приехала Дорабелла, и мы очень мило провели два дня. Но я видела, что моим родителям приходится не сладко. Им не нравилось, когда одна из их драгоценных дочерей попадала в тяжелое положение, и на этот раз я вызывала их страхи.
Ричард вышел из больницы и получил недельный отпуск. Половину его он провел у нас, половину со своей семьей в Лондоне.
Я хорошо помню тот летний день — шестое июня 1944 года.
Мы жили в ожидании великих событий и ждали сообщений по радио.
И радио заговорило:
«Под командованием генерала Эйзенхауэра союзные военно-морские силы, поддерживаемые авиацией, начали высадку десанта союзных армий на северном берегу Франции…»
Началась битва на континенте.
Ни о чем другом мы не говорили. Ричард присоединился к своему полку, хотя и не был вполне здоров. А на следующей неделе я была в Лондоне и приступила к работе в министерстве.
Все было пронизано эйфорией. Люди постоянно обсуждали десант, и говорили, что это начало конца. Мы выходили из мрака, который длился пять лет, скоро жизнь станет такой, как была.
Правда, премьер-министр выступил против излишнего оптимизма. Мы прекрасно начали, но впереди много работы. С нетерпением все ждали сообщений с фронта. Союзные войска заняли несколько французских портов.
Хотя я с удовольствием провела время дома, мне очень хотелось опять увидеть моих подруг по работе.
Мэри Грейс приходила ко мне и рассказывала, как они там. В общем-то, ничего не изменилось, лишь Мэриан стала более раскованной и жизнерадостной. Удивляет, что такая незначительная вещь так глубоко действовала на нее. Но мелочи зависят от того, какое значение им придают люди.
Я должна была вернуться в Лондон в воскресенье вечером, а в пятницу мы услышали о новом оружии, использованном против нас. Так называемое «секретное оружие Гитлера». Мы назвали его «последним отчаянным броском». В ночь на пятнадцатое первая ракета перелетела через пролив и устремилась к Лондону. Взрыв ее причинил мало вреда, и ясно было, что это оружие никак, не могло изменить ход войны. Официально ракеты называли «летающими снарядами», но люди скоро придумали им свое название: «жужжалки», потому что их можно было услышать издалека. Если двигатель работал громко, значит, они были над нами, а если умолкал, то грозила непосредственная опасность, что эта штука падает. Скоро мы хорошо познакомились с ними. Да, это мешало, но никак не снижало общего подъема и не уменьшало нашей веры в то, что победа близка.
