литовскими литераторами, оказавшимися в России, начали бывать в Клубе Союза писателей. Вскоре всем нам должны были выдать членские билеты.
Эти прозаические события имели большое значение. Они ввели нас в большую семью советских писателей. Наши писатели стали активно действовать не только среди литовцев — постепенно они включились во всесоюзную деятельность, начали публиковаться в московских газетах и журналах, издавали коллективные сборники и индивидуальные книги не только на литовском, но и на русском языке. В то трудное время это подстегивало больше и лучше работать, служило доказательством, что и наша работа — оружие в борьбе свободных народов.
Еще только началось издание литовских книг. Из-за занятости типографии «Искра революции», имевшей литовский шрифт, из-за нехватки наборщиков, бумаги были изданы только оригинальные и переводные «Боевые песни», в подготовку которых больше всего труда вложил Людас Гира. Мы составили коллективный сборник всех живущих в эвакуации поэтов «Живая Литва». Усилиями находившихся в дивизии Марцинкявичюса, Гиры, Цвирки и Драздаускаса было выпущено литературное приложение газеты «Тевине шаукя» — «Пяргале» («Победа»). Вышли два номера приложения. Первый появился 1 мая 1942 года. Хотя издание было небольшое, всего восемь страниц среднего формата, оно сыграло видную роль в нашей литературной жизни. Это была первая попытка за войну представить в одном издании все писательские силы. Из приложения вырос альманах, а потом журнал «Пяргале», по сей день играющий решающую роль в развитии нашей литературы.
В Москве мы проводили много литературных вечеров, продолжая традиции Пензы и Балахны. Сейчас, листая документы того времени, я обнаружил программы таких вечеров. Вот накануне 1 мая 1942 года по радио был организован литературный вечер для Литвы, в котором участвовали Корсакас, Шимкус, Межелайтис и я. По случаю Первомая я выступил с докладом в Союзе писателей на тему «Литовская литература в борьбе против немецких захватчиков». 9 мая в Клубе Союза писателей был устроен вечер литовской литературы и песни, в котором прозвучали произведения Майрониса, Креве, Янониса, Гиры, Нерис, Шимкуса, Балтушиса, Корсакаса, Межелайтиса и мои, переведенные на русский язык. Народные песни пела Сташкевичюте. О вечере сообщала московская печать, о нем упомянули Всесоюзное радио и ТАСС, о нем дали сообщение для заграницы. 24 мая на русском языке для всего Советского Союза читали стихи Гиры, Корсакаса и мои, передавали литовские народные песни в исполнении Сташкевичюте… Первые шаги нашей литературы и песни на всесоюзной арене… Полагаю, что это достойно упоминания.
В Москву приезжало все больше и больше литовцев, и вместе с тем расширялась и крепла вся наша работа. Уже 26 апреля состоялся первый митинг представителей литовского народа. В нем участвовали не только литовцы, живущие в Москве, но и представители других городов Советского Союза, а также воины Литовской дивизии. Участвовал даже один партизан. Все мы горячо верили, что слова участников митинга услышат и наши братья по ту сторону огненной стены. Для этого митинг передавали по радио.
Прочувствованно, как и всегда, произнес вступительное слово Ю. Палецкис. Призывая литовцев не поддаваться гитлеровской пропаганде и всеми возможными способами сражаться за свободу родной земли, выступали на митинге генерал В. Виткаускас и партизан Вайткус, профессор Й. Крищюнас{127} и Ю. Жюгжда, медсестра нашей дивизии К. Лажаускайте, Ф. Беляускас{128}, Л. Гира и К. Прейкшас. По предложению М. Гедвиласа участники митинга приняли обращение к населению оккупированной Литвы:
«Братья и сестры! Все, кого заботит судьба Литвы, литовской нации и ее будущее! Вставайте на священную войну против гитлеровских оккупантов! Укрепляйте единый антигитлеровский фронт литовской нации, укрепляйте комитеты по борьбе против оккупантов. Сейчас и в будущем Родина будет оценивать каждого патриота по тому, как он сражался против фашистских оккупантов».
Была прочитана приветственная телеграмма в адрес Литовского народа, борющегося против оккупантов, полученная от литовских организаций из США.
Надо ли упоминать, что выступления участников митинга были горячими, взволнованными, что каждый оратор перед микрофоном, каждый участник митинга видел воочию перед собой истекающую кровью Литву, своих друзей и знакомых, не успевших эвакуироваться… Может быть, они слышали наши голоса из Москвы… (Как мы узнали впоследствии, в порабощенной Литве многие слушали тогда московское радио, хоть за это и грозила смерть. Наши слова, горячие голоса наших сердец сильно действовали на лучших представителей порабощенной Литвы и, без сомнения, помогли им организоваться и принять участие в невиданно тяжелой и героической борьбе.)
Второй такой митинг состоялся в конце 1942 года.
Весной я снова находился в дивизии. На этот раз работал лектором — прочитал для многих воинских подразделений лекцию «Германская оккупация в Литве в 1914—1918 гг.», на основе которой позднее издал книжку «Под сапогом Людендорфа». Корсакас выступал перед воинами с лекцией «Традиции борьбы против немецких захватчиков в литовской литературе». Дивизия по-прежнему находилась в тех же местах — в Балахне, в Правдинске, в Городце, где когда-то умер Александр Невский.
В Москве снова, хотя и нерегулярно, стала выходить «Тиеса», и вскоре мы уже выступали в ней со своими новыми произведениями.
Летом 1942 года в производстве находилось несколько литовских книг. Готовился сборник рассказов «Партизан Даура», был переведен и подготовлен к печати «Маргерис» Креве (он был издан только на литовском языке). В «Известиях» появилась статья Корсакаса о литовской литературе в военное время. «Правда» и «Литература и искусство» напечатали переводы двух моих стихотворений. Я упоминаю здесь о них потому, что это, кажется, были первые литовские стихи, в военное время появившиеся во всесоюзной печати.
Среди нас все еще не было Саломеи — она по-прежнему жила в далекой Башкирии. Но уже 23 марта из Алма-Аты в Москву переехал Пятрас Цвирка. Я написал на следующий день Марии Цвиркене:
«Вчера мы дождались в Москве Пятраса. Это было для всех нас сюрпризом, хотя его приезда ждали давно. Думаю, что ему здесь будет неплохо, как и другим друзьям. Главное — в Москве настроение лучше, чем где-нибудь в далекой провинции, без связи с товарищами. У нас тут довольно много работы, но мы можем сходить в театр и т. п. Иногда охватывает тоска по своим и Литве. Но что поделаешь — так уж есть. Придется как следует побороться, чтобы снова оказаться там».
А Пятрас в эти дни в своем письме жене так охарактеризовал Москву:
