Наконец, мы вышли обратно к скалам. Этьен остановился и обнял меня за талию, прижал к себе. Я обвила руками его сильную шею и шепнула:
– О, Этьен!
– Любишь меня? – серьезно спросил он.
Я смутилась и, опустив ресницы, шепнула:
– Да.
Он без слов потянулся к моим губам, но я отпрянула:
– Разве ты не боишься снова ослепнуть?
Этьен замер:
– Ослепнуть?
– Как той ночью. Ты разве не помнишь этого? Ой, ты, наверное, потерял память из-за демона в озере? – обеспокоилась я.
Этьен ничего не ответил, но посмотрел странно. Где-то впереди треснула ветка, и покатились камни. Я прильнула к широкой груди парня. Базиль возвращается? Или там дикий зверь? Из-за камней забрезжил размытый свет факела. Точно не Базиль! Я в страхе обернулась на Этьена, но его ладонь тут же зажала мне рот, и я ощутила сквозь куртку острие кинжала у ребер.
– Ни звука, Абели Мадлен, иначе я тебя прирежу! – злобно прошипел Этьен. – Надоела ты мне, хуже старой клячи. Давай-ка, иди вперед.
Я замычала возмущенно. Клинок обжег мне кожу, и я вся сжалась, охнув от боли. Свет факелов вспыхнул ярко, ослепив на мгновение. Проморгавшись, я увидела перед собой королевских гвардейцев во главе с де Моле.
* * *
В сердце кольнуло, а душа заныла. Эту муку не сравнить было с жжением неглубокой раны там, где прилипла к рубашке кожа, рассеченная кинжалом. Как?! Как он мог? В груди стало пусто и холодно. Но секунду спустя меня охватила ярость. Убьют? И ладно, и хорошо. Ненавижу! Не прощу! Предатель! Я попыталась куснуть его за палец, однако сильнее надавив ладонью на мои губы, Этьен с усмешкой заметил:
– Ну-ну, дикарка, зачем же кусать любимого? – и поторопил де Моле тоном треклятого мсьё Годфруа. – Давайте скорее! Что вы тащитесь, как беременные ослицы?
Меня как громом ударило от осознания – да это же не Этьен вовсе! С настоящим что-то сделал его отец-чернокнижник… Вселился в тело? О, Боже! Разве это возможно? Я содрогнулась. А где же душа Этьена? Уж не демону ли, расплывшемуся черным пятном в озере, отдал ее лекарь?
На суровом лице де Моле скользнуло знакомое раздражение, а в глазах гвардейцев – опаска, смешанная с любопытством. Дюжина мужланов, выставив пики и шпаги, надвигались на меня, готовые при случае разорвать на куски.
– Не обманул, старый черт, – прорычал де Моле.
– С чего бы мне обманывать? – жестко ответил Этьен. – Скорее забирайте девку, пока не опомнилась.
«Ах, ты подлец! – вскипела я. – Но правда, чего это я застыла?!» Я ударила со всех сил каблуком по голени фальшивого Этьена. Тот взвыл и отпустил меня. Я отпрыгнула в сторону и заорала во все легкие:
– На помощь! Сюда! На помощь!
Огонь! Где мой красный огонь?! Я попыталась сосредоточиться, но у меня ничего не вышло. В долю секунды множество рук завертели меня, скрутили веревками так, что ни пошевелиться, ни вдохнуть толком не получалось – веревочная петля перетянула горло, во рту до самой глотки иссушил нёбо кляп из шерстяной тряпки. От удушья пот выступил на моем лбу, и в ушах застучало.
– Глаза ей завяжите, – распорядился лекарь, – чтоб колдовать несподручно было.
Кто-то набросил мне на глаза темную ткань и затянул на затылке, спутав узел с волосами. Хотелось потерять сознание, лишь бы не слышать грубой брани в мой адрес и самодовольных восклицаний охотников на ведьм. От того, что они предлагали сделать со мной, кровь стыла в жилах и пробивала крупная дрожь.
Словно добычу, меня закинули на коня. Кто-то взгромоздился в седло рядом. И началась бешеная скачка по ухабам и камням, от которой у меня сдавливало живот и до дурноты сотрясались внутренности. Согнутая пополам, я болталась вниз головой у пропахшего потом крупа жеребца и чьих-то смердящих сапог в стременах. Кровь пульсировала и билась в висках и затылке. Я задыхалась, моля Бога о чуде. Увы, из-за охватившего меня страха ни одну молитву не смогла дочитать до конца – слишком путались мысли. Вот и все: спасла род, Этьена, себя…
Наконец, топот копыт прекратился. И меня, как мешок с отходами, грубо сбросили на брусчатку. Из моей груди вырвался стон. Похоже, живой я им больше не нужна… Потащили куда-то.
«Помилуй меня, Господи, прости все грехи вольные и невольные… Скоро душа моя вернется в Царствие Твое, если ты не отправишь меня за содеянное в ад и чистилище. Но ведь знаешь ты, Отче, что никому я зла не желала, и если делала что-то не по Твоему закону, то больше по глупости и неразумению. Аминь. – Хотелось вдобавок взвыть во весь голос: – Прости меня, Господи! Помилуй!»
Там, куда принесли меня похитители, пахло не разнотравьем и хвоей, а помоями, сырой соломой и воском. Неподалеку трещал большой огонь: камин, очаг, костер? Впрочем, какая разница? Тело затекло и онемело. Я уже начала хрипеть от недостатка воздуха. Пятна поплыли перед глазами. Сквозь дурнотную муть в голове доносился лязг металлических доспехов, оружия и звон шпор. Тяжелые, шаркающие шаги раздались рядом.
– Эта, что ли, ваша ведьма? – раздался мерзкий хохот, и кто-то пнул меня острым носком сапога в живот.
Я дернулась от боли, и жесткая веревка снова врезалась в горло. Наверное, до пыток я не доживу.
– Да это же совсем девчонка! – пренебрежительно продолжил неизвестный. – А столько ужасов рассказывали… Хе-хе, вояки…
Де Моле негодующе парировал:
– А вы развяжите ее, мэтр Капотэ, развяжите. Вот тогда и узнаете, где веселье.
– Ладно-ладно, не пугайте меня! – важно хрюкнул незнакомец. – Я уже вызвал кюре с братом Лоренцо из Нантуанского аббатства. Тот опытный инквизитор и экзорцист – целую дюжину ведьм извел, да из бесноватых дьявола изгонял не раз, – невидимый мэтр Капотэ хвастал так, словно сам заправлял пыточной.
– Вот и займитесь, – буркнул мсьё Годфруа. – Мне нужно только взять пинту ее крови. Потом делайте с ней, что хотите.
«О, Дева Заступница! – закатила я под повязкой глаза. – Накажи его! За все накажи! Заклинаю!»
– Зачем вам ее кровь, мсьё? – ехидно поинтересовался незнакомец. Такой мерзкий голос подошел бы рыжему толстяку с сальными волосами вокруг плеши и висячими бородавками на дряблых щеках. – Уж не собираетесь ли и вы заняться колдовством, мсьё Годфруа?
Де Моле фыркнул, а лекарь понизил голос, словно сообщал страшную тайну:
– Проклятая ведьма наслала болезнь на нашего наисветлейшего короля. Только ее кровью, освященной архиепископом или самим Папой, и получится снять заговор. Надеюсь, вы понимаете, что я доверил вам государственный секрет?
Мэтр Капотэ нервно, мелко похрюкивая, хихикнул и тут же пробормотал:
– Безусловно, дорогой мсьё Годфруа, безусловно.
– Храните его свято. Иначе де Моле придется вас убить. – Удовлетворившись реакцией и выдержав паузу, лекарь продолжил: – Девица сия решила посвятить себя нечистому, имейте в виду. Так что от вас, господа, требуется небывалая решимость и твердость духа, чтобы искоренить дьявольщину на корню.
– Разве бывают ведьмы девицами? – недоверчиво крякнул незнакомец. – Разве они не…
– Вот и позаботьтесь, мэтр Капотэ, чтобы она «не». И чтобы живой не ушла. Иначе опять возьмется за старое и начнет вредить добрым людям Савойи и Его наихристианнейшему Величеству Виктору Амадею Второму. На вас большая ответственность, – тихо, но жестко произнес мсьё Годфруа.
– Ни от меня, ни от брата Лоренцо еще ни одна ведьма не спаслась, – кичливо вымолвил мэтр Капотэ.
– Я прослежу, – с рыком добавил де Моле. – А с парнем вашим что делать будем?
Сразу ответа не последовало. Я из последних сил старалась не отключиться, чтобы услышать, что скажет окаянный чернокнижник. Молчание лекаря длилось вечность. Наконец он процедил:
– Отправьте его в казематы. Коль скоро ваш брат Лоренцо экзорцист, пусть покажет мастерство и изгонит из него дьявола. Не жалейте тело, спасите душу.
Де Моле кашлянул:
– Разве мальчишка вам не сын?..
– Однажды предавший предаст снова, – негромкая речь мсьё Годфруа была пропитана ядом ненависти. – Враг церкви нашей и Господа – мой личный враг.
– Какая безграничная вера! Преклоняюсь перед вами, сударь, – фальшиво пропел мэтр Капотэ.
– Решение ваше, – буркнул де Моле и прикрикнул на кого-то: – Эй, чего стоите? Пленника – в камеру.
Не желая верить в реальность происходящего, я слушала, как что-то тяжелое и безжизненное влачат по каменным плитам. Уронили. Мне показалось или это был стон? Хриплый, больше похожий на вой умирающего зверя… Ужас впился мертвенными пальцами под лопатки, проник внутрь и сжал сердце в ледяных тисках. Если бы не кляп и удавка, я бы вскричала дико. Ведь то был Этьен! Настоящий Этьен! Или то, что от него осталось…
* * *
– Приступим, – сказал лекарь. – Жизнь короля на кону. Незачем время терять.
Меня подняли и переложили на скамью или стол. Петлю на шее ослабили немного, но тут же толстыми ремнями прикрутили все тело намертво к плотно сбитым доскам, лишь высвободили зачем-то одну руку. Послышался треск разрезаемой ткани на рукаве, и до моей кожи дотронулись мягкие, знакомые пальцы лекаря. Щетка усов коснулась моего уха.
